Призрачный свет - Брэдли Мэрион Зиммер. Страница 2

Вполне естественно, что после смерти мисс Бидни ее состояние полностью ушло в фонд университета, на эти деньги впоследствии была организована лаборатория научно-физических исследований имени Маргарет Бересфорд Бидни.

Со времени ее основания лаборатория, переросшая затем в институт имени Бидни, финансировалась автономно от университета, из благотворительного фонда, созданного на основе посмертного дара мисс Бидни. Опекунский совет университета в течение пятидесяти лет пытался доказать, что пожертвование мисс Бидни в равной степени принадлежит всему Тагханскому университету, и совсем было добился успеха, но, к его глубокому сожалению, в это самое время директором института был назначен Колин Макларен.

В близких к парапсихологии кругах имя доктора Макларена стало известным в начале пятидесятых годов, и всегда его окружал ореол таинственности, поскольку доктор всерьез занимался тем, что остальные называли либо бредом сумасшедшего, либо шарлатанством и мошенничеством. Виной всему была совершеннейшая уверенность Макларена в том, что в изучении паранормальных явлений следует опираться не только на парапсихологию, но и на оккультизм, отдавая последнему предпочтение. Свои взгляды он подтверждал тезисом о том, что оккультисты изучают невидимый мир уже несколько сотен лет, пытаясь выработать научный подход к познанию его влияния и управлению им. Более конкретно, Макларен занимался психологией транса, или экстрасенсорикой, и поскольку был признанным лидером в этой области, а также человеком напористым и агрессивным, то в его лице институт Бидни, к тому времени дышащий на ладан, приобрел своего надежного защитника.

Под его руководством институт стал признанным авторитетом в области исследований психических феноменов и их таинственных побочных братьев — феноменов оккультных. Вскоре с работами института начали считаться и на международном уровне. После этого ни у кого из попечителей Тагханского университета уже не возникало желания ликвидировать опостылевший им научно-исследовательский институт психики имени Маргарет Бересфорд Бидни. Всем стало ясно, что приемное дитя университета будет существовать, доколе ад не покроется льдом, а его сотрудники даже готовятся исследовать и это явление, если оно действительно будет иметь место. Короче говоря, попытки покончить с институтом растаяли подобно тому, как растрачивается эктоплазма.

Труф Джордмэйн сидела в своей тесной клетушке в институте. Состояние полудремы и отупения, характерное для рядового утра в понедельник, не могла снять даже чашка крепчайшего кофе. Завитые короткие темные волосы девушки были слегка примяты, а белый халат, накинутый поверх хлопкового свитера и джинсов и расстегнутый у самого воротника, выглядел чище и опрятнее обычного. Под правым локтем девушки лежала стопка компьютерных распечаток дюймов в шесть толщиной — работа для Труф на ближайшее будущее.

Приподняв на лоб очки в пластмассовой оправе, она посмотрела на висящие на стене часы. Они показывали восемь сорок пять. Пятнадцать минут назад, когда Труф пришла, Мег как раз заливала воду в кофейник. Он был очень большой и старый, кипел долго и самозабвенно, и Труф всегда с удовольствием смотрела на него. Но сейчас его медлительность раздражала — Труф очень хотелось кофе. Она издала тяжелый вздох и пододвинула к себе распечатки. Просто ждать было утомительно, и девушка решила просмотреть данные.

Дэви закончил серию своих экспериментов только вчера. Они являлись частью продуманной Труф программы, правда ничего особенного собой не представляющей. Так, легкая попытка раз и навсегда установить статистическую точку отсчета нарушений экстрасенсорных восприятий. Все это было работой очень нужной, но сам по себе сбор данных для подтверждения эксперимента — занятие крайне утомительное и неблагодарное. В экспериментах изъявили желание участвовать десять индивидуумов в возрасте от двадцати до двадцати пяти лет, в хорошей физической форме, и с каждым из них проводилось по сто машинных экспериментов вслепую, в которых использовалось сто карточек Раина. Именно здесь Труф чувствовала свою уязвимость, результаты экспериментов, сколь бы интересными они ни были, могли всегда поставить под сомнение на том основании, что полученных статистических данных явно недостаточно и делать какие-либо ошеломляющие выводы преждевременно.

Однако провести эксперименты с большим числом участников практически невозможно, даже если их и удастся собрать. На получение этих-то данных у Труф ушел целый год. А подготовительная работа! Она тоже требует немалого времени. Да и чего, собственно, придираться? Проводимые Труф эксперименты отвечали всем требованиям Общества физических исследований. Результаты записывались при помощи электронной аппаратуры, символы машина выбирала наугад, а возможность контакта руководителя эксперимента с участником и передачи ему символов языком жестов абсолютно исключалась.

Исключалась также и телепатическая связь. Вообще, построить эксперимент так, чтобы получить статистические данные, которые могут считаться точкой отсчета в измерении ясновидения и при этом в процессе его проведения исключить все иные возможности физического контакта, например телепатию или то же предвидение, достаточно сложно. Однако Труф считала, что и это ей удалось сделать. Хотя компьютер в некотором смысле и «знал» порядок всех символов, которые ему предстояло выбрать, но к моменту, когда испытуемый включался в эксперимент, «знания» компьютера уже оставались в прошлом и, даже если предположить, что участник эксперимента мог видеть будущее, в чем Труф очень сомневалась, эта способность становилась бесполезной.

«Добро пожаловать в чарующий мир статистической парапсихологии», — криво усмехнулась Труф, взяла со стола карандаш и принялась крутить его.

Она совсем уже забыла про кофе, когда часом позже в комнату вошла Мег.

— Привет, — воскликнула она, — впадаем в зимнюю спячку?

Всегда веселая, необычайно аккуратная и сообразительная, пухленькая коротышка Мег Уинслоу была секретарем отделения парапсихологии. Она вошла в комнату к Труф с толстой пачкой корреспонденции в одной руке, в другой она несла чашку дымящегося кофе, рискованно держа ее тремя маленькими пальчиками.

— Что-то я совсем перестала ориентироваться во времени, — призналась Труф, слегка смущаясь.

— Во-первых, для вас есть куча писем, — решительно произнесла Мег, — а во-вторых, Дил принес смородиновое песочное печенье, ему удалось испечь его за выходные. Я вам оставила немножко.

Мег аккуратно свалила всю корреспонденцию на стол, поставила рядом чашку с кофе, запустила руку в карман пиджака и вытащила оттуда сахар, несколько пакетиков со сливками и печенье, завернутое в бумажную салфетку.

— Ты меня просто портишь, — со смехом сказала Труф. В обязанности Мег не входило ухаживать за учеными.

— Если я не буду этого делать, вы умрете с голоду и вас похоронят в груде статистических отчетов, — немедленно ответила Мег. — Ну ладно, пока. Мне пора двигаться дальше, — не дожидаясь ответа, продолжала говорить девушка. — Сегодня начало учебного года, пойду вылавливать заблудившихся новичков, иначе они будут шататься по зданию до вечера. — И Мег упорхнула, осторожно, но плотно прикрыв за собой дверь, как это делала сама Труф.

Будучи ученым-исследователем института имени Бидни, а не преподавателем, Труф приравнивалась к профессорскому составу, и ей полагалась отдельная комнатка с дверью, которую Труф всегда плотно закрывала, независимо от того, находилась она в ней или нет. Большинство профессоров, чьи комнаты находились рядом, всего лишь слегка прикрывали двери, что было пустой демонстрацией своего общественного положения, поскольку большинство из них при каждом шорохе или шуме шагов в коридоре вскакивали из-за столов и летели выглядывать наружу.

Труф же закрывала дверь основательно. Нередко, когда ей не хотелось никого видеть, она даже запиралась. Как, например, сейчас. Труф Джордмэйн не любила сентябрь даже больше, чем время отпусков. Ей были глубоко ненавистны толпы гомонящих, вернувшихся с каникул студентов: огорошенные и смущенные новички, расхристанные выпускники.