Я - истребитель - Поселягин Владимир Геннадьевич. Страница 47
«Допрос в боевых условиях!» — отстраненно подумал я.
Обернувшись, посмотрел на тела десятка людей, без движения лежавшие на сухой, пыльной земле. Мое внимание привлекла плотная фигура в командирском френче. Как раз один из бойцов, что осматривали и уносили куда-то мертвых, перевернул его, и я увидел остановившийся взгляд капитана Борюсика.
На подножке полуторки со стороны водителя сидел майор Никитин, которому капитан Смолин делал перевязку руки. Лютикова суетилась у тяжелых.
«Что я натворил?!» — Эта мысль крутилась у меня в голове раз за разом, как будто испорченная пластинка. Если бы не я, то парни были бы живы. Заметив, что продолжаю держать пистолет, дрожавшими руками спрятал его в кобуру. И глубоко вздохнул.
— Одиннадцать убитых! Восемнадцать раненых! Это что такое?! — орал комдив, довольно шустро прилетевший в наш полк на У-2.
— У них было подстраховка, и она вступила в дело, когда с поля донеслись выстрелы, товарищ полковник, — морщась от беспокоившей его раны, отвечал Никитин.
Это действительно было так. Группа немецких диверсантов имела приказ на мой захват. Причем пленный рассказал, что велели доставить только живым, а в случае невозможности — уничтожить. Работали не в первый раз, свое дело знали, а тут из-за меня осечка. Группа подстраховки из восьми человек была на полуторке, вот они-то и вступили в бой, чтобы дать уйти группе захвата. Когда поняли, что уже поздно, просто ушли, бросив одного своего и девятерых наших. В результате у нас четыре трупа, один пленный и две машины. Свою полуторку диверсанты почему-то не забрали, оставили недалеко в лесу и ушли пехом. А наткнулись на нее наши только через полчаса.
Именно это и докладывал Никитин полковнику.
— А вы чего молчите? Стыдно? — грохнув кулаком по столу, спросил комдив у обоих полковых особистов, которые тоже присутствовали при разносе.
Я сидел позади всех в землянке и с интересом слушал, до сих пор не понимая, зачем здесь нужен. Кроме командования обоих полков больше никого не было.
— Документы у диверсантов были изготовлены очень высокого качества, просто отличные. Для проверки было слишком мало времени, проводная связь была перерезана до их приезда. Скорее всего, ими же. Так что установить принадлежность к немецким подразделениям было довольно тяжело, — спокойно ответил Никифоров.
— Установить тяжело? А мальчишка сопливый, только заглянув в документы, сразу определил, что они фальшивые, это как по-вашему? — орал полковник, тыкая в меня пальцем.
Никифоров уже подходил ко мне с подобным вопросом, и я подробно объяснил, как определил фальшивку, рассказав, что меня научил этому один из пограничников, когда ходили по немецким тылам. На вопрос «Кто?» я осторожно сдал Слуцкого.
— Мы уже выяснили, кто научил лейтенанта определять подмену. Так что мы теперь тоже в курсе, — коротко ответил Никифоров.
— А сами, значит, были не в курсе? — едко поинтересовался комдив. Он действительно переживал. Погибло на земле — не в воздухе, а на земле — семь летчиков, это не могло не расстраивать.
— Теперь знаем!
— Знают они… Выяснили причину нападения?
— Да. Их целью был младший лейтенант Суворов, присутствующий здесь. По заявке Люфтваффе, которые страдали от его полетов, был приказ выкрасть Суворова. Его фотография у них была, так что в лицо они лейтенанта знали.
— Откуда фото?
— Из газеты.
— Почему именно он?
— На счету Суворова, как сообщил диверсант, шесть сбитых асов Люфтваффе. Четыре из них имели по двадцать сбитых на счету. Так что командование Люфтваффе разозлилось не на шутку. Кстати, возможно, что сегодняшняя атака на него была также спланирована для уничтожения.
— Как они поняли, что это он?.. Ах да. Единственный на нашем фронте ЛаГГ. Да, тогда это все объясняет. Значит, немцы объявили его врагом?
— Пока только неофициально, но потом, скорее всего, объявят. Среди погибших асов был сам Хайнц Бэр «Притцль», на счету которого двадцать семь побед. Недавно он получил Железный крест, но погиб от рук нашего Суворова.
— Нечего было к нам лезть, — буркнул я тихо у себя в углу.
— Суворов! — посмотрев на меня, окликнул комдив.
— Я!
— Ты ведь у нас теперь безлошадный?
— Да, товарищ полковник!
— Самолеты обещали дня через три, так что усиль тренировки, а пока отдыхай. Свободен!
Выйдя наружу, я только пожал плечами. Ну на хрена был там нужен-то? Видимо, комдив имел на меня какие-то планы, но передумал.
Осмотревшись, я зашагал к нашей землянке. Около нее на бревнышке сидела вся группа. Баюкающий перевязанную руку сержант Лапоть — он попал под выстрел, когда был у моего ястребка, — обернулся и увидел меня.
— Наказали, товарищ лейтенант?
— За что?!
— Да крики полковника даже тут было слышно, — пояснил он.
— Нет, это не меня. Кстати, он сказал, что через три дня самолеты обещали нам перегнать.
— О-о-о! — сразу приняли весть летчики.
— Где Сомин? — Командира группы не было.
— Так с ужина не вернулся. Мы-то быстро, а он задержался.
— Ужин? Черт, а поесть-то я и забыл! Если что, я в столовой.
— Хорошо, товарищ лейтенант.
Обойдя штабную землянку по большому кругу, влетел в столовую, то есть на поляну, где она находилась, и спросил у поварихи:
— Где мой самый вкусный ужин на свете?
— Сейчас положим, садись пока, — отозвалась та с легкой полуулыбкой.
Сомина в столовой не оказалось, поэтому, пока накрывали стол, я просто крутил головой. По идущей неподалеку дороге ехало два грузовика, вот они остановились у штаба, и из них стали высаживаться бойцы в такой знакомой форме. У меня непроизвольно рука потянулась к кобуре. Услышав шум рядом, обернулся и увидел, как трое вскочивших из-за стола летчиков стояли уже с пистолетами в руках и напряженно наблюдали за бойцами НКВД. Положив маузер рядом, на столешницу, я, не спуская взгляда с прибывших, занялся наконец-то принесенным ужином. Летчики, поняв, что это свои, тоже продолжили трапезу.
Поев, я сходил к своему капониру — узнать что там с ЛаГГом: в душе все-таки теплилась надежда, что все будет хорошо. Однако Семеныч разочаровал: ремонт невозможен из-за отсутствия запчастей, которых нет и не будет. Нужно заказывать из-под Москвы. Так что машину только на запчасти… Да кому они нужны? Обрадовав старшину, что идет новая техника, направился к Лютиковой. Увы, Марина занята — отправляла раненых в госпиталь. Пришлось разворачиваться и топать к своей землянке. Там, собрав учеников, к которым присоединились летчики из полка майора Запашного, направился вместе с ними в класс.
— Начнем с главной формулы истребителя, с которой я начинаю свои уроки, — это…
— Высота, скорость, маневр, огонь, — хором ответили ученики знаменитую формулу, которую вывел советский ас Покрышкин.
— Молодцы, теперешний наш урок — это тактический прием под названием «скоростные качели». Идем на «место боя» — так называлось место, на котором мы устраивали, как выразился один из летчиков, «игры с самолетиками».
В самой середине урока, когда на пару сержанта Лаптя сверху падала четверка «худых» из летчиков Запашного, я увидел комдива, стоявшего в окружении командования обоих наших полков и с искренним любопытством наблюдавшего за нами.
Увидев, что я заметил его, он жестом велел продолжать занятия.
Постояв минут десять, полковник также молча удалился с задумчивым лицом.
А вечером, когда почти стемнело, были похороны. Теперь я знал, где лежит прадед Лехи, но легче от этого мне не стало. Я навсегда запомнил эти одиннадцать холмиков на окраине леса. На всю жизнь запомнил.
Утром, когда оба полка по приказу комдива передислоцировались на другое место, я узнал, чего от меня хотел полковник. Никитин проговорился, и слух разнесся по полку. Оказалось, у соседей сохранилось несколько Пе-2, вот комдив и хотел меня временно посадить на одну из машин, но почему-то передумал.