Сумерки - Глуховский Дмитрий Алексеевич. Страница 30
Увиденный мною слева текст я привожу целиком.
«Во время проведения ритуалов, связанных с человеческими жертвоприношениями, жрецу помогали четверо пожилых мужчин, которых, в честь богов дождя, называли Чаками. Каждый из этих „Чаков“ держал руки и ноги жертвы, помещённой на особый алтарь, в то время как её грудь вскрывалась ещё одним человеком, который носил титул Наком (титул военного вождя). Другим служителем культа был Чилам, своего рода шаман-духовидец, который, находясь в состоянии транса, получал „послания“ от богов. Его пророчества обычно интерпретировались собраниями жрецов.
Для человеческих жертвоприношений использовали пленников и рабов, но чаще всего в жертву приносили детей (незаконнорожденных или сирот, которых специально покупали для этой цели). Обряды принесения в жертву именно людей, а не животных, прочно установились на Юкатане вместе с господством воинственного племени тольтеков. Для важных церемоний использовались жертвенники, размещённые на культовых сооружениях – чаще всего храмовых пирамидах.
Проведение всех ритуалов жестко определялось календарём, и, прежде всего – календарём 260-дневного цикла. Ритуальные священнодействия были насыщены символическим смыслом. В них, например, очень часто фигурировали цифры 4, 9, 13 и указания на цвета, связанные со сторонами света. Нет сомнений в том, что важнейшие ритуалы были приурочены к наступлению нового года».
Далее автор переходил к рассуждениям о тонкостях соответствий между двумя принятыми у древних майя календарными системами. Тут я быстро увяз, поскольку читать дальше у меня не было никаких сил: в предыдущих трёх абзацах я увидел нечто такое, что полностью парализовало мою способность разбираться в тексте и вдумываться в него.
Лаконично набросанный Ягониэлем обряд жертвоприношения полностью совпадал с тем, который я видел в своих кошмарах. Мои мысли бешено закрутились. Мог ли я наткнуться на описание этого страшного ритуала ещё до того, как ко мне попал дневник конкистадора? Быть может, ужасающая, но чем-то притягательная картина оставалась в моей памяти с тех пор, как я ещё ребёнком прочёл какую-нибудь приключенческую повесть об исследовании Южной Америки? Разум заставил меня забыть её тогда; она провалилась в тёмный подпол подсознания и лишь теперь выкарабкалась наверх по верёвочной лестнице, которую ей скинул мой конкистадор... Но разве можно окончательно позабыть нечто, до такой степени напугавшее тебя в детстве?
Было в этих трёх абзацах и ещё кое-что. «...которых, в честь богов дождя, называли Чаками...». Где мне встречалось это имя? Не было ли что-то связано с ним во второй главе дневника? Я вскочил с софы и кинулся в комнату, где на столе лежала стопочка моих переводов. Нужное слово оказалось в самом конце: это был неуклюже переданный мной рисунок сказочного уродца, под которым латинскими буквами значилось «Chac».
Я заново перечитал всю главу, и, словно тропический ливень, повелителем которого являлось это божество, меня захлестнуло понимание того, что со мной происходит нечто необъяснимое и зловещее. Все детали истории казались мне теперь взаимосвязанными: и один, преждевременный, дождь, хлынувший на передовой отряд конкистадоров, в то самое время, как их товарищей постигла страшная и неизвестная судьба; и другой, припозднившийся, ледяной, который посадил меня под домашний арест, и жертвоприношения, увиденные мною во сне. Я больше не смел сомневаться, что за всем этим стоит некий скрытый смысл, пока остававшийся для меня недоступным.
Искушению я смог сопротивляться ещё только пару дней. Стоило мне почувствовать себя получше, как я плюнул на все логические и суеверные построения, оделся потеплее, вооружился зонтом и отправился в свою контору. Настроен я был решительней некуда: или выбью из мнительного клерка адрес и телефон заказчика, или пусть он готовится к объяснениям со следователями.
Однако схватка не состоялась. Бюро оказалось закрыто, и мне потребовалось добрых пять минут, чтобы поверить в то, что я увидел. Окна были мертвы и уже покрылись тонким слоем пыли и грязи. Пыль лежала и на дверном звонке. Замок и ручку двери обвивала проволочка с пластиковой пломбой, а дверь по периметру была обклеена обтрёпанными уже бумажками с надписью «Опечатано» и синим штампом Московского уголовного розыска.