Пленник дуба - Брэдли Мэрион Зиммер. Страница 39

— Говорю тебе, Ниниана, я видела это, и Врана — тоже… Нам непременно нужно до восхода солнца взглянуть в зеркало!

— Не очень-то я в это верю, — невозмутимо отозвалась Ниниана. — Чему быть, того все равно не миновать… Но раз тебе так хочется, Моргейна, я пойду с тобой.

Они молча прошли через сад — две черные тени среди мокрого, бесцветного мира — и спустились к водяному зеркалу у Священного источника. Еще на ходу Моргейна краем глаза заметила силуэт высокой женщины, укутанной в покрывало, — Врана, — и рядом с ней — Нимуэ, бледный утренний цветок. Красота девушки потрясла Моргейну. Даже Гвенвифар в самом расцвете юности не была столь прекрасна! На миг душу Моргейны охватила зависть и боль. «Я стольким пожертвовала ради Богини, а она ничем не вознаградила меня…»

— Нимуэ — девушка, — сказала Ниниана. — Ей и смотреть в зеркало.

В блеклых водах озерца отражалось белесое небо, на котором уже появились бледно-розовые полосы, вестники рассвета, и на этом фоне особенно отчетливо вырисовывались четыре темных силуэта. Нимуэ подошла к берегу, на ходу поправляя длинные белокурые волосы, и перед мысленным взором Моргейны возникла серебряная чаша и застывшее, завораживающее лицо Вивианы…

— Что я должна увидеть, матушка? — негромко спросила Нимуэ. Казалось, будто девушка говорит во сне.

Моргейна ждала, что ответит Врана, но та промолчала. В конце концов, Моргейна ответила сама:

— Действительно ли Авалон пал жертвой предательства и поражен в самое сердце? Что случилось со Священными реликвиями?

Тишина. Лишь негромко щебечут птицы в ветвях деревьев да тихо журчит вода, вытекающая из чаши Священного источника и собирающаяся в тихой заводи озерца. Ниже по склону белели опустошенные сады, а на вершине холма проступали очертания стоячих камней.

Тишина. Наконец Нимуэ, пошевельнувшись, прошептала:

— Я не могу разглядеть его лица…

По поверхности заводи побежала рябь, и Моргейне привиделась чья-то ссутуленная фигура — человек медленно, с трудом куда-то шел… затем она увидела комнату, где она безмолвно стояла за спиной у Вивианы в тот день, когда Талиесин вложил Эскалибур в руки Артура, — и услышала предостерегающий голос барда:

— Нет! Прикосновение к Священным реликвиям — смерть для непосвященного!

В этот миг Моргейна могла бы поклясться, что слышит самого Талиесина, а не Нимуэ… Но он, мерлин Британии, имел право прикасаться к Священным реликвиям, — и вот он извлек их из тайника, копье, чашу и блюдо, спрятал их под плащом и ушел — на другой берег Озера, туда, где сверкал во тьме Эскалибур… Священные реликвии воссоединились.

— Мерлин! — вырвалось у Нимуэ. — Но зачем?! Моргейна знала, что напоминает сейчас ликом каменную статую.

— Как-то раз он говорил со мной об этом. Он сказал, что Авалон ушел за пределы мира, а Священные реликвии должны оставаться в мире, чтоб служить людям и богам, какими бы именами ни нарекали их люди…

— Он осквернит их, — взволнованно воскликнула Ниниана, — и поставит на службу богу, что хочет вытеснить всех прочих богов!..

В наступившей тишине раздалось пение монахов. А затем солнечные лучи коснулись зеркала, и поверхность воды вспыхнула огнем — ослепительным, обжигающим, пронзающим глаза и разум, и в свете встающего солнца Моргейне показалось, будто весь мир освещен пламенем пылающего креста… Моргейна зажмурилась, пряча лицо в ладонях.

— Не надо, Моргейна, — прошептала Врана. — Богиня сама позаботится о том, что ей принадлежит…

И снова до Моргейны донеслось пение монахов: «Кирие элейсон, Христе элейсон…» Господи, помилуй, Христос, помилуй… Священные реликвии были похищены. Несомненно, Богиня допустила это, дабы показать, что Авалон более не нуждается в них, что им надлежит уйти в мир и служить людям…

Но видение пылающего креста по-прежнему стояло перед глазами Моргейны. Моргейна закрыла глаза ладонью и отвернулась от солнца.

— Это не в моей власти — освободить мерлина от его обета. Он поклялся священной клятвой и вместо короля заключил Великий Брак с этой землей. Ныне он сделался клятвопреступником и заплатит за свое преступление жизнью. Но прежде, чем покарать предателя, следует исправить последствия предательства. Реликвии вернутся на Авалон, — даже если мне придется самой отправиться за ними. Сегодня же утром я еду в Камелот.

— Должна ли я ехать с тобой? Не мне ли надлежит отомстить за Богиню? — прошептала Нимуэ.

И, услышав эти слова, Моргейна внезапно осознала, что следует делать.

Ей самой предстоит заняться Священными реликвиями. Их оставили на ее попечение, и если бы она как следует укрыла реликвии, вместо того чтоб упиваться собственной скорбью и думать лишь о себе, похищение не состоялось бы. Но Нимуэ станет орудием кары для предателя.

Кевин никогда не видел Нимуэ. Он знает всех обитателей Авалона — кроме этой девушки, ведущей жизнь отшельницы. Мерлин оставит крепость своей души без защиты — и это и приведет его к гибели; так бывает с каждым, кого Богиня пожелает покарать.

— Ты отправишься в Камелот, Нимуэ, — медленно произнесла Моргейна, до боли стиснув кулаки… Подумать только — ведь она почти помирилась с этим предателем! Как она могла?! — Ты — кузина королевы Гвенвифар и дочь Ланселета. Ты попросишь королеву принять тебя в число ее придворных дам. И еще ты попросишь, чтоб она никому — даже Артуру — не рассказывала, что ты выросла на Авалоне. Если понадобится, притворись, будто ты стала христианкой. Там, при дворе ты познакомишься с мерлином. У него есть одно слабое место. Мерлин убежден, что женщины избегают его из-за его хромоты и уродства. Но если какая-то женщина не станет выказывать по отношению к нему ни страха, ни отвращения, если даст понять, что видит в нем мужчину — для такой женщины он пойдет на все. Даже на смерть. Нимуэ, — сказала Моргейна, глядя прямо в глаза испуганной девушке, — ты соблазнишь его и заманишь в свою постель. Ты свяжешь его чарами — так, чтоб он принадлежал тебе безраздельно, душою и телом.

— А потом? — дрожа, спросила Нимуэ. — Что потом? Я должна буду убить его?

Моргейна хотела было ответить, но Ниниана опередила ее.

— Это слишком легкая смерть для предателя. Ты должна околдовать его, Нимуэ, и привезти обратно на Авалон. Он умрет в дубовой роще — так, как полагается умирать изменнику.

Моргейну пробрал озноб. Она поняла, какой конец уготован Кевину: с него заживо сдерут кожу и засунут в таком виде в расщепленный дуб, а щель законопатят, оставив лишь отверстие для воздуха, — чтоб изменник подольше помучился… Моргейна склонила голову, пытаясь унять дрожь. Поверхность воды больше не сверкала под солнечными лучами; небо затянуло легкими рассветными облачками.

— Здесь мы сделали все, что могли, — сказала Ниниана. — Пойдем, матушка…

Но Моргейна оттолкнула ее руку.

— Не все… Я тоже должна буду отправиться в Камелот. Мне нужно знать, как предатель задумал использовать Священные реликвии.

Моргейна вздохнула. Она так надеялась никогда больше не покидать Авалон! Но иного выхода нет. Она не может переложить эту тяжесть на чужие плечи.

Врана протянула руку. Старую жрицу била дрожь — такая сильная, что Моргейна испугалась, как бы Врана не упала.

— Я тоже должна идти, — прошептала Врана, и ее загубленный голос заскрипел, словно сухие ветви на ветру. — Это моя судьба… мне не лечь в землю зачарованного края рядом с остальными… Я еду с тобой, Моргейна.

— Нет, Врана, нет! — попыталась возразить Моргейна. — Тебе нельзя!

Врана ни разу в жизни не покидала Авалон — а ей ведь уже за пятьдесят! Она не перенесет этого путешествия! Но никакие ее возражения не смогли поколебать решимости Враны. Пожилая женщина дрожала от ужаса, но оставалась непреклонна: она видела свою судьбу; она должна сопровождать Моргейну — чего бы это ей ни стоило.

— Но я не собираюсь путешествовать, как Ниниана — в паланкине, со свитой, как подобает великой жрице, — попробовала переубедить подругу Моргейна. — Я переоденусь старой крестьянкой, как в свое время частенько делала Вивиана.