Руины Изиды - Брэдли Мэрион Зиммер. Страница 63

Миранды тоже не было за обедом. Лиалла сказала, что она в постели и акушерка постоянно находится рядом с ней.

— Думаю, что она и сегодня не родит. — Лиалла покачала головой. — Хотя все, кто забеременел после последнего праздника, уже родили. Но я не волнуюсь, первый ребенок Миранды тоже появился много позже положенного срока. Есть женщины, у которых дети появляются с большой задержкой.

Обед прошел в полном молчании, женщины сидели полусонные и усталые, разговаривать никому не хотелось. Ванайя, раздраженная тяжелой обстановкой и тишиной, попросила Ру спеть, но тот отказался.

— У меня что-то болит горло, да и лирик не настроен, — пытаясь говорить как можно веселее, ответил он. — Я лучше попытаюсь сегодня написать песню для леди Миранды, ей нравятся мои скромные стихи и музыка.

Наблюдая за ним, Цендри не могла понять, почему его так заботит, как пройдут роды у Миранды. Ей было странно, что Ру, зная, что ребенок не его, так переживает за него. Внезапно она подумала, что Ру, как всякого влюбленного, заботит все, что связано с объектом его любви. Человек эмоциональный, он считает, что его касается все то, что касается и Миранды. Цендри жалела Ру, понимая, как ему тяжело скрывать свои чувства. "Если уж романтическая любовь женщины к мужчине считается здесь извращением, можно только представить, как тут воспринимается любовь мужчины к женщине", — подумала Цендри.

Цендри спала очень плохо. Она часто вставала, подходила к окну, прислушивалась к каждому шагу на лестнице и в доме. Лежа в уголке, она просыпалась от каждого звука, был ли это плач ребенка или чьи-то шаги на первом этаже. Дал не возвращался, и чувство острого беспокойства охватило Цендри. Задолго до рассвета она встала и села к окну, разглядывая Руины. Она вспоминала все время, проведенное на Изиде. "Неужели Дал прав и меня развратило это общество? Да нет, не особенно. Конечно, у меня появилась некоторая враждебность к Далу. Да нет, она была и раньше, только Матриархат обострил ее. Я просто стала говорить о том, о чем раньше молчала". Цендри злилась на то, что, испугавшись зависти Дала, бросила заниматься научной работой и не стала ученой дамой. Она пыталась обвинить в этом Дала, но тут же вспомнила, что он никогда не просил ее сидеть дома. Цендри сама так захотела. "Если бы Дал хотел иметь покорную, забитую жену, он бы женился на женщине с Пионера, в тех боязнь мужа заложена генетически. Однако он предпочел меня.

Я сама поддалась, стала покорной, и он забылся, стал вести себя так же, как и остальные мужчины с Пионера. А я молчала, давила в себе недовольство, и вот оно выплеснулось здесь. Значит, я вела себя нечестно по отношению к нему. Неужели мы потеряли друг друга навсегда?"

Взошло солнце. За дымкой встающего над морем тумана и пеленой облаков оно показалось Цендри похожим на большой, покрасневший от слез, заплаканный глаз. Вскоре пришла Лаурина, она посмотрела на Цендри и поразилась ее усталому, измученному виду.

Цендри рассказала Лаурине об исчезновении Дала.

— Я боюсь, что он по незнанию законов Изиды мог попасть в беду, — говорила Цендри. — Может быть, он где-нибудь в доме наказаний. Лаурина, ты знаешь Махалу и ее сторонниц. Они бывают в вашем колледже? — задала вопрос Цендри и, увидев утвердительный кивок девушки, продолжила: — Ты не могла бы спросить у них про Дала?

— Я сделаю для тебя и больше, но почему это так важно? — ответила Лаурина, и Цендри почувствовала в ее голосе нотки ревности. — Я могу выполнять обязанности ассистента не хуже.

Цендри настолько устала от необходимости всех обманывать, притворяться всезнающей ученой дамой-археологом и выдавать Дала за своего ассистента, что в какую-то долю секунды ей захотелось сказать Лаурине правду. Цендри совсем было решилась это сделать, но осторожность и гордость взяли верх. Своим признанием Цендри уничтожила бы себя. Узнав, что она является всего лишь помощником мужчины, женщины Изиды начали бы презирать ее, и она смолчала.

— Дело в том, — медленно заговорила она, — я не смогу работать эффективно без Дала. Он получил специальную подготовку на Университете.

Презрительная ухмылка скользнула по лицу Лаурины.

— Я понимаю, как тяжело приходится вам, женщинам мужских миров. Хорошо, Цендри, я схожу к Махале. Но почему ты считаешь, что оно там?

— Не так давно от Махалы, так мы поняли по клейму на лбу, приходил мужчина. Он о чем-то говорил с Далом, — призналась Цендри. — Я предупредила Дала, чтобы он не якшался с мужчинами, но, возможно, он недостаточно хорошо понял меня. — Не будучи уверенной в том, что Лаурина способна разобраться в сложностях ее отношений с Далом, Цендри сказала полуправду. Лаурине такое объяснение показалось вполне достаточным, и она тут же отправилась в город.

Целый день Цендри просидела в комнате, а вечером не пошла даже на ужин, отговорившись плохим самочувствием. Чтобы занять себя чем-нибудь, она сначала просмотрела все свои шифрованные записи о Матриархате, а затем начала заносить в тетрадь то, что осталось в ее памяти о празднике посещения берега моря. Цендри назвала свой шаг самодисциплиной. Она не щадила себя, детально описывая все, что с ней произошло, вплоть до своих сексуальных ощущений в объятиях Лаурины. Цендри заставила себя написать, что в этот момент испытывала чувство сильного стыда. Несмотря на привитую наукой убежденность в том, что сексуальные отношения являются всего лишь отпечатком культуры, Цендри чувствовала и понимала, что поступает безнравственно. Со странным удовольствием она записала и о том, что попытка заставить себя отнестись к своему поведению на берегу с холодным беспристрастием ученого принесла ей головную боль и впервые после прилета на Изиду она была вынуждена принять снотворное. Как бы ни хотелось ей услышать известия о Дале, как ни был велик страх перед возможным землетрясением, Цендри предпочла спать и ничего не слышать, чем лежать всю ночь с открытыми глазами, смакуя свою вину, страх и проклиная самодисциплину.

Лаурина пришла утром и сказала Цендри, что никто из окружения Махалы Дала не видел.

— Его не было в доме наказаний Ариадны, в мужском доме Махалы тоже, — говорила Лаурина. — Моя школьная подруга служит там, и я попросила ее провести досмотр дома под предлогом поиска не разрешенных в доме вещей.

Если раньше Цендри просто беспокоилась, теперь она была в панике. Ближе к полудню она пошла в ту небольшую часть дома, которую занимал Ру, хотя такой поступок считался в Матриархате нарушением этикета. Она нашла его в одной из комнат. Босой, в короткой затасканной юбке, с измученным ненакрашенным лицом, он сидел склонясь над своим лириком. Цендри подумала, что спутник Ванайи сочиняет музыку к написанной им в честь Миранды песне. Увидев Цендри, он встал и поклонился.

— Чем могу служить ученой даме? — мрачно произнес он.

Цендри не стала скрывать цели своего посещения.

— Исчез мой спутник, — прямо заявила она. — Я не верю, что он ушел по своему желанию. У меня есть подозрение, что он несознательно нарушил какие-то правила и задержан. Ему может грозить беда. Ты не знаешь, где он?

Лицо Ру помрачнело еще больше.

— Я скажу вам одно — он ушел по своей воле, и больше вы от меня ничего не услышите, своего товарища я не предам. Я знаю, что вам кажутся странными наши порядки, ученая дама, я нисколько не обижен вашим вопросом, но не спрашивайте меня больше ни о чем.

Цендри обескураженно смотрела на Ру, она думала, что знание тайны его отношений с Мирандой делает ее ближе к ним, но, как видно, ошиблась.

— Ру, — голос Цендри звучал тревожно и искренне, — почему ты не хочешь поговорить со мной как с другом, как с равным? Пойми, я очень боюсь за Дала, ты знаешь, где он, ведь вы друзья. Скажи мне.

Ру сжал губы.

— Между хозяином и рабом не может быть равенства. Я понимаю, почему вы так заботитесь о нем. Дал нужен вам для каких-то своих целей, но я не тот, за кого вы меня принимаете. Дал сейчас свободен, он смог убежать. Я не могу сделать то же самое и буду радоваться за него. — Он злобно посмотрел на Цендри. — И не предам его.