Пленник дуба - Брэдли Мэрион Зиммер. Страница 67

Но когда Гвенвифар, одиноко лежа в темноте, ожидала появления Ланселета, ее стали одолевать горькие мысли. Уж не было ли его» да» сродни предложениям Артура, которые тот делал время от времени из жалости или ради того, чтоб пощадить ее гордость. Теперь, когда не осталось ни малейшей надежды на то, что она все-таки родит Артуру позднее дитя, он мог перестать приходить к ней, но Артур был слишком добр и не хотел, чтоб у дам Гвенвифар появился повод заглазно потешаться над нею. Но Гвенвифар казалось, что Артур, услышав ее отказ, всегда вздыхает с облегчением, и это облегчение было для нее словно нож в сердце. Случалось даже, что она звала Артура к себе, и они подолгу беседовали или она просто лежала в его объятиях — тогда она чувствовала себя покойно и уютно и не просила у Артура большего. Теперь же ей подумалось: а вдруг Артур чувствовал, что его объятья нежеланны ей, и потому так редко к ней приходил? Или все-таки он и вправду не хочет ее? Да и вообще — желал ли он ее хоть когда-нибудь или приходил к ней на ложе лишь потому, что она была его женой, и он должен был дать ей детей?

«Все мужчины восхваляли мою красоту и желали меня — все, кроме моего законного супруга». И теперь, — подумалось Гвенвифар, — быть может, даже Ланселет придет ко мне лишь потому, что он слишком добр и не может меня оттолкнуть «. Королеву бросило в жар, и на теле ее выступила испарина, хоть на Гвенвифар была лишь тонкая ночная рубашка.

Она встала, взяла с туалетного столика кувшин с холодной водой и обтерлась, с отвращением прикасаясь к обвисшей груди.» Ах, я ведь уже стара! Конечно, ему будет противно, что такая уродливая старуха желает его, как будто по-прежнему остается юной и красивой…»

А потом Гвенвифар услышала шаги Ланселета; он подхватил ее на руки, и королева позабыла свои страхи. Но позднее, когда он уже ушел, Гвенвифар долго лежала без сна.

« Мне не следовало так рисковать. В прежние времена все было иначе; теперь же Камелот — христианский двор, и епископ постоянно присматривает за мной.

Но ведь у меня ничего больше не осталось… — осознала вдруг Гвенвифар. — И у Ланселета тоже…» Его сын умер, и жена скончалась, и прежняя близкая дружба с Артуром безвозвратно канула в прошлое.

« Лучше б я была похожа на Моргейну — ей не нужно было любви мужчин, чтоб чувствовать себя живой, настоящей…» Однако Гвенвифар поняла, что, даже если б Ланселет не был ей нужен, он все равно нуждался бы с ней; не будь ее, он оказался бы совершенно одинок. Он вернулся ко двору, потому что нуждался в ней не меньше, чем она — в нем.

А значит, если их связь и греховна, оставить Ланселета без утешения будет еще большим грехом.

« Я никогда не оставлю его, — подумала Гвенвифар, — даже если это грозит нам вечным проклятием «. Но ведь Бог есть Бог любви — разве же он может осудить ее за то единственное, что за всю ее жизнь было порождено любовью? А если может, подумала Гвенвифар, ужасаясь собственным святотатственным мыслям, значит, он не тот Бог, которого она всегда почитала, и тогда ей совершенно безразлично, что он подумает!

Глава 15

Тем летом снова вспыхнула война; норманны терзали своими налетами западное побережье, и легион Артура выступил в битву. На этот раз вместе с ним в бой отправились саксонские короли из южных земель, Кеардиг и его люди. Королева Моргауза осталась в Камелоте; возвращаться в Лотиан одной было небезопасно, а сопровождать ее было некому.

Войско вернулось в конце лета. Когда раздалось пение труб, Моргауза сидела в женских покоях вместе с Гвенвифар и ее дамами.

— Это Артур!

Гвенвифар поднялась со своего места, и остальные женщины, тут же побросав прялки, столпились вокруг нее.

— Откуда ты знаешь? Королева рассмеялась.

— Вчера вечером посланец сообщил мне о его возвращении, — пояснила она. — Или ты уже решила, что я занялась чародейством — в моем-то возрасте?

Королева оглядела взволнованных девушек — Моргаузе казалось, что свита Гвенвифар состояла сплошь из девчонок четырнадцати-пятнадцати лет, и они с радостью хватались за любой повод, лишь бы не прясть.

— Не подняться ли нам на крепостную стену и не поглядеть ли на их приближение? — снисходительно предложила королева.

Девушки тут же разбились на группки и по двое-трое выскочили из покоев, болтая и хихикая на ходу; прялки остались валяться там, где их бросили хозяйки. Гвенвифар добродушно велела служанке навести порядок и вместе с Моргаузой они неспешно, как и подобает королевам, поднялись на стену, откуда видна была ведущая к Камелоту широкая дорога.

— Смотрите — король!..

— И сэр Мордред рядом с ним…

— А вон лорд Ланселет — ой, гляньте, у него голова перевязана, и рука тоже!

— Дайте-ка взглянуть! — велела Гвенвифар и, раздвинув девушек, прошла вперед.

Теперь и Моргауза смогла разглядеть Гвидиона, ехавшего рядом с Артуром; похоже, он был цел и невредим, и Моргауза вздохнула с облегчением. Потом она заметила Кормака — он тоже ездил на войну вместе с людьми Артура; кажется, он тоже был невредим. Узнать Гарета труда не составляло — он по-прежнему оставался самым высоким из рыцарей Артура, а светлые волосы напоминали сияющий ореол. Гавейн, следовавший, как всегда, за Артуром, прямо держался в седле, но, когда отряд подъехал поближе, Моргауза увидела на лице Гавейна огромный кровоподтек; под глазами у него залегли черные полукружья, а губы распухли — похоже, Гавейну вышибли пару зубов.

— Глянь-ка — сэр Мордред такой красивый… — сказала одна из девушек. — Я слыхала от королевы, будто он в точности похож на Ланселета, каким тот был в молодости, — и, захихикав, она ткнула свою соседку под ребра. Потом они обнялись и принялись перешептываться. Наблюдавшая за ними Моргауза вздохнула. Все эти девчонки были так молоды и очаровательны со своими шелковистыми косами и кудрями, каштановыми, рыжими или золотистыми; щеки у них были нежные, как лепестки яблонь, талии гибкие, а руки — белые и гладкие. И внезапно Моргаузу захлестнула неистовая зависть — ведь когда-то она была прекраснее всех их, вместе взятых! А девушки тем временем подталкивали друг дружку локтем и шепотом обсуждали разных рыцарей.

— Моя мать говорит, — с вызовом произнесла одна из девушек, дочь какого-то знатного сакса — Моргауза никогда не могла толком выговорить ее варварское имя — Эльфреш или что-то в этом роде, — что целоваться с безбородым мужчиной — это все равно что целовать другую девушку или младенца!

— Однако же сэр Мордред всегда чисто выбрит, а он ни капельки не похож на девушку, — возразила другая и со смехом повернулась к Ниниане, безмолвно стоявшей среди женщин. — Ведь верно, леди Ниниана?

Ниниана негромко рассмеялась.

— Бородатые мужчины кажутся мне стариками — когда я была маленькой, бороды носили лишь самые старые из друидов и мой отец.

— А сейчас даже епископ Патриций ходит с бородой, — заметила какая-то девушка. — Он говорит, что это в языческие времена мужчины уродовали себя бритьем, а вообще раз Господь сотворил мужчин бородатыми, значит, так им и следует ходить. Наверное, саксы тоже так считают.

— Это просто новая мода, только и всего, — сказала Моргауза. — А моды приходят и уходят. Когда я была молода, и христиане и язычники брились, а теперь мода изменилась. И не думаю, что это как-то связано с благочестием. Я совершенно уверена, что когда-нибудь и Гвидион попробует отрастить бороду — станешь ли ты тогда хуже к нему относиться, Ниниана?

— Нет, кузина, — со смехом отозвалась Ниниана. — С бородой или без бороды, он остается все тем же Гвидионом. О, взгляните — король Кеардиг и другие саксы! Не собираются ли они погостить в Камелоте? Госпожа, можно, я пойду отдам распоряжения слугам?

— Конечно, моя милая, — согласилась Гвенвифар, и Ниниана ушла. Девушки подталкивали друг друга, пытаясь занять местечко, откуда будет лучше видно, и Гвенвифар прикрикнула на них:

— А ну-ка, все марш обратно к прялкам! Это непристойно — так глазеть на молодых людей. Вам что, больше делать нечего, кроме как болтать о рыцарях, да еще так нескромно? Немедленно угомонитесь! Вы увидите этих рыцарей сегодня вечером, в главном зале. Предстоит пир — а это значит, что вам придется переделать множество дел.