Колыбельная - Паланик Чак. Страница 51

Представьте себе чуму, которая передается на слух. Устрица со своим экологическим бредом, обниманием деревьев, насильственным биозахватом и прочими апокрифическими заморочками. Вирус его информации. То, что всегда мне казалось сочными и зелеными джунглями, обернулось трагедией от европейского плюща, который душит и убивает все остальные растения. А стаи скворцов — с их черным сияющим оперением и приятным веселым щебетом — обернулись убийцами, которые разоряют гнезда сотни видов туземных птиц.

Представьте себе идею, которая занимает ваш разум, как армия — павший город.

Когда послушаешь Устрицу, стакан молока — это уже не просто стакан молока, чтобы запивать шоколадные печенюшки. Коров специально накачивают гормонами и держат их в состоянии перманентной беременности. Это неизбежные телята, которые живут всего несколько месяцев втиснутые в тесные стойла. Свиная отбивная означает, что свинья бьется в агонии и истекает кровью, подвешенная за ногу к потолку, пока ее заживо режут на отбивные, шейку и карбонат. Даже яйцо вкрутую — это несчастная курица, с искалеченными ногами, потому что она постоянно сидит в инкубаторе — в клетке четыре на четыре дюйма, такой узкой, что она даже не может расправить крылья. От такой жизни она сходит с ума, но ей заранее отрезали клюв, чтобы она не заклевала других наседок в соседних клетках. Ее перья вытерлись о прутья, клюв у нее отрезан, она кладет яйцо за яйцом, пока ее кости не начинают ломаться от недостатка кальция.

А потом их пускают на суп с лапшой и на всякие полуфабрикаты, этих несчастных куриц, потому что никто их не купит на тушки — настолько они искалечены и исцарапаны. Это и есть куриные котлеты. Кусочки в кляре.

Устрица любит поговорить на подобные темы. Это — его информационная чума. Когда он заводит такой разговор, я делаю радио громче — любую музыку, кантри или вестерн. Или трансляцию баскетбольного матча. Что угодно, лишь бы было достаточно громко и длинно, чтобы я мог сделать вид, что сандвич, который я ем, — это просто мой завтрак. Что животные — это животные. Что яйцо — это просто яйцо. Что сыр — это сыр, а не страдания новорожденного теленка. Что у меня как у человека есть неотъемлемое право на еду.

Большой Брат поет и пляшет, чтобы я ни о чем не задумывался. Для моего же блага.

В сегодняшней местной газете сообщение о смерти очередной манекенщицы. Там же помещено объявление:

ВНИМАНИЮ КЛИЕНТОВ СОБАЧЬЕЙ ФЕРМЫ “УПАВШАЯ ЗВЕЗДА”

В объявлении сказано: “Если ваша собака, купленная на указанной ферме, оказалась больна бешенством, звоните по указанному телефону и объединяйтесь с другими такими же пострадавшими, чтобы подать коллективный иск в суд”.

Проезжая по краю, который раньше был просто красивым краем с потрясающей природой, и доедая свой завтрак, который раньше был просто сандвичем с вареным яйцом, я интересуюсь, почему они просто не купили те три книги в “Книжном амбаре”. Устрица и Элен. Можно было вообще их не покупать, а просто вырвать страницы. Я говорю, что цель нашей поездки заключается в том, чтобы никому не пришлось сжигать книги.

— Расслабься, — говорит Элен. Она, как всегда, за рулем. — В том магазине было три экземпляра. Но вот в чем проблема: они не знали, где именно их искать.

А Устрица говорит:

— Там все полки были перепутаны. — Мона спит, положив голову ему на колени, и он рассеянно перебирает руками ее дреды, разделяя черные и красные пряди. — Она по-другому не засыпает, — говорит он. — Она будет спать вечно, если я не перестану трогать ее волосы.

Совершенно без всякой связи мне вспоминается моя жена. Жена и дочка.

С этими пожарными сиренами мы всю ночь не спали.

— Этот “Книжный амбар”, он был как крысиное гнездо, — говорит Элен.

Устрица вплетает в волосы Моны кусочки разломанной цивилизации. Артефакты из моей ноги, обломки колонн, лестниц и громоотводов. Он распускает ее ловца снов навахо и вплетает ей в волосы монеты И-Цзын, стеклянные бусины и веревочки. И перья пасхальных цветов:, голубые и розовые.

— Мы весь вечер искали, — говорит Элен. — Проверили каждую книжку в отделе детской литературы. Потом прочесали раздел “Наука”. Потом — Религию. Философию. Поэзию. Народный фольклор. Этническую литературу. Мы перебрали всю художественную литературу.

Устрица говорит:

— В компьютере книги были, но потерялись где-то в магазине.

И они сожгли весь магазин. Ради трех книг. Они сожгли десятки тысяч книг, чтобы наверняка уничтожить те три.

— Другого выхода не было, — говорит Элен. — Ты знаешь, насколько они опасны, эти книги.

Совершенно без всякой связи мне вспоминается Содом и Гоморра. Что Бог пощадил бы эти города, если бы там остался хотя бы один безгрешный и добрый человек.

Здесь же все наоборот. Уничтожены тысячи, чтобы гарантированно уничтожить единицы.

Представьте себе новое Средневековье, новое мракобесие. Представьте костры из книг. И в тот же костер полетят фильмы и аудиозаписи, радиоприемники и телевизоры.

И я даже не знаю, чем мы сейчас занимаемся: предотвращаем такой поворот событий или, наоборот, приближаем.

По телевизору передали, что при пожаре погибли двое охранников.

— На самом деле, — говорит Элен, — они были мертвы еще до пожара. Нам нужно было спокойно разлить бензин.

Мы убиваем людей для спасения жизней?

Мы сжигаем книги, чтобы спасти книги?

Я задаю вопрос: во что превращается наша поездка?

— Ни во что она не превращается, — говорит Устрица, пропуская прядь волос Моны сквозь монетку с дырочкой. — Чем она была, тем она и осталась. Захват власти над миром.

Он говорит:

— Ты, папочка, хочешь, чтобы все осталось таким, как есть, но чтобы главным был ты.