Король-олень - Брэдли Мэрион Зиммер. Страница 4
Агравейн тяжело шагнул к мальчишке, но Моргауза быстро поднялась и заслонила Гвидиона собой.
— Агравейн, перестань изводить мальчика.
— Он всегда бежит прятаться за твои юбки, мать, — стоит ли после этого удивляться, что я никак не могу научить его послушанию? — возмущенно спросил Агравейн.
— Чтоб научить меня послушанию, нужен человек поумнее тебя, — подал голос Гвидион, и Моргауза уловила в его голосе нотки горечи.
— Тише, тише, дитя. Не говори так со своим братом, — с упреком произнесла она, и Гвидион тут же откликнулся:
— Извини, Агравейн. Мне не следовало грубить тебе. Он улыбнулся и взмахнул темными ресницами — не ребенок, а воплощенное раскаяние.
— Я же тебе добра желаю, негодник маленький, — проворчат Агравейн. — Думаешь, мне очень хочется, чтобы ты переломал себе все кости? И с чего тебе взбрело в голову лезть на вершину в одиночку?
— Ну, — отозвался Гвидион, — ведь без этого ты бы так и не узнал о дыре в изгороди, и пустил бы на это пастбище овец или даже коз, и потерял бы их всех. И я никогда не рву одежду — ведь правда, матушка?
Моргауза рассмеялась: Гвидион и вправду очень аккуратно обращался с одеждой — с мальчишками такое бывает нечасто. Стоило, скажем, тому же Гарету надеть тунику, и через час она уже была напрочь измята и перепачкана, а Гвидион сходил в своей праздничной оранжевой тунике на пастбища, и она выглядела так, словно ее только что выстирали. Гвидион посмотрел на Агравейна, одетого для работы, и сказал:
— Не годится тебе, брат, в таком виде садиться за стол рядом с матушкой в ее красивом платье. Сходи надень хорошую тунику. Не станешь же ты обедать в старой одежде, словно какой-нибудь крестьянин?
— Не хватало еще, чтобы всякая мелюзга указывала, что мне делать! — рыкнул Агравейн, но все-таки отправился к себе в покои, и Гвидион улыбнулся с тайным удовлетворением.
— Агравейну нужна жена, матушка, — сказал он. — Он вспыльчив, словно бык по весне. А, кроме того, тогда тебе больше не придется шить и чинить ему одежду.
Моргаузу позабавило это замечание.
— Несомненно, ты прав. Но я не желаю, чтобы под этой крышей появилась еще одна королева. Нет на свете такого большого дома, чтобы в нем могли ужиться две хозяйки.
— Значит, нужно найти ему жену из не слишком знатного рода и очень глупую, — сказал Гвидион. — Такая жена будет радоваться каждому твоему совету, потому что будет бояться попасть впросак. Дочь Ниала вполне подойдет — она очень красивая, а народ Ниала богат, но не слишком, потому что они потеряли много скота в злую зиму, шесть лет назад. За ней дадут хорошее приданое, потому что Ниал боится, что ему не удастся выдать дочь замуж. Она в шесть лет переболела корью и с тех пор плохо видит да и умом особым не отличается. Она неплохо умеет прясть и ткать, но у нее не хватит ни зоркости, ни ума посягать на большее, и она не станет возражать, если Агравейн будет постоянно делать ей детей.
— Ну-ну-ну, ты у нас уже настоящий государственный муж, — язвительно произнесла Моргауза. — Агравейну следует сделать тебя своим советником, раз ты такой мудрый.
Но про себя она подумала, что мальчик прав и что нужно будет завтра же поговорить с Ниалом.
— Он может сделать и что-нибудь похуже, — серьезно произнес Гвидион, — но я не стану оставаться здесь и дожидаться этого, матушка. Я вот что хочу сказать: когда я поднялся на холм, то увидел… а, вот и Донил-охотник, он вам все расскажет.
И действительно, здоровяк охотник вошел в зал и низко поклонился Моргаузе.
— Госпожа моя, — сказал он, — на дороге показались всадники. Они уже у большого дома. Они везут паланкин, украшенный, как авалонская ладья, и с ними едет горбун с арфой и слуги в одеждах Авалона. Они будут здесь через полчаса.
«Авалон!» Тут Моргауза заметила потаенную улыбку Гвидиона и поняла, что ради этого он все и затеял. «Но он никогда не говорил, что обладает Зрением! Какой ребенок не похвастался бы таким даром, имей он его?» Но вдруг он и вправду скрывал свой дар, радуясь именно тому, что ему известны вещи, никому более не ведомые? От этой мысли Моргаузе вдруг сделалось не по себе, и на миг она почти испугалась своего воспитанника. Она поняла, что мальчик заметил это, — и отнюдь не огорчился.
Но он сказал лишь:
— Ну, разве не удачно получилось, матушка, что у нас есть медовый пирог и печеная рыба, и мы одеты в наши лучшие наряды и можем принять посланцев Авалона с подобающей пышностью?
— Да, — согласилась Моргауза, глядя на приемного сына. — И вправду, очень удачно, Гвидион.
Когда Моргейна вышла на главный двор, чтобы приветствовать гостей, ей вспомнился вдруг тот день, когда Вивиана и Талиесин приехали в отдаленный замок Тинтагель. Талиесину такие путешествия, наверное, давно уже не под силу, хотя он еще жив. Если бы он умер, она непременно об этом услыхала бы. А Вивиана больше не ездила верхом, в мужском платье и сапогах — скорости ради, — не считаясь ни с чьим мнением.
Гвидион смирно стоял рядом с королевой. Сейчас, в своей ярко-оранжевой тунике, с аккуратно зачесанными темными волосами, он был очень похож на Ланселета.
— Кто эти гости, матушка?
— Думаю, это Владычица Озера, — ответила Моргауза, — и мерлин Британии, Посланец богов.
— Ты говорила, что моя мать была жрицей на Авалоне, — сказал Гвидион. — Быть может, их появление как-то связано со мной?
— Ну-ну, не болтай то, чего не знаешь! — резко одернула его Моргауза, потом смягчилась. — Я не знаю, зачем они приехали, милый. Я не наделена Зрением. Но, может быть, ты и прав. Я хочу, чтобы ты разносил вино, слушал и все запоминал, но сам помалкивал, пока тебя не спросят.
Моргаузе подумалось, что ее родным сыновьям было бы нелегко выполнить это требование — Гавейн, Гахерис и Гарет были шумными и любопытными, и их трудно было научить придворным манерам. Они походили на огромных дружелюбных псов, а Гвидион — на кота, бесшумного, вкрадчивого, изящного и внимательного. Такой была в детстве Моргейна… «Вивиана дурно поступила, выгнав Моргейну, даже если и рассердилась на нее за то, что та понесла ребенка… и с чего вдруг это так ее задело? Она и сама рожала детей — и среди них этого чертова Ланселета, который посеял такую смуту в королевстве Артура, что отголоски дошли даже до нас. Все слыхали, в какой он милости у королевы».
Хотя — а с чего вдруг она решила, будто Вивиана не хотела, чтобы Моргейна родила этого ребенка? Моргейна поссорилась с Авалоном, но, возможно, эту ссору затеяла она сама, а не Владычица Озера.
Моргауза с головой ушла в размышления; но тут Гвидион коснулся ее руки и едва слышно пробормотал:
— Твои гости, матушка.
Моргауза присела в глубоком реверансе перед Вивианой, которая словно бы усохла. Прежде казалось, что годы не властны над Владычицей Озера, но теперь Вивиана выглядела увядшей, лицо ее избороздили морщины, а глаза запали. Но ее очаровательная улыбка осталась прежней, а низкий грудной голос был все таким же мелодичным.
— Как я рада тебя видеть, милая сестра, — сказала она, поднимая Моргаузу и заключая ее в объятия. — Сколько же мы не виделись? Ах, лучше не думать о годах! Как молодо ты выглядишь, Моргауза! Какие прекрасные зубы, и волосы такие же блестящие, как всегда. С Кевином Арфистом вы уже встречались на свадьбе Артура — он тогда еще не стал мерлином Британии.
Кевин тоже постарел, ссутулился и сделался скрюченным, словно старый дуб. Что ж, подумала Моргауза, это вполне умеет, но для человека, который якшается с дубами, — и почувствовала, как губы ее невольно растягиваются в усмешке.
— Добро пожаловать, мастер Арфист, то есть я хотела сказать — лорд мерлин. А как там благородный Талиесин? Он все еще пребывает среди живых?
— Он жив, — ответила Вивиана. Когда она произнесла это, из паланкина вышла еще одна женщина. — Но он стар и слаб, и ему теперь не под силу подобные путешествия.
Затем она сказала:
— Это дочь Талиесина, дитя дубрав — Ниниана. Так что она приходится тебе сводной сестрой, Моргауза.