Вампирья эскадрилья (СИ) - Патрикова Татьяна "Небо В Глазах Ангела". Страница 8
- Вильям, наше соглашение с твоим братом, вовсе не означает... - осторожно начал он.
- Что я должен спать с вами? - напрямую спросил тот, поднял лицо и спокойно ответил. - Я знаю.
- Хорошо. То есть мы прояснили этот вопрос?
- Да.
- И что это значит?
- Что вы пытаетесь научиться чувствовать ко мне что-то большее, чем просто тягу к теплу, и меня научить.
- Ты так на это смотришь?
- Да.
- Хорошо. Не совсем точно, но я не против, - расслабившись, отозвался вампир, и снова привлек его к себе. Мальчик помедлил и положил ладонь ему на грудь, там, где под кителем медленно, слишком медленно для человека, билось сердце.
Выходя из автомобиля, Этьен расплатился с водителем и поспешил за мальчиком, уже поднявшимся по ступенькам высокого крыльца. Вильям ждал его.
- Что-то не так? - почувствовав его смятение, уточнил Этьен, честно постаравшись, чтобы голос прозвучал мягко.
- Мне бы хотелось иметь возможность все обдумать и... - мальчишка запнулся, но быстро продолжил, - привыкнуть к новому статусу. Поэтому, могу я побыть этот день один?
- Да, конечно. Я все равно сейчас займусь своим окончательным переездом. Увидимся завтра за завтраком.
- Да, - мальчик быстро кивнул и взялся за ручку двери, но поверх его плеча в косяк уперлась ладонь.
- А какой у тебя теперь статус? - спросил вампир, подозревая, что ответ ему не понравится.
- Вашей игрушки, - было ему ответом. Мальчик осторожно убрал его руку и вошел.
Похоже, рано Этьен обрадовался. Ой, рано.
Вильям не испытывал угрызений совести, он вообще старался ни о чем таком не думать. Весь день он провел в своей комнате, точно зная, что Этьена в поместье нет. Вампир, как и обещал, ушел готовить переезд, вот только ни с одной машиной, коих за этот день было три, он так и не вернулся. Один из рабочих, перетаскивающих вещи летного офицера, сказал, что господин фон Вилькруа где-то над городом, летает. Вильям лишь кивнул на это, и бросил все силы на то, чтобы не думать о том, как бы ему самому хотелось подняться в воздух вместе с ним. Ведь последние несколько недель он жил ожиданием этого мига. Он знал, что он наступит, желал, чтобы наступил. Его тянуло к Этьену, неудержимо тянуло. Он был сильным, достаточно сильным, чтобы можно было положиться на него полностью и безоглядно, а Вильяма всегда привлекали сильные мужчины. Раньше оплотом его спокойствия и существования в этом мире был отец, то есть отчим, который всегда требовал называть себя именно отцом. Но несколько лет назад он скончался, и главой семьи стал старший брат, в котором Вильям подсознательно тоже пытался видеть сильного лидера и вести себя с ним соответственно - то есть подчиняться. Но Тодеуш был слабоволен и озлоблен на весь свет. Причем Вильям, как ни старался, так и не смог понять за что, почему он так злится на всех, особенно на него. И вот в его жизни появился Этьен. Яркий, красивый, сильный. При одном взгляде на него сердце замирало. Вильям давно знал, что не может спокойно смотреть на этого статного, рыжеволосого вампира с поразительно теплыми для его племени глазами.
Первый раз он увидел его в тот день, когда Вампирья эскадрилья участвовала в параде в честь очередной победы Империи над врагами. Отец привез их с Тодеушем в столицу. Они были удостоены чести стоять в первом ряду в Императорской ложе на Триумфальной башне, с которой наблюдать за фигурами высшего пилотажа, вытворяемыми летчиками, было очень удобно. Рядом с ними, в том же ряду стоял Император, всегда пренебрегающий креслом в такие моменты. А потом бипланы вампиров приземлились, и командиры звеньев поднялись к ним, чтобы поприветствовать правителя страны, давшей им приют. От одного взгляда на Этьена фон Вилькруа, барона Виолетто, у Вильяма перехватило дыхание, но ему так и не удалось поймать ответный взгляд. Вампир его так и не увидел, не вычленил в толпе придворных. Этьен был высок и статен, а Вильяму тогда было лишь шестнадцать лет, и он был не очень высокого роста, все из-за того же медленного взросления. И барон Виолетто, скользя взглядом по переднему ряду присутствующих, так и не опустил глаз. Это было очень давно, но Вильям помнил тот день так ярко, словно это было вчера. И очень часто вспоминал, когда оставался наедине с собой, когда Тодеуш позволял ему такую роскошь.
И вот теперь Этьен фон Вилькруа, ожившая греза, недостижимая мечта, воплотившаяся в реальность, с ним. В самом прямом и однозначном смысле этих слов. Почему же так больно? Почему так горит в груди?
Да потому что в мечтах Вильям еще мог надеяться, что сердце вампира когда-нибудь откликнется на его порыв, но теперь, когда судьба и алчность Тодеуша свела их вместе, он отчетливо понимал, что в реальности это просто невозможно. Вампиры бесстрашны и бесстрастны, это всем известно. Они не способны любить, лишь брать, потому что сама их физиология не предусматривает теплых чувств. Им вообще тепло не свойственно, они лишь могут позаимствовать его на время, но никогда не делятся в ответ. Всем известно. Глупо спорить со всеми. Вильям и не спорил. Просто принял как данность. Он всего лишь развлечение, милая, теплая зверушка, которую удобно иногда впустить в постель, чтобы согрела холодной, зимней ночью. Ну и что, что за окнами начало лета, ведь у вампиров с их холодными телами в сердцах всегда зима. Поэтому было больно, но он уговаривал себя научиться с этой болью жить.
Собственная спальня встретила его полумраком и одиночеством. В него хотелось зарыться, как в одеяло, с головой. И не думать, ни о чем не думать. Просто спать. Без сновидений, хотя бы во сне без проблем. Он, раздеваясь на ходу, подошел к постели, укрытой тонким одеялом - он с детства не любил жару и духоту и вообще предпочитал спать раскрытым. На этот раз, не задумываясь, он стянул с себя даже белье. Не потому что надеялся дождаться Этьена в своей постели уже сегодня. Хотя, приди тот к нему, он бы с тихой радостью принял его, заменив жажду взаимной любви простым обоюдным желанием, что было бы куда удобнее им обоим. Но он снял с себя все не поэтому, просто, будучи наполовину оборотнем, он всегда, в тайне от Тодеуша и других, пренебрежительно относился к одежде. Без нее ему было даже комфортнее, и собственная нагота никогда не смущала его.
Он подошел к постели, резко сдернул одеяло и замер, когда в воздух поднялись несколько невесомых розовых лепестков, в полумраке показавшихся черными. Глаза Вильяма широко распахнулись. Он отбросил одеяло и медленно, с пугающим благоговением опустился на кровать, по которой были разбросаны лепестки. Протянул руку, провел над тем местом, где их было больше всего, в самом центре кровати. Замер. А потом, не задумываясь, сгреб их ладонью и с силой сжал в кулак. И с трудом подавил вскрик, почувствовав, как что-то укололо руку. Резко разжал кулак, увидел на ладони впившиеся в кожу шипы. Сразу два. Осторожно выдернул, слизнул кровь, зная, что утром не будет даже шрама, и слабо улыбнулся. Под лепестками, перемешанными с шипами, обнаружилась прямоугольная карточка, и размашистый, витиеватый почерк в несколько строк давал объяснение сему натюрморту. По крайней мере, волчонок расценил это именно так.
Ночь. Шепот. Сонный город.
Окна настежь. Луны обломок.
Дым. Кофе. Горечь в горле.
Любовь. Тоска. Сердце с кровью.
Шипы. Розы.
Любовь - слезы.
Песок. Часы.
Я здесь. Где ты?
- Я тоже здесь, - прошептал Вильям, бездумно улыбаясь и поглаживая пальцем край карточки.
В сердце с кровью стучалась любовь. Неужели, все ошибаются, и вампиры... Нет. Раскисать нельзя. Не сейчас. Рано. Пока еще ничего непонятно. Поэтому он не пошел к Этьену, уже зная, какую комнату тот выбрал для себя, ведь волчье чутье в волчьем доме не под силу обмануть даже вампиру. Не пошел. Опустился на гладкие, прохладные простыни, зарылся лицом в подушку и так и уснул, не заботясь, что во сне может уколоться шипами. Аромат розовых лепестков и их нежность под пальцами пьянила и будоражила. Отчаянно хотелось верить в лучшее.