Верховная королева - Брэдли Мэрион Зиммер. Страница 74

Но хотя королева хлопотала все утро, не покладая рук, и хотя Артур, когда она рассказала мужу о своей затее, пришел в полный восторг и в свою очередь все утро обсуждал с Кэем награды для лучших мечников и всадников; да, и надо бы еще какой-нибудь трофей подобрать для победителя среди отроков! – однако же Гвенвифар так и не смогла избавиться от грызущего беспокойства. «В этот день древние Боги велят нам чтить плодородие и плодовитость, а я… я по-прежнему бесплодна». И вот, за час до полудня, – когда герольды затрубят в трубы, созывая народ на ристалище к началу состязаний, – Гвенвифар отправилась к Моргейне, сама еще не зная, что ей скажет.

Моргейна взяла на себя надзор за красильней, где окрашивали спряденную шерсть, и приглядывала за королевиной пивоварней: она знала, как не дать скиснуть сваренному элю, как перегонять спирт для лекарственных снадобий, как изготовлять из цветочных лепестков духи более тонкие, нежели привозные из-за моря, те, что стоят дороже золота. Кое-кто из обитательниц замка всерьез считал это магией, однако Моргейна уверяла, что нет; просто она изучала свойства растений, цветов и злаков. Любая женщина, твердила Моргейна, способна делать то же самое, ежели не пожалеет сил и времени и ежели руки у нее не крюки.

Гвенвифар отыскала Моргейну в пивоварне: подобрав подол парадного платья и накрыв волосы куском ткани, она принюхивалась к испортившемуся содержимому корчаги.

– Вылейте это, – распорядилась она. – Надо думать, закваска остыла; вот пиво и скисло. Завтра сварим еще; а на сегодня пива хватит, и с избытком, даже на королевин пир, раз уж пришла ей в голову этакая блажь.

– А тебе, значит, пир не в радость, сестрица? – спросила королева.

Моргейна развернулась к вошедшей.

– Не то чтобы, – отвечала она, – однако дивлюсь я, что ты, Гвен, затеяла праздник: я-то полагала, что на Белтайн у нас будет сплошной пост да благочестивые моления, хотя бы того ради, чтобы все видели: ты – не из тех, кто станет веселиться в честь Богини полей и хлебов.

Гвенвифар покраснела; она понятия не имела, потешается ли над нею Моргейна или говорит серьезно.

– Возможно, Господь распорядился, чтобы весь народ веселился в честь прихода лета, а про Богиню и упоминать незачем… ох, сама не знаю, что и думать… а ты – ты веришь, что Богиня дарит жизнь полям и нивам, и утробам овец, телиц и женщин?

– Так учили меня на Авалоне, Гвен. А почему ты спрашиваешь об этом сейчас?

Моргейна сдернула с головы лоскут, которым прикрывала волосы, и Гвенвифар внезапно осознала: да ведь она красива! Моргейна старше Гвенвифар, – ей, надо думать, уже за тридцать; а сама словно ни на день не состарилась с того самого дня, когда Гвен увидела ее в первый раз… не зря все считают ее колдуньей! На ней было платье из тонкой темно-синей шерсти, очень простое и строгое, однако темные волосы перевивали цветные ленты; подхваченные за ушами, шелковистые пряди скреплялись золотой шпилькой. Рядом с Моргейной Гвенвифар ощущала себя сущей наседкой, невзрачной домохозяйкой, даже при том, что она – Верховная королева Британии, а Моргейна – лишь герцогиня, да еще и язычница в придачу.

Моргейна столько всего знает, а сама она ужас до чего невежественна: только и умеет, что написать свое имя да с грехом пополам разбирать Евангелие. А вот Моргейна в книжной премудрости весьма преуспела, читает и пишет, да и в делах хозяйственных тоже сведуща: умеет прясть и ткать, и вышивать шелком, и пряжу красить, и пиво варить; а в придачу еще и в травах и в магии разбирается.

– Сестрица… об этом поминают в шутку… но… но правда ли, что ты знаешь… всевозможные заклинания и заговоры на зачатие? – запинаясь, выговорила Гвенвифар наконец. – Я… я не могу больше так жить: каждая придворная дама провожает взглядом каждый кусок, что я беру в рот, высматривая, не беременна ли я, или примечает, как туго я затягиваю пояс! Моргейна, если ты и в самом деле знаешь такие заговоры, если слухи не врут… сестра моя, заклинаю тебя… не поможешь ли мне своим искусством?

Растроганная, встревоженная, Моргейна коснулась рукою плеча Гвенвифар.

– Да, это правда; на Авалоне говорят, что амулеты могут поспособствовать, если женщина все никак не родит, а должна бы… но, Гвенвифар… – Она замялась, и лицо королевы заполыхало краской стыда. Наконец Моргейна продолжила:

– Но я – не Богиня. Может статься, такова ее воля, что у вас с Артуром не будет детей. Ты в самом деле хочешь попытаться изменить замысел Божий заклинаниями и амулетами?

– Даже Христос молился в саду: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия…» 9 – исступленно выкрикнула Гвенвифар.

– А еще Он прибавлял: «Впрочем не как Я хочу, но как Ты» 10, – напомнила ей Моргейна.

– Дивлюсь я, что ты знаешь такие вещи…

– Гвенвифар, я прожила при дворе Игрейны целых одиннадцать лет и проповедей наслушалась никак не меньше тебя.

– И все же не понимаю я, как может Господь желать того, чтобы по смерти Артура в королевстве вновь воцарился хаос, – воскликнула Гвенвифар, словно со стороны слыша собственный голос: пронзительный, резкий, озлобленный. – Все эти годы я была верна мужу… да, я знаю, что ты мне не веришь; ты небось думаешь так же, как все придворные дамы: дескать, я изменила лорду моему с Ланселетом… но это не так, Моргейна, клянусь тебе, это не так…

– Гвен, Гвен! Я не исповедник тебе! Я тебя ни в чем не обвиняла!

– Но могла бы, кабы захотела; и, сдается мне, ты ревнуешь, – отпарировала Гвенвифар в бешенстве и тут же покаянно воскликнула:

– Ох, нет! Нет, не хочу я с тобой ссориться, Моргейна, сестра моя, – ох, нет, я же пришла умолять тебя о помощи… – Из глаз ее потоком хлынули слезы. – Я ничего дурного не делала, я всегда была хорошей и верной женой, я вела дом моего супруга и тщилась ни в коем случае не опозорить его двор, я молилась за него, я старалась исполнять волю Божию, ни малую толику не погрешила я против долга, и все же… и все же… за всю мою верность и преданность… ничего я с этой сделки не получила, ройным счетом ничего! Каждая уличная шлюха, каждая распутница из тех, что таскается с солдатскими обозами, они-то щеголяют своими огромными животами, своей плодовитостью, в то время как я… я… ничего у меня нет, ничего… – И Гвенвифар бурно разрыдалась, закрыв лицо руками.

Голос Моргейны звучал озадаченно, но ласково. Она обняла королеву за плечи и привлекла ее к себе.

– Не плачь, ну, не плачь же… Гвенвифар, посмотри же на меня: тебе и впрямь так горько, что ты бездетна?

– Я ни о чем другом и думать не могу, денно и нощно… – всхлипнула Гвенвифар, пытаясь сдержать рыдания.

– Да, вижу, тяжко тебе приходится, – промолвила Моргейна после долгой паузы. Ей казалось, она слышит мысли Гвенвифар так же ясно, как если бы та облекла их в слова:

«Будь у меня ребенок, я бы не думала денно и нощно о любви, что искушает меня и заставляет забыть о чести, ибо все свои мысли посвящала бы я Артурову сыну».

– Хотела бы я помочь тебе, сестра… но не лежит у меня душа к амулетам и магии. На Авалоне нас учат, что простецам такие вещи, может, и нужны, но мудрые с ними не связываются и мирятся с участью, что назначили им Боги… – Произнося эти слова, Моргейна чувствовала себя сущей лицемеркой; ей вспомнилось то утро, когда она отправилась искать корешки и травы для настоя, способного избавить ее от Артурова ребенка. И это называется – покорствовать воле Богини?

Но ведь в конце концов она отказалась от своего замысла…

И, во власти внезапно накатившей усталости, Моргейна подумала: «Я, не желавшая никакого ребенка, едва не умерла родами, но произвела-таки дитя на свет; Гвенвифар денно и нощно молится о ребенке, но пусто ее чрево и руки пусты. И в этом – благость воли Богов?»

Однако же Моргейна сочла своим долгом предостеречь королеву:

– Гвенвифар, пойми вот что: амулеты зачастую срабатывают не так, как тебе бы того желалось. С чего ты взяла, что Богиня, которой служу я, сможет послать тебе сына, в то время как твоему Господу, который в твоих глазах более всемогущ, чем все прочие Боги, вместе взятые, это не под силу?

вернуться

9

Мф 26:39

вернуться

10

Мф 26:39