Герой не нашего времени. Эпизод I - Полковников Дмитрий. Страница 38

Эрих отправил коньяк на столик капитана, сопроводив его словами искреннего восхищения русской водкой и ответного пожелания бодрости духа. Коверкая название, заказал песню «Черный ворон», столь любимую во время застолий варварами с Востока, наводнившими город.

О, как взбесился большевик!

Максим осатанел всерьез. Заказанная немцем песня превращала все в какой-то фарс. Как заслушались лейтенанты, не понимая, что тризну справляют сами по себе. Вот, гад!

Ненашев зло усмехнулся. В отличие от «туристов» из будущего, массово наводнивших белорусские леса, ему пришлось бы взять с собой не гитару, а рояль. Точнее пианино, или, совсем для счастья, синтезатор. То, что он не раз прошелся по репертуару предвоенного времени, добавляло уверенности.

Он встал и решительно сдвинул с места пианиста. Вернее, просто переставил стул с хрупким польским юношей. Нажал несколько клавиш, понимая, что пока не дотягивает. Эх, сюда бы бэк-вокалисток, да с кордебалетом, да ударника-энерджайзера, заглушающего ляпы во взятых нотах!..

Ну, и к черту. Слова хоть помнит, но немецкий фильм «Мужчина, о котором говорят» гауптман просто обязан был видеть. Иначе парагвайский шпион как раз немец. Культовая лента, а из-за той песенки слово «дождевой червяк» в приличном обществе довоенного Берлина надо было произносить осторожно. Оно вдруг приобрело ужасно неприличный оттенок. Все эти колбаски, сардельки уже не имели былого эротического подтекста.

Теперь, если девушке надо было назвать ту штуку в штанах приятеля, она произносила с придыханием: «Где же наш дождевой червячок?» [166]

Максим начал, насмешливо глядя на немца:

Майя захихикала, мгновенно узнав мелодию. Музыканты подключились спустя минуту, мелодия зазвучала громко и бодро. Кино сняли в тридцать седьмом году и успели прокатать ленту в довоенной Польше, собирая аншлаги. Оказавшийся временно безработным, пианист на салфетке записывал русский перевод [167]. А после первого куплета грохнули смехом лейтенанты, проследив, на кого ехидно смотрит капитан.

«Шайсе!», немецкий офицер постепенно наливался краской. Большевистская сволочь, приравняла его немецкого офицера, к тому, что измеряют сантиметрами.

Гауптман задыхался от ярости, но ничего сделать не мог. Дернешься, и еще больше выставишь себя на посмешище. Но сидит за пианино не простой русский, а человек, хорошо знающий даже ходящие среди них неприличные шутки.

Не желая дальше участвовать в дешевом балагане, Эрих немедленно покинул ресторан.

— Товарищ капитан, а еще что-то умеете? — спросили Ненашева.

— Играй, лабух, я гуляю? — сердито буркнул капитан и за столом притихли, вспоминая, кто тут начальник.

— Умею, но нет настроения, — спокойнее добавил Максим. — Все, не буду вам мешать. Меру знайте, в батальон не опаздывайте, утром подниму всех рано.

И комбат ушел, чувствую себя как-то неуютно. Похоже, совершил он подлость по отношению к девушке. Немец, так вольготно разгуливающий по Бресту не оставит ее в покое. Приз, престиж! Почему-то Ненашева это волновало и вызывало ненужные эмоции. Совесть грызла, что ли?

Стоп. Братец, да ты влюбился, что ли? Старый козел решил подышать на луну свежим перегаром? Но тут ему тридцать два, он холост. «Знаешь, Максим, иди-ка ты в баню. Да-да, ту самую, что саперы должны сегодня достроить», посоветовал ему внутренний голос, убивая какое-то суетливое нетерпение.

Впрочем, не удивительно. Даже Саша Панов запал бы на такую подругу. Изящная девушка с невероятно красивым лицом и фигурой очень напомнила бывшую подругу, с которой так и не сложилось по его же вине. Можно постараться стереть любовь из памяти. Но выкинуть из сердца? Вряд ли.

Удивленная Майя изумленно смотрела, как быстро покинули ресторан два противника. Просьба русского, подарившего цветы, поцеловать его в щечку казалась невинной. Такой роскошный букет, нет, охапку, полька видела первый раз. А песня, заставила ее почти расхохотаться, уж больно комичным казался этот плотно сложенный русский командир, зачем-то нацепивший на себя круглые очки.

Интересно, почему он так поглядывал на немца? А эти взгляды, двух врагов Польши одновременно брошенные в ее сторону?

О, матка Боска, оба выбрали призом именно ее. Что теперь будет c ней и с мамой? Кто ее защитит? Она, сдерживая слезы, сказала, что не может выступать. Всего полчаса и она успокоится. Выскочив из вокзала, Майя бросилась по знакомому адресу.

— Сам все сожрешь! — зло шипел Ненашев в шесть утра, глядя на съежившегося повара.

Почему съежившегося? Это для бойца не залет! Головы ему не сносить! Это статья, суд, ссылка, Сибирь, тем более, что «диверсия» совершена рядом с границей!

Ох, как сердит невыспавшийся комбат.

Ненашев, уединившись с двумя саперами, с девяти вечера до трех ночи провел в песочнице. Впрочем, Манин не утерпел и тоже приперся – хотел посмотреть, куда пойдет остаток стройматериалов. Николай восхищенно смотрел, как комбат лично лепит куличики из цемента. Втыкает палки, украшенные тканью и цветной бумагой. Затейливо раскладывает камешки и осколки кирпича.

Максим окончательно решил, как учить личный состав. Чему – и так ясно. А вот методику он возьмет немецкую. Не зря ее потом украли американцы, да и российская армия использовала похожие приемы в подготовке спецподразделений. Ему нужен максимально быстрый результат [168].

Давать Ненашев начнет минимум теории, включая одни моменты, связанные с боевым планированием. А так – практика, практика и еще раз практика. Всему научить невозможно, но несколько приемов за пару недель он может с ними отработать до автоматизма. Заодно начнет учить думать самостоятельно, постоянно подбрасывая задачки или меняя условия. Реакция противника, погода, отсутствующий гвоздь в подкове у лошади командира – все входит в «туман войны».

«Правильных» ответов на войне нет, надо разбирать любое решение, попутно отрабатывая взаимозамену. Придут рядовые, и самых толковых из них Ненашев возьмет в оборот. То, что командование за волюнтаризм Максима не погладит, капитану было плевать. Не успеют, а он пока волен в собственных действиях.

Но вернемся в утро пятницы.

Ненашев не пугал человека, забывшего очистить котлы новенькой полевой кухни «КП-41» от консервирующей их смазки. Пищевое отравление особым отделом обычно рассматривалось как вражеская диверсия, и лишь потом отрабатывались иные версии.

Рядом стоял красный от волнения замполит, прекрасно понимающий, под какой монастырь мог попасть и он сам, не прояви Ненашев бдительности [169].

Панов тут же начал выяснять, кто поставил двадцатилетнего парня к одному из главных в армии дел – поварскому, коря себя за невнимательность. Вот, что значит долгий перерыв в службе. Через пять минут он выяснил, что боец гений-самоучка!

Вашу мать, командиры-начальники, где же в войсках ребята из обещанных еще в тридцать седьмом году школы поваров? [170]

Некий фон Меллентин плакался в мемуарах, что одна из причин проигранной войны – неприхотливость русского солдата. Мол, мало кушает и, постепенно растворяясь, становится он частью природы.

Язвил, вероятно, сволочь. Боец, прежде чем драть с него три шкуры, нужно было просто и вкусно накормлен. И повар за дело свое должен стоять так, чтобы гнуть обухом топора стволы пулеметов на немецком танке, приехавшего на запах полтавского борща.

Капитан осмотрел агрегат. Досталась им новейшая разработка, где учтены уроки финской войны. Та, о которой в выводах писали «ввести трехкотельную кухню в полку и дивизии для питания начсостава».