Пленник дуба - Брэдли Мэрион Зиммер. Страница 43

«Я убила и ее! Воистину — ныне я убила последнего человека, которого любила… Матерь Керидвен, ну почему на ее месте не оказалась я? Мне незачем больше жить и некого любить, — а ведь Врана никогда в жизни не причинила вреда ни единому живому существу».

Моргейна заметила, что Нимуэ сошла с возвышения — девушка сидела рядом с королевой, — и принялась о чем-то сердечно беседовать с мерлином, а потом доверительно коснулась его руки. Артур разговаривал с Ланселетом, и у обоих по лицу текли слезы; потом они обнялись и поцеловались, как в юные годы. Затем Артур покинул Ланселета и пошел по залу.

— Все ли в порядке, народ мой?

Все наперебой спешили рассказать королю о волшебных яствах, но когда он подошел поближе, кто-то воскликнул:

— Артур, мой лорд, — тут глухонемая старуха! Она скончалась, — не выдержала таких переживаний.

Артур подошел к Моргейне, продолжавшей прижимать к себе бездыханное тело Враны. Моргейна не подняла головы. Вот сейчас он узнает ее, закричит, обвинит в колдовстве…

— Это — твоя сестра, добрая женщина?

Голос Артура звучал мягко, но отстраненно. «Конечно, — подумала Моргейна, — ведь сейчас он говорит не с сестрой, не со жрицей, не с женщиной, равной ему по положению — перед ним всего лишь старая крестьянка, согбенная, седая, в обносках».

— Я соболезную твоему горю. Но Бог забрал ее в благословенный миг, и ангелы Господни вознесли твою сестру на небо. Если хочешь, оставь ее здесь для погребения. Ее похоронят в церковном дворе.

Столпившиеся вокруг женщины затаили дыхание. Моргейна и сама понимала, что Артур предложил ей величайшую милость — как он сам это понимал. И все же ответила, продолжая скрывать лицо под капюшоном плаща:

— Нет.

А потом, словно подчиняясь неясному порыву, Моргейна подняла голову и взглянула в глаза Артуру.

Они слишком сильно изменились… она сделалась старухой — но и в Артуре мало что осталось от юного Короля-Оленя…

Узнал ли ее Артур? Это навеки осталось для Моргейны загадкой. На миг их взгляды встретились, а затем король мягко произнес:

— Так значит, ты хочешь забрать ее домой? Что ж, будь по-твоему. Скажи моим конюхам, чтоб тебе дали лошадь, — покажешь им вот это. — И он вложил в руку Моргейне свое кольцо. Моргейна опустила голову и крепко зажмурилась, чтоб удержать слезы, а когда она снова выпрямилась, Артур уже отошел.

— Давай-ка я тебе помогу отнести бедняжку, — предложила одна из соседок. К ней присоединилась еще одна женщина, и вместе они вынесли хрупкое тело Враны из зала. И на пороге Моргейне вдруг захотелось оглянуться и еще раз посмотреть на зал Круглого Стола. Она знала, что никогда больше не увидит его, и никогда более не побывает в Камелоте.

Долг ее был исполнен, и она могла вернуться на Авалон. Но ей предстояло вернуться одной. Отныне и до конца жизни она будет одна.

Глава 10

Гвенвифар наблюдала за приготовлениями и слушала, как епископ Патриций проникновенно вещает:

— Никто не приходит к Отцу как только через Меня. Королеву одолевали противоречивые чувства. Какая-то часть ее души говорила: «И вправду, следует поставить эти прекрасные вещи на службу Господу, как того желает Патриции. Ведь даже мерлин в конце концов обратился в истинную веру».

Но вторая ее половина упорно твердила: «Нет! Лучше уж уничтожить их, переплавить на золото, и сделать из него другую чашу для богослужений, такую, которая с первого своего мига будет служить истинному Богу. Ведь эти вещи принадлежат Богине, как называют ее язычники, а эта Богиня — та самая великая блудница, что испокон века была врагом Господа… Священники говорят правду: все зло в этом мире — от женщины». Но тут Гвенвифар запуталась в собственных мыслях. Нет, не все женщины плохи — ведь даже Господь Бог выбрал одну из них в матери своему сыну, и Христос говорил о царствии небесном своим избранным ученикам и их сестрам и женам…

«Что ж, по крайней мере одна из женщин отреклась от этой богини». Гвенвифар взглянула на Нимуэ и смягчилась: дочь Элейны как две капли воды походила на мать, только была еще красивее — было в ней что-то от веселости и изящества молодого Ланселета. Нимуэ была столь прекрасна и невинна, что Гвенвифар просто не верилось, будто в девушке есть хоть капля зла, — а ведь она с раннего детства воспитывалась при святилище Богини. Но теперь она отреклась от нечестивого служения и вернулась в Камелот; девушка упросила королеву никому не говорить, что она когда-то жила на Авалоне, — даже епископу Патрицию. Даже Артуру. Да, Нимуэ трудно в чем-либо отказать. Вот и Гвенвифар охотно согласилась сохранить тайну девушки.

Королева перевела взгляд с Нимуэ на Патриция — тот как раз приготовился взять чашу с алтаря. А потом…

… а потом Гвенвифар показалось, будто величественный ангел — сияющая фигура, неясные очертания могучих крыльев, — поднял чашу, и та засверкала, словно звезда. Она пульсировала, словно сердце, она была красной, словно рубин… нет, синей, словно глубина небес; и в воздухе разлилось благоухание, как будто кто-то собрал воедино аромат всех роз, сколько их ни есть на свете. Внезапно по залу пронесся порыв ветра, дышащего свежестью, и хоть сейчас и шла служба божья, Гвенвифар вдруг почувствовала, что может в любой миг вскочить и выбежать из замка — на склоны холма, на бескрайние просторы, принадлежащие Господу, под целительную небесную ширь. И она поняла, поняла всем сердцем, что отныне никогда не побоится покинуть плен чертогов и замков — ведь куда бы она ни направилась, Господь будет с нею. Гвенвифар улыбнулась, а потом и рассмеялась. Какая-то мелочная, ныне скрученная и усмиренная частичка ее души вознегодовала: «Да как ты смеешь?! Во время службы Божьей?!» Но подлинная Гвенвифар со смехом ответила: «Если я не могу обрести радость в Господе, то где ж мне ее искать?»

А потом ангел оказался перед ней — благоухание и блаженство окружали его, подобно облаку, — и поднес чашу к ее губам. Трепеща и не смея поднять глаз, Гвенвифар сделала глоток — и почувствовала, как кто-то нежно коснулся ее чела. Подняв взгляд, Гвенвифар увидела, что это вовсе не ангел, а женщина в синем покрывале, с огромными печальными глазами. Она не произнесла ни слова, но Гвенвифар услышала: «Прежде, чем стал Христос, была я, и это я сделала тебя такой, какова ты есть. А потому, возлюбленная дочь моя, отринь стыд и радуйся, ибо в сути своей ты подобна мне».

Душу Гвенвифар и самое ее тело переполнила чистейшая радость. Она не ведала подобного счастья с раннего детства. Даже в объятьях Ланселета она не испытывала столь безграничного блаженства. «О, если б только я могла передать это чувство любимому!» Королева почувствовала, что ангел — или иная божественная сила, коснувшаяся ее, — отошла, и огорчилась этому, но радость по-прежнему продолжала плескаться в ней, и Гвенвифар с любовью смотрела, как ангел поднес пылающую чашу к губам Ланселета. «О, если б только она смогла наделить этой радостью и тебя, мой печальный возлюбленный!»

Зал заполнился ослепительным сиянием, пронесся могучий ветер — и все стихло. Гвенвифар не помнила, что она ела и пила — знала лишь, что это были какие-то сладости, и что она в жизни своей так не наслаждалась едой. «Что бы ни посетило нас сегодня, природа его была свята — сомнений быть не может…»

А затем в зале воцарилась тишина, и в ярком дневном свете он показался пустым и невзрачным. Вот вскочил Гавейн, за ним — Галахад…

— Я клянусь, что потрачу на эти поиски всю свою жизнь, если потребуется, и не успокоюсь, пока вновь не увижу Святой Грааль!

Епископ Патриций, кажется, едва держался на ногах, и Гвенвифар вдруг поняла, что он совсем уже старик… Алтарь, на котором прежде стояла чаша, был пуст. Королева поспешно спустилась с возвышения и подбежала к Патрицию.

— Отец! — окликнула она и подала епископу кубок с вином. Тот сделал несколько глотков, и постепенно морщинистое старческое лицо порозовело. Патриций прошептал:

— Мы удостоились святого присутствия… Воистину, я вкушал сегодня за столом Господним из той самой чаши, из которой Христос пил во время Тайной вечери…