Я - истребитель - Поселягин Владимир Геннадьевич. Страница 17

— Понятно! Ладно, пойду посмотрю, что там мои делают, судя по разговору, что-то они нашли. — Лейтенант хлопнул по столешнице, встал и, поправив гимнастерку, направился к дому, откуда действительно были слышны возгласы.

«Надеюсь, с начальником особого отдела корпуса я не переборщил. Блин, что-то у меня с головой, плывет все. Вроде не простыл, горло не болит, нос не заложен. Тогда что?» — На миг замерев, я мысленно пробежался по себе, проверяя, что не так.

Однако все было нормально, немного болели ноги, но это потому, что весь в беготне, и ныли плечи от лямок вещмешка. А так все нормально.

«Наверное, устал», — со вздохом подумал я.

В это время в кругу света появилось несколько парней, шедших от сарая, они вели или тащили на себе четверых бойцов.

— Что? — вскочив, спросил я, вставляя в вычищенный пистолет магазин и убирая его в кобуру.

— Это те, кто самогону успел хлебнуть. Разморило их, на ходу засыпают, — спокойно пояснил появившийся Иванов и, взяв из блюда одно моченое яблоко, захрустел им.

— Понятно. Когда уходим?

— Майор сказал, как рассветать начнет.

— Да? Лучше бы немедленно, но ладно. Пойду узнаю, что там мои нашли.

Обернувшись, я смотрел на яркое пламя на месте дома. Тризна. Уходя, мы подожгли все, что только могли. Я был против, но майор приказал.

Раненых, что побывали в руках поляков, Тонин «отправил» лично. Я видел, как он плачет, тяжело было ему поднять на своих руку, но сами они не смогли. Лейтенант Рощин сам просил, умолял майора убить их. Сам слышал. И майор сделал. Сильный мужик. Вот только седину на висках я раньше у него не помнил, не было ее.

Сзади тихо порыкивал мотор, все стояли на опушке и смотрели на горящий хутор, где остались тела наших парней. Мы не стали их хоронить, майор решил устроить тризну, сам решил, не знаю, откуда он про нее узнал, но решение был правильное.

— Прощайте, парни… и простите нас за все! — тихо сказал стоящий в двух метрах Тонин и, вытерев лицо, развернулся и громко скомандовал:

— Слуцкий, дозор вперед. Все, уходим!

Сержант-пограничник, который теперь был начальником разведки, кивком показал своим на дорогу и первым ступил на нее.

Я шел замыкающим, рядом с телегой, на которой лежал укрытый одеялом старшина и сидела Зимина. Так и не проснувшихся бойцов положили в кузов полуторки, места им там хватило. Вихров довольно щурился, шагая рядом с машиной, сжимая в руках пулемет Дегтярева, найденный в доме вместе с семью винтовками, пистолетами летчиков и других командиров, а также пачкой документов военнослужащих Красной Армии.

Тогда, увидев удостоверения, лейтенант Строгов сказал, что, похоже, хуторяне этим и до войны занимались.

Еще раз оглянувшись и на миг замерев, я продолжил движение вслед за остальными.

Вещмешок оттягивал плечи, так как я умудрился сунуть в него каравай хлеба и большой шмат копченого сала. Поэтому, немного подумав, снял его и положил в телегу у ног старшины, рядом с небольшим казаном и мешками с крупой.

Сумерки в лесу начали рассеиваться, вставало солнце, показывая, что наступил третий день войны.

Пройти мы успели километра три или чуть более, когда наша небольшая колонна остановилась и впереди возникло какое-то оживление.

— Что там? — тревожно спросил старшина.

— Не вижу. Но вроде людей стало больше, — сказал я, вытянув шею и разглядывая, что там впереди. Не помогло даже вставание на цыпочки — все равно не видно. Закрывал широкий корпус полуторки со стоящими в кузове двумя большими сейфами.

— Пойду гляну. Узнаю, что там, — сказал я Середе и посапывающей носиком Зиминой.

— Ага. Давай, — кивнул он и, немного повозившись, с болезненной гримасой устроился поудобнее.

— Что там? — спрашивал я у бойцов, но получал тот же ответ: «Не знаю».

Выйдя из-за полуторки, тихо работающей на холостых оборотах, и вдохнув запах выхлопных газов, с интересом посмотрел на незнакомого пехотного капитана, который что-то говорил Тонину, при этом активно жестикулируя.

— Это еще кто? — спросил я у Иванова, который стоял неподалеку.

— Тоже окруженцы, как и мы. Из полка прикрытия границы. Они должны были усиливать пограничников. Капитан говорит, что до заставы под непрерывным обстрелом с воздуха и артиллерией смогли дойти всего около батальона. Говорил, границу целые сутки держали, только вчера утром их сбили с позиций, теперь прорываются к своим.

— Как они здесь оказались? Где мы, а где граница? — Вопрос действительно был не праздный. До границы было почти восемьдесят километров, и как они тут оказались, просто удивляло.

— Да вроде у них машины были, я точно не слышал, мы случайно на их лагерь наткнулись. Вот там и услышали.

— Сколько их?

— Больше ста человек. Много раненых.

— А о чем это он так говорит? Больно активно руками машет.

— Сам не знаю. Капитан попросил с майором поговорить наедине. Но похоже, что-то важное.

— Понятно. Ладно, я к своим.

Развернувшись, я встретился взглядом с лейтенантом Строговым, который, положив локоть на капот машины, с интересом наблюдал за беседующими.

Насчет милиционеров я уже спросил у пограничников. Оказалось, они были из Гродненского райотдела милиции. Начали вывозить сейфы с какими-то материалами, но попали в окружение, прятались в лесу, где и повстречались с погранцами, дальше двинулись уже вместе, пока не наткнулись на нас.

— Ну что там, — нетерпеливо спросил старшина после моего возвращения к телеге.

— Еще одну группу наших встретили, — пояснил я.

— Много?

— Да вроде больше ста человек.

— Ого, целая рота!

— Ну да! Рота. Это все, что от целого полка осталось, не считая погранзаставы.

— Прикрытие?

— Иванов так объяснил, — пожал я плечами и, отстегнув термос, напоил старшину и попил сам.

Разбудив Зимину, напоил и ее тоже.

— Пойду посмотрю, что там с уснувшими, должны уже проснуться, — сказала девушка, зевнув, аккуратно прикрыв ротик ладошкой, подхватила свою сумку и неторопливо направилась к машине.

Стоять нам долго не пришлось. Через десять минут мы продолжили движение.

Иванов был прав — их было больше сотни и очень много раненых.

— Как они сюда от границы дошли? — удивленно покачал я головой.

Теперь была понятна жестикуляция капитана: он не хотел бросать своих людей, но и очень торопился к фронту. Объяснение было простым. Вчера вечером на их дозор, который наблюдал за дорогой, выскочил бронетранспортер с солдатами и следовавшим за ним легковым автомобилем с генералом.

На дороге больше никого не было, и бойцы воспользовались такой удачей. В кузов гробообразного «Ганомага» полетела связка последних гранат, а кабриолет расстреляли из пулемета, стараясь не задеть ценную добычу. Однако генерал, подхватив лежавший на сиденье автомат адъютанта, открыл ответный огонь, убив одного и ранив двоих. Ответ был закономерен. Кроме документов погибшего генерала, толстого портфеля с картами и оружия ничего они не взяли. Вот как раз в содержимом портфеля, которое успел изучить командир одной из рот, знавший немецкий как свой родной, оказались карты с расписанным наступлением немцев на три дня вперед. Это и была их проблема. Потому-то капитан и метался. Бросить раненых он не мог, но и документы должны были оказаться в штабе округа как можно быстрее.

— Нужно уходить, и как можно быстрее. Где вы захватили документы? — спросил майор у капитана.

— Почти в двадцати километрах отсюда.

Капитан Климов был начальником штаба восемнадцатого стрелкового полка и после боев стал старшим по званию, приняв командование на себя. Сейчас он стоял рядом с комиссаром полка, забинтованным по самые глаза, около которого уже крутилась Зимина, слушая санинструктора, делавшего перевязку. Прихватив обоих выживших медработников полка, она обходила раненых и осматривала их.

Телегу, за которую я отвечал, загнали на небольшую поляну и стали снимать с нее припасы. Командовал бойцами седоусый ротный старшина. Обрадовавшись такой удаче — мы все равно вливались в этот отряд, — я быстро сдал ему свое имущество, освободившись от своих недолгих обязанностей. Припасы были приняты на ура — с продуктами в полку было не ахти. Убедившись, что все принято по описи, и получив соответствующую бумагу, убрал ее в карман и направился на поиски командиров.