Сумерки - Глуховский Дмитрий Алексеевич. Страница 69

Завтра же, прямо с утра верну последнюю переведённую главу в бюро, думал я, отхлебнув сухого белого, и с аппетитом уплетая спагетти карбонара. Следующей у них всё равно не окажется, да пусть даже и будет, у меня хватит сил отказаться от неё. А потом обзвоню университетских приятелей – выясню, не поздно ли ещё напроситься к кому-нибудь в гости.

На ночь я около получаса читал при свете зелёной настольной лампы «Мумми Тролль и Шляпа Волшебника», а потом меня накрыл лёгкий и тёплый, как хорошо взбитое пуховое одеяло, рождественский сон.

Это был чудесный спокойный вечер.

Всё началось с «Олимпии». Безупречный немецкий механизм, прослуживший трём поколениям нашей семьи с сорок девятого года без единого нарекания, (профилактические смазки машинным маслом и замена износившихся лент не в счёт) вдруг отказался работать. Так что с самого утра мне пришлось тащить этого пятнадцатикилограммового монстра в единственную чудом остававшуюся открытой мастерскую, где мне обещали его починить в ближайшие дни – избегая называть конкретные сроки. На её поиски я убил добрую половину дня, а после прочих событий уже и речи не шло о том, чтобы отмечать Новый год с друзьями.

Зато за «Олимпию» я был спокоен. Хозяин мастерской, милый старичок в засаленном синем халате, был так обходителен и со мной, и с печатной машинкой, что на ум сразу приходило определение «техническая интеллигенция». Он ласково погладил клавиши, прислушался к мягкому стрёкоту отъезжающей каретки, и я ждал уже, что он вот-вот достанет стетоскоп и скажет «Олимпии»: «Нуте-с, рассказывайте, что с вами приключилось».

Вместо этого он заверил меня, что ничего страшного с «малышкой» не произошло, но повозиться с ней всё же придётся, «И к тому же, сами понимаете, праздники…», поэтому раньше третьего числа звонить смысла не имеет. Запрошенная им цена была довольно внушительна, но спорить в моём положении было просто глупо: сдавать рукописный перевод я не мог, и потом, машинку всё равно надо было чинить. Когда мы обо всём условились, он предложил мне светскую беседу – вроде той сигары, которую финансовые тузы непременно выкуривают в кино, чтобы скрепить достигнутые договорённости.

– Как трясло-то, а? У меня половина посуды с полок слетела… И штукатурка прямо пластами отваливалась. У соседа сверху инфаркт случился, не поверите, а ведь он моего возраста… Мне самому пришлось валидол глотать.

– У меня тоже после этого такой бедлам был, полдня убирался.

– Скажите, – спросил он вдруг, неловко улыбаясь. – А вы в конец света верите?

Я хотел, было, утвердительно кивнуть, но почему-то передумал, и только неопределённо пожал плечами, выжидающе глядя на мастера.

– Читал я где-то в газете, будто какие-то индейцы предсказали… Инки, что ли? Или ацтеки? – он не поднимал на меня глаз, перебирая эти заведомо неверные ответы, словно подталкивая меня к тому, чтобы я поправил его.

– Ничего такого не слышал, – покачал головой я. – А потом, знаете, в газетах каждый год про конец света пишут. К двухтысячному, помните, сколько было заметок? Ничего, держимся, – я осторожно улыбнулся.

– Майя! Вот кто это был. Майя! Неужели и вправду ничего не слыхали? – он наконец поднял взгляд и вперился в меня так пронзительно, что мне стало зябко.

– Ей-богу, от вас впервые слышу. С наступающим вас! Я побегу, у меня ещё дел много, детям подарки купить надо, – уже через плечо врал я, поднимаясь по лестнице из подвальчика, где размещалась мастерская.

– Майя, точно майя, – хлопнувшая железная дверь оборвала его бормотание, и я с облегчением вздохнул.

Дорога домой предстояла неблизкая, и прежде чем спуститься в подземку, я подошёл к стенду с газетами. Почти все издания пестрели фотографиями из Ирана или снимками раненых, сделанными в московских больницах, причём большинство из них были цветными, отчего весь стенд напоминал огромный тропический цветок – из тех, что источают запах гниющего мяса, чтобы привлечь мух. И ровно в центре этого макабрического бутона красовалась «Независимая газета» с пришпиленным сверху сборником кроссвордов «От тёщи».

Заголовок «Независимой», набранный огромными буквами, было невозможно проглядеть: «МАЙЯ ВСЕГДА НАБЛЮДАЮТ ЗА НАМИ».

Гам толпы стих, заглушённый грохотом биения моего сердца. Я прислонился спиной к столбу и умоляюще посмотрел на небо, но сегодня его заволокли плотные лохматые облака, через которые сверху меня не было видно. Когда я набрался духу и снова взглянул на прилавок, зловещая газета всё ещё покоилась на своём месте.

Решившись, я подошёл к продавцу и попросил «Независимую». Он посмотрел на меня немного удивлённо, – хотя, быть может, мне это только показалось, – и, повинуясь мгновенной вспышке стыда, как подросток, в первый раз покупающий презерватив, я заодно набрал множество других изданий, надеясь, что единственно нужное мне потонет среди них, а не будет, вызывая усмешки, маячить на самом видном месте.

Раскрыл я её, только усевшись поудобнее на изрезанном дермантиновом диване в вагоне, и удостоверившись, что никто из моих соседей не проявляет ко мне чрезмерного любопытства.

До чего же я сделался смешон и жалок, изгрызенный, словно секвойя жучком-древоточцем, своей индейской шизофренией! Статья называлась «Майя Плисецкая и КГБ: Я знала, что они всегда наблюдают за нами».

Вёрстка была сделана так, что злополучный сборник кроссвордов скрывал половину заголовка и фото великой балерины. На всякий случай, я тщательно изучил каждое предложение: о пирамидах, жрецах и конкистадорах там, разумеется, не было ни слова. Просто отрывок готовящихся к публикации воспоминаний Плисецкой, посвящённый её отношениям с Ростроповичем и госбезопасностью в тот период, когда звёздная пара только начала выезжать на зарубежные гастроли.

Успокоенный и одновременно разочарованный, я принялся перелистывать остальные газеты. Среди бесчисленных репортажей с мест землетрясений из России, Европы и с Ближнего Востока, обескураженных комментариев сейсмологов, печатных гипнотических сеансов различных министров и мэров, пытающихся успокоить население, и актуальных толкований катренов Нострадамуса, я наткнулся на пару заметок, авторы которых словно свалились с Марса и вовсе не были встревожены последними событиями.