Обнаженный (ЛП) - Ле Карр Джорджия. Страница 2

Я мгновенно оказываюсь на ногах, отодвигая свое кресло далеко позади себя.

— Лана, подожди.

Она неуверенно и раздумывая окидывает меня взглядом сверху донизу.

— Скорее всего я единственный во всей банковской сфере, кто в состоянии одобрить твой кредит.

Она продолжает пристально смотреть на меня.

— Сядь, пожалуйста, — продолжаю я, теперь уже более решительно.

Ошеломленный она смотрит на два стула, стоящих перед моим столом, но не двигается.

— Как ты узнал, что я буду здесь сегодня?

Я объясняю ей о модном маленьком софте, который позволил поставить маячок напротив ее имени и даты рождения, с помощью которого можно наблюдать за объектом по всей банковской системе.

Она хмурится, но ничего не отвечает.

Мне необходимо найти с ней общий язык, шок по-видимому сильно потряс ее.

— Все деньги ушли с Швейцарского счета?

Она рассеянно кивает.

— Но почему ты здесь?

— По той же причине, как и прежде.

— Для секса.

И в этот момент я теряю голову.

— Секса? – с шипением произношу я, моя челюсть плотно сжимается. — Боже, у тебя других идей нет, не так ли? — Я обхожу вокруг стола и двигаюсь к ней. Честно говоря, в этот момент мне хочется придушить ее. Как легко она произнесла это слово, занижая всю мою невыносимую боль, и не проходящее страстное желание иметь ее, превращая все в полную бессмысленность. Она продолжает пялиться на меня почти испуганно. Я останавливаюсь в полушаге перед ней, и чувствую, как электричество между нами потрескивает. Я делаю еще один шаг, и мы оказываемся в паре дюймов друг от друга, и вдруг я чувствую ее запах, делаю вдох. Что за...?

Детская присыпка!

Боль не может еще больше распалить мое воображение, поддавшись самому дорогому для меня ее запаху. Словно змея, свернувшаяся кольцами, вожделение начинает раскручиваться внизу моего живота, и яд от него выплескивается в мою кровь. Я хочу, чтобы ей было так же больно, как и мне. Я быстро закрываю глаза, но она уже заметила эрекцию моего желания. Впервые с тех пор, как она вошла в эту комнату, ее кожа становится нормального цвета.

Она тянет дрожащую руку ко мне.

Моя реакция мгновенна и неконтролируемая.

— Нет, — жестко шиплю я. Я не позволю ей иметь превосходство над собой. Теперь будет все, по-моему. И не существует никакого другого пути для этой маленькой птички.

Шокировано от моей жестокой реакцией, она убирает руку. Я вижу осознание произошедшего в ее глазах. Теперь она знает, что нанесла мне ущерб. Ее лицо испещряется морщинками, наполняясь страданием, как будто она «запала на меня». Какая актриса.

— Пожалуйста, — шепчет она.

Она настолько эмоционально произносит это, и я удивлен насколько сильно, хочу поверить, что это не очередное притворство с ее стороны. Моя ничтожная слабость раздражает меня. Я наклоняю голову к ее лицу, ее глаза прикованы к моим губам. Что она вспоминает? Вкус меня?

— Непорядочная маленькая Лана, — бормочу я, так близко к ее шее, что, если высуну язык, то смогу лизнуть нежную кожу. Я скольжу рукой вниз по гладкой шеи, ее кожа, как шелк. Я позволяю своим пальцам обернуться вокруг — такой стройной, такой хрупкой. Я слышу, как она резко втягивает воздух. Я медленно скольжу под воротник ее дешевой блузки.

Она начинает дрожать, я не обращаю внимания. Вместо этого я сосредоточен на своих пальцах, которые расстегивают пуговички, одну за другой. Я отодвигаю ворот так, что ее горло, грудь, и кружевной верх лифчика теперь видны. Желание сорвать с нее эту одежду настолько сильное, я прилагаю большое усилие, чтобы противостоять ему. Я хмурюсь. Да, она очень красивая, но у меня было полно других очень красивых женщин, почему именно эта женщина оказывают такое сильное воздействие на меня? Даже знание, кем она теперь является на самом деле, ничего не меняет. Утрата полного контроля над собственными импульсами заставляет меня чувствовать себя уязвимым и беззащитным. Это было похожим, как провалиться назад в никуда. Я ненавижу эти ощущения. Я никогда не позволю ей увидеть мою слабость. Я одеваю на себя маску хладнокровной ярости, она быстро еле заметно выдыхает. Я улыбаюсь собственнической улыбкой, потому что понимаю, что в этом не изменилось ничего.

— Ты была гораздо толще, когда втиснулась в то маленькое оранжевое платье и туфли трахни меня и отправилась на поиски денег. Посмотри на себя сейчас, ты напялила на себя мужской пиджак. Двести тысяч, а ты даже не купила себе хороший костюм.

Досадливо говорю я:

— А это..., — поднимаю руку к ее волосам. — Этот безобразный пучок. О чем ты думала? — спрашиваю я мягко, выдергивая заколки из ее волос, и бросая на синий ковер. Ее волосы, словно шелковый занавес, падают вниз. Красивые. Я тянусь назад, вытаскивая из коробки бумажную салфетку, и начинаю вытирать помаду цвета дикая слива. Я не тороплюсь, разрешая ей томиться от моих действий, и бросая окрашенные салфетки прямо на пол.

— Так-то лучше.

Она беспомощно смотрит на меня, и думает, что? Что это видимо мое прощение.

— Оближи свои губы, — приказываю я.

— Что? — она смотрит в ужасе от холодного тона, и еще наэлектризованный сексуальный жар, чувствуется в ее теле, вызванный моим приказом. Словно превосходно настроенная гитара, сексуальное напряжение ее тела под стать моему, я чувствую такое же желание, рябью исходившее от нее.

Мы играли в эту игру раньше, и оба знаем, куда она приведет.

Моя челюсть выпячивается вперед, становясь каменной.

— Ты слышала.

Кончик ее маленького, розового язычка высовывается, и я с запоем наблюдаю, за его путешествием.

— Вот так-то лучше, меркантильная сука, — говорю я, грубо хватая ее за волосы. Они точно такие же, как я их запомнил, мягкие и шелковистые. Год ожидания. Сука! Я дергаю и оттягиваю ее голову назад. Она задыхается от ужаса, но ее глаза широко раскрыты, в них не видно страха, только невиновность. Черт побери тебя, Лана. Ты сама в этом виновата. У нас был договор, и ты обманула меня. И что, за гребанное письмо, что ты ушла к другому? У тебя даже не было порядочности подождать, пока я выйду из больницы. Я готов был умереть за ее беспокойство обо мне. Я ожидал лучшего от дешевой шлюхи, но именно это и задевает больше всего: она не беспокоилась обо мне.

Теперь у меня только месть. Другая же часть моего мозга смеется, сообщая: «Ты проиграешь эту битву, чувак».

И как бы в противовес этой мысли, у меня возникает мощное желание поцеловать ее, этот поцелуй ничего не будет значить для меня, всего лишь способ посмотреть ее реакцию. Я не позволю себе вляпаться в это опять. Я нападаю грубо на нее, больно, жестоко, намеренно вредя ее мягкие губы, мой рот становится таким диким, что она издает сдавленный, беззвучный крик. Этот звук возрождает во мне дикого зверя, и я сторонюсь, давая ему возможность насытиться. Жгучее желание причинить ей боль, и моя месть берет верх надо мной. Давая ей понять, что я уже не являюсь тем мужчиной, который был когда-то раньше, перед тем, как она предала меня.

Я чувствую ярость своего поцелуя: кровь!

На самом деле, Блейк? Но я не могу остановиться. Не могу совладать со своими эмоциями, не могу устоять перед ней, и не могу жить без нее. Я не позволяю себе ощущать больше никаких эмоций.

Слетевший стон с ее губ, влияет на меня так, что я даже раньше не знал, способен ли на такое. Он почти заставляет меня забыть о тщательно продуманных планах, и чуть ли не взять ее на полу этого серого унылого офиса. Влияние этой женщины на меня умопомрачительно, у меня ощущение, словно с меня содрали кожу и дикий голод. И совершенно неважно, что она делает или кем она является, я хочу ее. Все, что я жажду, это находится глубоко внутри нее, но я не дармовой Баррингтон, которого можно поиметь за панюшку табака. Годы, оттачивания железного контроля, приходят мне на помощь. Одному из нас будет причинена боль и на этот раз, это буду не я.

Ее руки тянутся вверх, пытаясь оттолкнуть меня, но они упираются в мою каменную грудь, и словно обладая своим разумом, раздвигают лацканы моего пиджака и пытаются расстегнуть рубашку. О, я узнаю этот жест. Чистое подчинение. Она моя. Я могу сейчас делать с ней все, что угодно. Но я хочу большего, чем просто сексуальное подчинение. У меня есть план, и я собираюсь его осуществить.