Наследники Хамерфела - Брэдли Мэрион Зиммер. Страница 8

— Это правда? — спросила Эрминия и замолчала, углубившись в свои мысли. — Да, ближайшая подруга моей матери говорила, что, когда я родилась, у меня тоже были черные волосы, но они выпали, а потом выросли уже ярко-рыжие.

— Тогда — все может быть, — произнес Раскард и наклонился, чтобы поцеловать жену. — Огромное тебе спасибо за этот подарок, моя дражайшая леди. Как мы их назовем?

— А вот это решать тебе, муж мой, — ответила Эрминия. — Не назвать ли тебе одного из них именем сына, погибшего от рук Сторна?

— Алариком? Нет, я не хочу, чтобы над моим сыном постоянной угрозой висел рок покойного, — произнес Раскард. — Лучше я покопаюсь в архивах Хамерфела, посмотрю, как звали в нашем роду тех, кто жил долго и отличался здоровьем.

И вот, тем же вечером, он пришел к ней в комнату. Эрминия лежала, обнимая малышей, а у подножия кровати развалилась Ювел, ставшая уже огромной псиной.

— Зачем ты повязала на запястье одного красную ленточку и не сделала того же его брату? — спросил Раскард.

— Это сделала я, — сказала повитуха. — Он старше своего брата почти на двадцать минут, он родился в тот момент, когда часы пробили полдень, а его ленивый братец не появлялся еще несколько минут.

— Хорошая мысль, — одобрил Раскард, — но повязка может свалиться или потеряться. Позови Маркоса, — добавил он, и, когда старый слуга вошел в комнату, поклонившись герцогу и его жене, герцог повелел: — Возьми моего старшего сына: маленького герцога и наследника, — того, что с повязкой на руке. Позаботься о том, чтобы у него была отметка, по которой его никогда не спутали бы с братом.

Маркос наклонился и взял малыша. Эрминия вся прямо-таки затрепетала от испуга:

— Что ты собираешься с ним сделать?

— Я не сделаю ему больно, госпожа, разве что на какую-то секунду. Просто поставлю ему клеймо с гербом Хамерфела и принесу обратно. Это займет лишь минуту, — сказал старик, подняв ребенка, и, невзирая на мольбы матери, вышел с ним из комнаты.

Очень скоро он действительно принес младенца назад, распеленал и показал красную отметину на маленьком плечике — знак герцогов Хамерфелов.

— Его имя будет Аластер, — объявил Раскард, — так звали моего отца; а имя второго» — Конн, в честь моего пращура, во времена которого началась вражда со Сторнами. Ты не возражаешь, дорогая?

Мирно спавший до этого ребенок проснулся и закричал, сердито наморщив личико.

— Ты сделал ему больно, — накинулась на слугу Эрминия.

Маркос рассмеялся.

— Несильно и очень ненадолго. К тому же это слишком малая цена за право наследовать Хамерфел.

— Тогда черт бы побрал и Хамерфел, и право наследования, — гневно бросила Эрминия, обнимая кричащего Аластера и подставляя ему грудь. — Сюда, сюда, моя крошка. Теперь ты с мамочкой, и больше никто не посмеет тебя тронуть.

В этот момент Конн, лежавший в люльке в другом конце комнаты, проснулся и заплакал, словно откликаясь сердитым эхом на крики братца. Раскард подошел взять на руки младшенького, судорожно трепыхавшегося в пеленках. Раскард с удивлением заметил, что Конн вовсю глядит на свое ничем не отмеченное левое плечо. Причем, как только Конн начал кричать, Аластер успокоился и заснул у Эрминии на руках.

В последующие дни Эрминия неоднократно замечала подобное: когда Аластер начинал кричать, Конн просыпался и тоже хныкал, но когда однажды Конн больно укололся о заколку ее броши, Аластер продолжал мирно спать. Она вспомнила, что говорили в ее роду о близнецах, родившихся в семьях, где ларан передается по наследству: один из них всегда имеет чуть больше психической энергии, чем другой. Очевидно, из двух близнецов Конн был более сильным телепатом, и поэтому, чтобы его успокоить, ей требовалось больше времени. Раз он чувствовал не только свою боль, но и боль брата, ему требовалось больше любви и заботы. В первые месяцы жизни Конн стал любимцем матери, а Аластер — отца, поскольку был наследником, вел себя спокойнее и больше улыбался папочке.

Оба близнеца росли быстро, были красивыми и здоровыми, а когда им исполнилось по полгода, то уже начали делать первые нетвердые шаги, иногда вцепившись, чтобы не упасть, в шерсть гигантской Ювел, служившей им постоянным спутником и телохранителем. Аластер начал ходить на несколько дней раньше, чем Конн, зато когда тот пролепетал первое слово, отдаленно напоминавшее имя матери, Аластер по-прежнему лишь плакал и гукал. Повитуха не ошиблась: их волосы вскоре стали огненно-рыжими.

Никто, кроме матери, не мог их различить. Даже Раскард иногда принимал Конна за Аластера, но Эрминия не ошибалась никогда.

Так прошел целый год и сменилось несколько лунных циклов, и однажды хмурым ненастным днем герцог Раскард стремительно вошел в апартаменты жены, где она сидела со своими служанками, а двое близнецов на полу играли с деревянными лошадками. Эрминия подняла удивленные глаза.

— Что случилось?

Герцог ответил:

— Только не волнуйся, дорогая, но замку грозит набег. К нам приближаются вооруженные люди. Я приказал бить в колокол, чтобы жители окрестных ферм могли укрыться в замке, а также поднять подъемный мост. Здесь мы в безопасности, даже если они устроят нам осаду на весь сезон. Но надо быть готовыми ко всему.

— Это люди Сторна? — спросила герцогиня, ни единым движением лица не выдав ни страха, ни испуга. Но Конн, очевидно что-то почувствовав в ее голосе, бросил деревянную лошадку и заревел.

— Боюсь, что да, — ответил Раскард, заставив Эрминию побледнеть.

— Надо спасать детей!

— Да, — произнес он и быстро поцеловал ее. — Бери их и уходи, как мы условились заранее. Да хранят тебя боги, дорогая, пока мы снова не воссоединимся.

Герцогиня подхватила детей и побежала в будуар, где быстро упаковала самое необходимое для каждого из них. Одну женщину послала на кухню набрать корзину еды, а сама заторопилась вниз, к черному ходу; план состоял в том, что, если в крепость прорвутся враги, она с детьми должна моментально покинуть ее и пробираться через леса до ближайшей деревни, где можно будет отсидеться. Теперь ей вдруг стало казаться, что покидать стены замка ради блужданий по лесам — величайшая глупость. Что бы ни случилось, здесь она всегда в безопасности, даже в случае осады она, по крайней мере, будет рядом с мужем.

Но Эрминия дала слово Раскарду, что будет строго следовать плану, который они вместе разработали. Если этого не сделать, то есть вероятность, что потом он не сможет ее найти и они никогда не воссоединятся. Сердце, казалось, готово было остановиться в груди. Неужели этот торопливый поцелуй — последнее прости отца ее детей? Конн плакал не переставая. Эрминия понимала: он воспринимает ее страхи, поэтому попыталась собраться с духом, чтобы успокоить детей. Она одела их в самые теплые плащи и, повесив корзину на плечо, повела, держа за руки.

— Идем, идем быстрее, маленькие мои, — прошептала Эрминия и торопливо начала спускаться по длинной извилистой лестнице к задним воротам замка, а слева и справа от нее неуклюже перебирали ножками два брата-близнеца.

Толчком она распахнула давно никем не открывавшуюся дверь, которую тем не менее регулярно смазывали, затем оглянулась на главный двор и увидела, что небо потемнело от летящих стрел, а кое-где уже замелькали языки пламени. Она хотела было кинуться обратно, зовя мужа, но сдержалась, вспомнив его слова:

«Никаких возвратов, что бы ни случилось. Жди меня в деревне, пока я не приду за тобой. Если к рассвету я тебя не найду, знай: я погиб; тогда ты должна бежать из Хамерфела в Тендару, укрыться у своих родственников Хастуров и просить у них справедливого суда и отмщения».

Эрминия поспешила дальше, но шаг ее был слишком быстр для малюток. Первым споткнулся Аластер и с пронзительным криком растянулся на грубо отесанных камнях, следом упал Конн. Тогда она подхватила их на руки и продолжила путь. Что-то большое и мягкое стукнулось об нее в темноте. Эрминия чуть было не расплакалась.

— Ювел! Сюда, сюда, моя собачка, — прошептала она сквозь подступившие рыдания. — Ты не бросила меня, хорошая моя собака!