Нежнее шелка, острее стали (СИ) - "Ginger_Elle". Страница 7

И теперь Зейн оказался сверху, вскарабкавшись на него. В руках у него блестел короткий и тонкий, как игла, кинжал. По торчащему кончику рукояти Вельс узнал серебряную безделушку из причёски хозяина. У того было оружие… в волосах запрятанное…

- Их обычно убивал Хасан, - хрипло ответил Зейн на вопрос и тут же закашлялся.

Вельс почти не чувствовал боли в перерезанном горле, только утекающую из него жизнь и наползающую смерть.

- Тебе выпала большая честь, раб, – умереть от руки царевича.

Всё вокруг исчезало – даже боли не было. Вельс медленно тонул в зелёных глазах, смотрящих прямо на него, в сияющей яростью изумрудной мгле.

Умирать тяжело. Но эта смерть была всё же лучше, чем предыдущая…

========== Глава 3 ==========

Он плыл в зелёном мороке, и плыл, и плыл, и плыл, пока тот не начал сгущаться и темнеть и не превратился в черноту. Потом всё пропало, но через мгновение, хотя на деле могла пройти и вечность, звуки и ощущения опять вернулись.

Вельс лежал на чём-то жёстком, угловатом, остром, как будто на камнях. Рядом слышались голоса - всё тот же проклятый гортанный язык! Глупо было надеяться, что смерть перенесёт его в другое место. А было бы неплохо… Попасть бы домой…

Он открыл глаза: над ним было полутёмное розоватое небо в длинных лиловых облаках. И вместе с утренним светом на Вельса хлынули запахи и звуки во всей полноте, а на языке у него…

Вельс перевернулся, скорчился, и из горла полился поток грязной воды. Он кашлял до колющей боли под рёбрами, так, что его чуть не наизнанку вывернуло… Разговоры, которые он недавно слышал, стихли, а потом послышались испуганные вопли и топот нескольких пар убегающих ног.

Он сел и осмотрелся. Тело немного ныло, голова была мутноватая, но для недавнего мертвеца он чувствовал себя вполне сносно.

Находился он под городской стеной, на узкой каменистой отмели, которую намыла грязная река, вытекавшая из-под специально устроенной арки в стене. Какие-то бедняки, видимо, промышляли тем, что вылавливали из воды всякий хлам, надеясь отыскать там что-то ценное. Вот, например, мешок, из которого они вытащили его самого, - отличные куски кожи. Могут сгодиться на обувь или сёдла… Или же можно продать их в городе.

Вельс встал сначала на четвереньки, потом и на ноги. Его слегка шатало, но идти он мог. Куда вот только идти? Да ещё в таком виде. На нём не было никакой одежды, но – Вельс ощупал шею – и ошейник раба тоже пропал. Шрама от удара кинжалом там тоже не было, по крайней мере, на ощупь. В прошлый раз от раны на животе осталась только белая полоска незагоревшей кожи, через неделю скрылась и она.

Вельс почесал спину между лопатками: рубцы от кнута тоже исчезли. Но это оказалось слабым утешением – из-за проклятого мальчишки он потерял ещё одну драгоценную жизнь! Чтоб он сдох, тощий похотливый ублюдок! Ему показалось, что тот называл себя царевичем, но не был уверен, что это не послышалось ему. Ничего, он всё выяснит… Вот доберётся до города и выяснит!

Только в чём же ему добраться? Не идти же голым. Вельс стал озираться по сторонам в поисках хоть чего-нибудь, чем можно было прикрыться. Неподалёку была свалена куча каких-то мокрых тряпок – видимо, улов нищих, которые вытащили его из воды. Скривившись от отвращения, Вельс начал в них рыться.

Силу и решимость придавала мысль о коварной твари, из-за которой он тут оказался. Кинжал в причёске – это ж надо додуматься! Вот ведь змеёныш! Он ещё полюбуется, как дрянного мальчишку погонят по городу с позором, или как он там рассказывал… Камнями забросают? Тоже неплохо.

Только вот как быть с кольцом? Гадёныш к нему прикасался, он может знать, где оно находится, или же привести к нему. Может, рано забивать его камнями… Надо подумать. Надо поесть, поспать и подумать.

Через две с лишним недели после того, как она купила северного варвара, загадочная госпожа снова появилась на невольничьем рынке. Торговцы вытаскивали в первые ряды самых высоких и крупных рабов, зная вкус покупательницы. Они, конечно, подозревали, что за этими покупками могло скрываться что-то недоброе, но какая разница? За невольников она платит хорошо, почти не торгуясь, а там уж её дело, что она с ними делает… Вон, говорят, ванны из молока ослиц и крови юных девственниц помогают сохранению красоты и молодости. А вдруг мужчины тоже подходят, пусть и не девственники?

Стройная и высокая покупательница, пожалуй, очень высокая для женщины, неторопливо переходила от одного помоста к другому. Сегодня на ней было покрывало густого тёмно-красного цвета, фиолетовые шаровары и фиолетовая же вуаль сверху.

Покупательница остановилась напротив мускулистого раба, который не только за ногу был прикован, как все остальные, но и руки у него были в кандалах. Тело и лицо раба украшали многочисленные шрамы. Один наискось проходил через весь лоб к скуле, задевая глаз, из-за чего тот был странным образом перекошен. Покупательница помедлила, посмотрела внимательно на лицо невольника, но потом всё же развернулась и отошла. Видно, уродство не понравилось.

Вельс наблюдал за её перемещениями с небольшого расстояния. В рыночной толчее легко было оставаться незамеченным, а самому всё видеть.

Последние две недели он приходил сюда каждый день и крутился меж помостами, надеясь увидеть в толпе ту самую покупательницу, царевича Зейна. Теперь он знал, кем был мерзкий мальчишка, купивший его. Вызнать это не составило труда, гораздо труднее было устроиться в городе, придя туда замотанным в отвратительнейшие тряпки и не имея кроме них ничего. Для начала пришлось ограбить какого-то бедолагу, но потом дела пошли на лад. Вельс, благодаря высокому росту и крепкому сложению, нашёл себе работу в курильне опиума. Оттуда редко кто мог уйти своими ногами. Хозяин заведения платил ему за то, чтобы он вышвыривал неугодных или безденежных клиентов, а их родственники – за то, что он помогал дотащить блудных сыновей, мужей и отцов до дома. Поблизости находились маленькие грязные бани (такие бани в странах франков назывались публичным домом), Вельс иногда и там подрабатывал. Зачастую разбушевавшимся посетителям достаточно было взглянуть на светловолосого варвара, чтобы отпала всякая охота бесчинствовать.

У своего нанимателя Вельс расспросил, что он знал о царевиче Зейне. Тот рассказал, но не много. Царевич был младшим из трёх сыновей. Старшему, наследнику Хангиру, было уже за тридцать, среднему – около двадцати пяти. Зейну было девятнадцать, и он был любимцем отца, осыпавшего его подарками и выполнявшего любую прихоть. По рассказам, услышанным от местных жителей, Вельс знал, что слепой любовью отца Зейн был обязан своей матери: шаху Захабу было уже более пятидесяти лет, когда он женился на шестнадцатилетней красавице, наследнице трона Ситии.

Вельс, как в Ситии побывавший (немногие мужчины могли бы этим похвастаться до недавнего похода шаха), знал, что никакого там трона не было, и королев не было, а была верховная жрица. Та ещё тварь!.. Наследницей называли, вероятнее всего, её дочь. Брак был заключён, чтобы скрепить перемирие между двумя государствами – Ситией и Дарази.

Шах, разумеется, влюбился в молодую ситийку до беспамятства и дал её титул любимой жены (отняв его у матери среднего сына, Казвина). Новая жена отказалась войти в гарем и жила в построённом для неё загородном дворце. Её сын находился все эти годы при ней, приехав в столицу лишь после смерти матери три года назад. «Быстро же нашёл тут себе развлечение!» - зло думал про себя Вельс, собирая сплетни и слухи, насколько знание языка ему позволяло.

В эти недели, чтобы не терять на рынке времени зря, Вельс старался расширять своё знание местного наречия, особенно налегая на бранные выражения: готовился к встрече с Зейном. Тот не показывался.

Из подслушанного ещё раньше разговора надсмотрщиков Вельс знал, что покупательница приходит на рынок раз в две или три недели. Правда, в тот раз она за северным варваром быстро прибежала, недели не прошло… «Видно, под хвостом ему пекло, щенку паршивому!» - не переставал ругаться Вельс, стоило ему вспомнить о юном царевиче, отнявшем у него жизнь ни за что ни про что и с которым он… Нашёл, что вспомнить, даже думать не смей!