Гензель (ЛП) - Джеймс Элла. Страница 13
Со мной следующей за ним по пятам, мужчина делает три больших шага и толкает, чтобы открыть деревянную дверь в небольшой кабинет с красивым деревянным столом и встроенными полками.
— Если ты хочешь пройти пробы на роль сабы, ты должна подписать соглашение о неразглашении. Ты знаешь что это? — спрашивает он.
— Да, — сглатываю я, когда он протягивает стопку бумаги и ручку.
Мои глаза просматривают их, но я не могу прочесть любое из этих слов. Я облизываю губы и оглядываюсь на него.
— Это для... Эдгара? Потому что я думала...
— Это ни для кого. Нет, пока ты не подпишешь их, детка.
Я жую свою губу и медленно киваю.
— Тщательно изучи их, подпиши их, если тебя устроит. Тогда мы поговорим о большем.
Моя рука так сильно трясется, что я едва могу написать свое имя. Я благодарна, что Рэймонд отходит к одной из полок и начинает листать книгу. Я беспокоюсь, что, если он увидит мои руки, он может вообще не позволить мне пробоваться.
Я сумасшедшая.
Может, у него есть глаза на затылке, потому что в момент, когда я подписываю последний бланк, он разворачивается и улыбается мне. Улыбка выглядит на удивление искренне.
— Закончила? Есть какие-нибудь вопросы?
Я вздыхаю.
— Вопросы? — весело говорит он.
Еще один глубокий вдох.
— Эдгар? — слабо спрашиваю я.
Он обходит стол, кладет руки на затылок и начинает говорить почти так же быстро, как и аукционист:
— Да, мэм, этот абсолютно конфиденциальный кастинг, в самом деле, для Эдгара. Вы подвергнетесь испытанию, чтобы обслужить его, как его личный сексуальный сабмиссив, действующий в любой обстановке, какую он выберет для вас. Отдавая ему все права, весь контроль каждого аспекта вашей личности, чтобы быть вовлеченной в традиционные и нетрадиционные доминантские отношения. Они продолжаются, пока мистер Эдгар не скажет, что они закончены, когда он скажет, то все кончено. Никаких дискуссий или сомнений. Это прописано в контракте дорогая, но это нужно обязательно пояснить вам. Помогает людям запомнить, понимаешь, что я имею в виду?
Я медленно киваю.
— Очень хорошо. Ты все время будешь в маске, ты будешь говорить шепотом или почти шепотом. Ты будешь держать свое тело в форме с сегодняшнего момента: никаких прибавлений или потерь веса, никаких грудных имплантатов, лицевых или других косметических операций. Ты сможешь сделать это?
Я снова киваю. Моя рука тянется к моему горлу. Что-то стягивает внутри, я удивлена, что вообще могу дышать.
— Если ты решишь нарушить соглашение о неразглашении, ты столкнешься с адвокатами. С множеством адвокатов. Они не будут деликатными. Ты понимаешь?
Еще один кивок.
Я бы никогда не сказала ни слова о Гензеле. Или Эдгаре, как он сейчас себя называет.
Я чувствую тошноту, когда он подает мне знак рукой по направлению к двери, и я следую за ним по коридору, коротким путем, к двери с кнопочной панелью и устройством для скольжения карты. Он скользит картой, и цвет индикатора рядом с устройством сменяется с красного на зеленый.
Когда он толкает дверь, чтобы открыть, я думаю о побеге.
Я так сильно нервничаю.
Я так сильно напугана.
Этот мужчина не мой Гензель.
Мой Гензель ушел.
В моей груди поселяется чувство тяжести, я едва могу заставить свою диафрагму подниматься.
Мои глаза болят от сдерживаемых слез.
— Ты идешь?
— Да, — хриплю я.
Мы входим в кухню, и мои глаза впитывают детали. Гранитная столешница; нержавеющая сталь; выглядящий как из настоящей древесины пол. Кухня переходит в роскошную гостиную, покрытую восточным ковром высшего класса и мебелью из дерева, кожи и шерсти, снабженную огромным телевизором с плоским экраном, несколькими полотнами с изображением разноцветных квадратов и некоторыми скульптурами. Я замечаю статую птицы в углу и вспоминаю что-то, что Гензель говорил давно о картинах леса на стенах в наших комнатах, на которых не было никаких птиц.
Это ошибка.
Я расстрою его.
Он расстроит меня.
Почему я думала, что это хорошая идея?
Прежде чем я отказываюсь, Рэймонд протягивает мне черную бархатную сумку и указывает на дверь с другой стороны дивана.
— Это ванная комната. Иди и переоденься. Маска имеет важное значение, как мы и говорили об этом.
Я медленно киваю. Не уверенная, могу ли я сделать это. Но я беру сумку и иду в ванную.
Я открываю ее медленно, потому что мои руки все еще дрожат. Потому что я боюсь того, что внутри.
Я вытягиваю руку в сумку и ощущаю... это должно быть шелк.
Я раздвигаю пальцы, собираю всю ткань и вытаскиваю ее, как будто она гадюка. Я кладу ее на серую и золотистую столешницу, тоже гранитную, как я думаю. Когда я вижу это, каждая клеточка внутри меня замирает.
Тедди королевского синего цвета… оно превосходно. Его качество очевидно в крое корсажа и расклешенной юбочки. Она украшена кружевом и несколькими крошечными хрустальными бисеринками, что сверкают в свете от лампы, расположенной над огромным обрамленным ониксом зеркалом передо мной.
Там же пара высоких чулок, плотно облегающих ноги, плюс подвязки. Или это называется как-то по-другому? Они крепятся к... этой вещице. Основная часть теди из ткани и от этого оно похоже на купальник. Но низ подобен двойным стрингам...
Нет — трусики с прорезью.
Ох.
Вау.
Мое лицо покрывается румянцем.
Я держу часть наряда, где трусики, когда картинка из нашего совместного прошлого резко возникает в моей голове. Мои руки: пальцы широко распростерты, обхватывая его бедра. Кончики пальцев прижимаются к мышцам его твердого как скала брюшного пресса. Моя голова немного наклонена набок, так что я могу видеть его лицо. Его пухлые губы слегка приоткрыты. Его подбородок приподнят, как будто он на грани того, чтобы запрокинуть голову. А его глаза. Вместо того чтобы быть закрытыми, от ощущений, пока он лишает меня девственности, его глаза на моем лице. Осторожно, нежно, ласково на моем лице.
Я точно знаю, в какой момент это было, когда я вижу картинку в своей голове.
Это был Гензель, когда он толкался внутри меня.
Потому что в момент после этого он закрыл глаза. Он запрокинул голову и застонал, когда глубже погружался в меня.
Я слегка стискиваю зубы из-за этого воспоминания и думаю о нем теперешнем. Мужчине, которого я видела на сцене. За стеклом.
Он был больше. Гораздо больше. НЕ мужчина — мальчик. В ночь, когда я, наконец, увидела его лицом к лицу, он был хорошо сложен, крупный и ширококостный. Но он был моложе. На десять лет. Тогда ему было семнадцать. Сейчас ему двадцать семь.
Я подбираю наряд и прижимаю его к груди.
Мне интересно, чего бы он хотел. Что ему нравится. Нынешнему Гензелю.
Когда я переодеваюсь в ярко-синий наряд, я задаюсь вопросом. Если бы я должна была закончить эту хитрость прямо сейчас и сказать Рэймонду, кто я на самом деле, и, если бы Эдгар увидел меня. Я не могу представить, что он скажет «нет».
Если только он не был бы смущен.
Я думаю, что он, скорее всего, будет.
Парень, которого я знала, был добрый. Он был неугомонным, всегда пытался использовать обстановку своей комнаты, чтобы заниматься спортом, всегда спрашивал о моих любимых книгах, чтобы читать и перечитывать их... Постоянно в движении. Да, он был таким тоже. Но также он был добрым.
Я знаю, что жизнь до того, как я встретила его, оставила на нем отпечаток, но я никогда не догадывалась, насколько сильно. Тогда он еще не был таким.
Как бы он себя чувствовал, если бы знал, что я здесь, близко к нему, даже если он не в курсе, что я была в Вегасе?
Может он не захочет увидеть меня.
Я предполагаю, что, по крайней мере, он может не захотеть, чтобы я знала о его жизни как доминанта.
Возможно, это неправда. Может быть, я буду осуждать.
Мысль еще хуже осеняет меня: что если я приближусь к нему, как я, но по какой-то причине он будет отрицать Гензеля совсем.
Это не так, если бы я знала его настоящее имя. Я не могу доказать, что он Гензель. И девушка, которую я встретила в дамской комнате, сказала, что с ним трудно встретиться лицом к лицу, так что теоретически он может просто сказать Рэймонду, чтобы тот прогнал меня.