Чужая семья. Мачеха (СИ) - Мека Владислава "Калигула". Страница 28

Что я имею ввиду под этим «по-другому»? Элементарно. Ева закрылась в себе. Точнее, в своей квартире. Почти не выходила на улицу, а когда выходила, шла только до ближайшего магазина и закупив продуктов на месяц вперед, запиралась в четырех стенах. На звонки не отвечала, двери никому не открывала. Единственный человек, что посещал затворницу еженедельно — это доктор.

Узнать от которого о самочувствии пациентки не представлялось возможным. Старик попался упертый и делиться информацией не был настроен. Единственное, что удалось узнать, так это то, что специалист он хороший, правда, в хирургии и сейчас на пенсии, ходит к Еве по старой памяти, дружил с дедом девушки. Слежка тоже никаких результатов не давала. Да и о каких результатах может идти речь, когда Ева дальше своей улицы носу не кажет.

Естественный вопрос — откуда деньги на скудную, но жизнь? От наследства она отказалась, но я знал, что отец перестраховался и выделил Еве пожизненную пенсию, так сказать. Деньги небольшие, но Еве хватало. Я боялся, что если начну класть на этот счет больше, чем было оговорено, Ева просто перестанет снимать эти деньги с карточки.

Так прошло почти полгода. Я весь извелся и прослыл настоящим тираном среди трудового коллектива. Меня стали бояться не только работники, но и конкуренты. Конечно, когда в личной жизни не ладиться это сказывается на работе. И у меня тоже сказалось, активы компании увеличились почти вдвое. Единственный кто был рад таким переменам — главный бухгалтер.

Все изменилось в один из осенних вечеров, когда мне поступил звонок от охраны по-привычке просиживающей штаны в машине у дома Евы. Тимур — мой личный охранник позвонил и каким-то неестественно напряженным голосом произнес в трубку:

— Алексей Александрович, это может показаться странным, но Ева Сергеевна — он замялся, словно не мог подобрать слов.

— Что, Ева Сергеевна? Говори уже! — как я и предупреждал, нервы ни к черту.

— Она, кажется, беременна — выдавил из себя Тимур.

— Так, кажется или беременна? — хорошо, что я уже сидел в кресле, иначе упал бы.

— Беременна. Срок немаленький, раз мы заметили с такого расстояния. Еще за живот держалась сегодня, сами знаете, гололед.

— Я сейчас приеду.

Это все, на что меня хватило. Он вихря чувств, что сейчас нахлынули на меня, я готов был сойти с ума. Ева беременна. От меня. Она носит под сердцем моего ребенка. Все это время. Какой же я идиот! Надо было давно проявить настойчивость и встретиться с ней. А я, как последний дурак, следовал своему обещанию и не лез к ней. Господи! Я столько пропустил. Шесть месяцев, что прошли, она была одна, без моей поддержке, когда особенно в ней нуждалась. Дурак! Однозначно, дурак!

Я мчался к ней, нарушая все мыслимые и немыслимые дорожные знаки, пропуская светофоры. И когда оказался у двери ее квартиры, чувствовал, что прошла вечность. Всего пятнадцать минут, казались мне вечностью, за которой находилась мать моего ребенка и просто самая любимая женщина на свете. Единственная женщина.

Позвонил в дверь. Шаркающие шаги. Мелькнула тень в дверном глазке и приглушенное:

— Уходи.

Я онемел. Гонит? Она меня гонит прочь? Нет уж! Никуда я не пойду. Даже в мыслях допустить не могу, что уйду.

— Ева, открой. Нам надо поговорить — крикнул я в ответ.

— Нет. Уходи — все также приглушенно из-за двери.

— Я все знаю! Глупо скрывать, просто открой эту чертову дверь! — стучу я кулаками по обивке.

Тишина и вдруг скрипит замок. Дверь распахивается. У меня перехватывает дыхание. Как же давно я не видел ее. Эти колдовские глаза, покусанные губы, светлые волосы, переплетенные в косу, тонкая шейка, на которой неровно бьется синяя жилка. Стоит в темной прихожей, такая одинокая, такая маленькая в этом сером платьице, не скрывающем округлый животик и острые коленки. Нервно теребит длинные рукава. А в глазах такое отчаяние и такая тоска, что нет сил продолжать стоять на пороге. Я вхожу и захлопываю дверь.

Подхожу к ней почти вплотную и всматриваюсь в любимые черты. Моя потерянная девочка с серо-зеленными глазами. Она смотрит на меня в ответ и в этом взгляде чего только нет, кроме одного — любви. Она не скучала, она не ждала и она не хотела, чтобы я знал. Но, я знаю. Мы оба знаем, что и как произошло.

— Почему ты не сказала? — проглатывая ком в горле, спрашиваю.

— А что бы это изменило? — слегка наклоняет голову набок Ева, будто стараясь рассмотреть меня под другим углом.

— Все бы это изменило — стараясь не злиться, произношу я.

— Да? Слабо вериться. Кажется, после секса ты остыл ко мне, да и я не хотела продолжения. Ребенок не входил не в мои, не в твои планы. Но, поскольку традиционно беременеют именно женщины, им и решать в конечном счете, появится ли на свет новая жизнь. У меня рука бы не поднялась убить зарождающуюся жизнь. Так, что бы изменило мое признание? — она говорила все это так холодно и так спокойно, будто ничего не понимала… А понимала ли?

— Я дурак. В самом деле дурак… Я решил быть мудрым и терпеливым, чтобы ты успокоилась, все поняла и вернулась. А надо было взять тебя за руку — что я и сделал ухватив Еву за запястье, накинул на нее куртку, что висела на крючке, достал ботинки и вынудив Еву опереться мне на плечи, поочередно одел их на ее помещающиеся у меня в ладони ступни.

— И что дальше? — скептически наблюдала за мной Ева.

— А дальше, мы поедем домой. И отговорки не принимаются. Хватит с меня давать обещания, которые выполнять с каждым разом все трудней — усмехнулся я, Ева поежилась, я давно понял, что ей не нравятся мои усмешки, но сегодня я и не хотел, чтобы ей это нравилось.

Да, я злопамятен. Но, в ближайшее время я не смогу забыть того, что она не сказала мне. Это жестоко. Вот так, от чужих людей узнавать, что я стану отцом, что любимая женщина носит под грудью моего ребенка. К тому, же мне и говорить не хотели потому, что не знали, как я могу отнестись к этому. Ева не просто скрывала от меня ребенка, она скрывала и меня от всех, как отца ребенка.

— А что, если это не твой ребенок? — уже в машине спросила она.

— Ева, я конечно, не самый умный человек на планете, но и не самый глупый. Мало того, что сроки совпадают, кстати, я не считал, просто знаю, что это мой ребенок, но чтобы ты не продолжала мне так неумело врать, добавлю — я знаю, что у тебя не то, что мужчины, даже подруги не было все это время. И единственный посетитель, что навещал тебя старый доктор, его в качестве отца ребенка, я никак представить не могу. Ну, продолжишь говорить, что отец ребенка не я? — не выдержал и счастливо улыбнулся, заметив, как Ева скривилась, поняв, что обман невозможен.

— Допустим, это твой ребенок, что дальше? Отберешь его у меня? — она сумасшедшая?

— Не надо делать из меня монстра. Все, чего я хотел эти полгода, чтобы ты вернулась домой, чтобы была со мной, а в свете последних событий, я также хочу быть хорошим отцом.

— Звучит как-то не особо убедительно.

— Я не собираюсь убеждать тебя. Просто прими это, как данность. я не позволю своему ребенку жить без отца и я не позволю тебе жить без меня. Признайся, ведь тебе было плохо без меня — притормаживая у дома, я повернулся к Еве и заглянул ей в глаза.

— Мне просто было плохо.

Не то признание, на которое я рассчитывал, но уже что-то. Что-то позволяющее надеяться на большее.

Ева

Это был обычный день, по крайней мере начался он обычно. Я, привычно, встала, занялась зарядкой, потом душ и нехитрый завтрак из геркулеса. Утренние новости и неторопливые сборы. Предстояло сходить в магазин и купить вс необходимое. Последний месяц я чаще обычного посещала продуктовый, не потому, что стала есть больше, просто в моем нынешнем положении таскать больше двух килограмм стало невыполнимой задачей, да и гололед, все время боюсь упасть.

Мне самой очень удивительно это новое состояние, которое и сковывает и окрыляет. Моментами меня охватывает паника, но чаще я — счастлива. Ведь теперь больше не будет одиночества. Теперь нас двое. И если поначалу я замирала и искала этому подтверждение, то сейчас никаких проверок не надо, мой малыш толкается так, что я с каждым днем все больше уверяюсь — будущий футболист растет у меня в животе или прима балета, поскольку иногда такие «па» выдает, что на ногах тяжело устоять.