Слезы Тесс (ЛП) - Винтерс Пэппер. Страница 45

— Я так рада, что Кью нашел тебя. Mon amie (прим. пер. фр. – Мой дружочек), ты часть этой семьи. Больше не убегай.

Мое тело напряглось. Mon amie. Сюзетт назвала меня своим другом.

Мои глаза снова наполнились слезами, готовыми пролиться из-за моей эгоистичности. Брэксу я больше была не нужна, зато нужна Кью и этой новой жизни.

Кью что-то пробормотал и начал поднимать по лестнице. Сюзетт наблюдала за тем, как мы уходим. Я думала, Кью отнесет меня в мою комнату, но он остановился на втором этаже и открыл дверь. Я широко раскрыла глаза, когда он занес меня в самую потрясающую комнату, которую я когда-либо видела.

На стене было огромное изображение карусели: скачущие пони, карета, танцующий медведь, парящий орел. Такое черно-белое изображение ярмарки должно было казаться детским, но оно придавало комнате изысканность, причудливую изюминку, сочетающуюся с остальной частью черно-белой темы. Кровать с балдахином, белой лакированной спинкой и серебристыми шторами радушно манила, но Кью не направился к кровати. Он зашел в ванную, отделанную радужной, переливающейся плиткой с джакузи и душем на двоих.

Кью направился прямо к душу, а затем медленно опустил меня. В тот же момент я схватила его за плечи. Я не хотела, чтобы он уходил. Он был единственным, о ком были все мои мысли, чтобы не думать о случившемся. Я задержалась на отрицании, отказываясь зацикливаться на том, что случилось. Я уклонилась от воспоминаний, позволив им разрушиться и смешаться со слоями отсутствия безопасности, боли и подавляющего горя.

Моя жизнь больше не была идеальной: убежав, я ее разрушила. Я дрожала от потребности в том, чтобы Кью простил меня. Чтобы сказал, что никогда не позволит мне убежать вновь.

Кью посмотрел мне в глаза. Его светло-зеленые глаза затуманились, когда в них отразилась печаль. В тишине, что-то зародилось между нами. Вытянув руку, он включил душ.

Сразу из двух больших насадок полилась вода, распространяя тепло через мою одежду. Я наклонила к ним голову, позволив каждой капельке обжигать меня, очищая кожу от грязи и ужаса.

Кью развернул одеяло и выкинул его из душа. Он взялся за низ моего свитера и стащил его через голову.

Его безупречный костюм потемнел от воды, намочившей шелк и кашемир. Кью испортит его, если не снимет. Но, казалось, его не очень беспокоило, что его идеальный костюм помялся и покрылся пятнами. Он сосредоточился исключительно на мне. Движения его рук были быстрыми и уверенными; выражение лица сосредоточенным. Но его глаза… В них пылали ярость и гнев, проходящие через меня порывами страха.

Он бросил мой свитер на пол, и взглядом впился в мою грудь. Мой белый лифчик стал прозрачным, а соски напряглись под его взглядом. Кью сжал челюсть, переведя взгляд вниз на мое тело, по моей наготе, к моим сжатым, израненным бедрам.

Боль от ударов флоггера обжигала из-за горячей воды, и я молила, чтобы Кью отвел взгляд. Я была изранена — больше не симпатичная рабыня. Он мог бы отослать меня прочь.

Кончиками пальцев Кью провел по ранам. Я вздрогнула, когда от захвативших меня воспоминаний потекли слезы. Душ превратился в ужасное великолепие тосканского дома, а прикосновения Кью стали жесткими и мерзкими.

Сделав вдох, я попыталась остаться в настоящем, сопротивляясь кошмарной темноте, грозящей поглотить меня.

Кью скривился. Он обхватил мои щеки горячими ладонями.

— Чья ты? — выплюнул он с суровым, безэмоциональным выражением на лице.

Вопрос вдохновил меня, и я всмотрелась в его бледные, свирепые глаза. Я знала ответ, которого он хотел.

— Я твоя.

Он с шумом вдохнул, вздрогнув всем телом.

— Скажи это вновь, но не по-английски.

Кью одурманил меня. Я приоткрыла губы и хотела остаться захваченной им навсегда. Нас соединила глубочайшая связь. Я увидела его душу, она смешалась с муками и демонами, но он не был злом.

Кью пристально посмотрел на мои губы.

— Je suis a toi, — что-то беспощадно-жестокое исказило его черты лица. В одном быстром поцелуе он вновь прижался своими губами к моим. — Это значит, я твой.

Мое дыхание сбилось и стало прерывистым, глубоко и быстро, разжигая искорками разрушенные части моего существа. Сила и очарование Кью, все это сконцентрировалось вокруг низа моего живота. В темном закоулке своего мозга, я перевела, что означают его слова — он мой. Упоение властью, которую дали мне эти крошечные слова, было неописуемым.

Неудивительно, что он хотел, чтобы я это сказала. Я опьянела от этих слов. Он был моим. Моим.

Что за жизнь до этого была у Кью, что ему требовалось услышать такое серьезное подтверждение? Какие призраки его преследовали?

Кью сжал пальцы, впиваясь ими в мой подбородок.

— Скажи это.

От его команды я ощутила себя жертвой, которой была, рабыней, выжившей после насилия. Мимолетное осознание того, что он мой, исчезло.

Кью покрутил мой сосок сквозь влажный материал лифчика. От его жестокости моя кожа покраснела, и наружу вырвалось желание бороться. Он заставил меня метаться от потребности и разрушения. Я была так близка к тому, чтобы обрести силы, но он мгновенно отстранился.

По щекам снова потекли слезы, когда я прошептала:

— Je suis a toi (прим. пер. фр. – Я твоя).

Прислонившись лбом к моему, Кью тяжело вздохнул.

— Ты снова убежишь? Оставишь единственного мужчину, который хочет тебя больше всех? Оставишь его защиту? — его голос дрогнул от смирения и сожаления, будто Кью ожидал, что я убегу и уже страдал от одиночества.

Посмотрев на него широко раскрытыми глазами, я покачала головой:

— Нет, я больше не убегу.

Его же глаза, наоборот, были полуоткрыты.

— Почему ты так уверена? Разве я тебя не пугаю? Не вызываю отвращения?

Он никогда не вызывал у меня отвращения, и страх, вызываемый Кью, был афродизиаком. Но я не могла этого ему сказать.

— Я больше не убегу, никогда. Je suis a toi.

Резко кивнув, он протянул руку и расстегнул на мне лифчик. Капельки воды задержались у него на ресницах, пока он хмурился, выбрасывая из душа мое белье.

Он был полностью одетым, в промокшем костюме, а я была обнаженной и избитой, и это еще раз напомнило мне, что мы не были равными. Это был не тот мужчина, который заботился обо мне потому, что любил и хотел меня, он был моим владельцем, приводящим в порядок свою собственность.

Кью прижал меня к плитке так сильно, что я почувствовала боль. Схватив меня за шею, он вызвал во мне панику. Кью опустил барьеры, выпуская свой гнев:

— Ты, мать твою, убежала, сука. Знаешь, как сильно я пытался сделать тебя счастливой? Обладать тобой, пытаясь не сломить? Я по-настоящему сделал тебе больно? Изнасиловал тебя? Причинил ранения??

Он отстранился, будто испуганный тем, что сделал. Продолжая смотреть на меня широко раскрытыми и недоверчивыми глазами, когда я откашлялась и потерла шею. На коже сохранилось воспоминание об его пальцах.

Я дрожала, наблюдая, ожидая новой вспышки. Ожидая, что он меня ударит. После всего я это заслужила.

Кью зарычал, проводя руками по своим гладким волосам.

— Ответь мне, эсклава. Неужели это и правда, так ужасно, принадлежать мне?

Я опустила голову. Я была сбита с толку, когда это касалось Кью. Он не насиловал меня, но подвергнув меня такой ситуации, фактически изнасиловал мой разум, вывернул наизнанку и заставил встретиться с тайными темными желаниями, несмотря на то, что я цеплялась за возможность любить такого мужчину, как Брэкса.

Он мучил меня играми и позволил чужому мужчине запихнуть в меня рукоятку ножа. Он сделал много всего, но ничего настолько же ужасного, как Тварь и Водитель.

Не знаю почему, но мне нужно было, чтобы он хотел меня!

Я упала на колени, тотчас же вскрикнув, когда раны на них начало жечь от столкновения с плиткой на полу. Я склонилась к его ногам, не в состоянии еще что-то сделать. Он меня ненавидел. Он выбросит меня, и куда я пойду? Кто после всего этого меня захочет?