Тринадцатая (ЛП) - Джуэл Белла. Страница 8

В эту минуту мы доходим до комнаты, охранники открывают дверь, проталкивают меня в дверной проем, и не ударив меня, закрывают ее за собой. Я сразу поворачиваюсь, хватаясь за дверную ручку, дергая ее. Она закрыта, и мой живот скручивает. Я все еще дрожу и пользуюсь моментом, чтобы закрыть глаза и просто дышать, готовясь к встрече с девушками в комнате.

Они все сидят на своих кроватях, уставившись на меня уставшими глазами. Подхожу к той кровати, которую явно оставили для меня и медленно сажусь, все еще пытаясь совладать со своими мыслями. Седьмая заговорила первой, ее голос низкий и мягкий. Я понимаю, что это первый раз, когда она заговорила. Поднимаю свои глаза, и всматриваюсь в ее шоколадно-карие.

— Тебе больно?

Мне требуется время, чтобы ответить на вопрос, хотя полностью осознаю ответ.

— Нет.

Третья смотрит на нас из своей постели, ее губы дрожат. Она хрупкая: я увидела это в тот момент, когда первый раз взглянула на нее. Я вижу страх в глубине нее; она не знает, что произойдет, но не факт, что она легко с этим справится. Нам всем страшно, но далеко не так, как Третьей. Она в оцепенении. Я попыталась улыбнуться ей, но получилось неуверенно и сломлено. Мне нечего ей дать. Я не могу дать ей надежду, потому что у меня самой ее осталось очень мало - собственно, как и всего остального.

— Он был... ужасен? — спрашивает Двенадцатая, вставая с кровати и заправляя темно-рыжие волосы за уши. Она подходит и садится на кровать рядом со мной.

— Нет, — хрипло прошептала я. — Он просто усадил меня к себе на колени. Он не делал мне больно.

— Ты видела его? — спрашивает Седьмая.

Я мотаю головой.

— Нет, я была с завязанными глазами и в комнате было темно.

Они тихо слушают меня. Третья стала всхлипывать, потирая свои руки о бедра.

— Почему я ничего не помню? Почему мы здесь?

Ее вопрос, наверное, каждый из нас задавал себе, и она знает не хуже меня, что мы не получим ответа. Я закрываю глаза, делая глубокий вдох, пытаясь пробудить свою память, но не получается. Я совершенно опустошена, а в моей груди нарастает разочарование. Заставив себя избавиться от пустоты в голове, смотрю на остальных трех девушек. Пытаюсь придать больше силы голосу, но он все еще похож на шепот.

— Мы все здесь, и мы не знаем почему, но мы можем держаться вместе. Мы можем помочь друг другу. Мы можем быть здесь опорой друг для друга. Мы найдем выход, но если мы сдадимся, то у нас больше ничего не останется.

Они медленно кивают, соглашаясь.

— Там камеры, — шепчет Седьмая, подняв глаза к потолку.

— Знаю, — отвечаю я, не смотря на камеры.

Я оглядываюсь, пытаясь отыскать что-нибудь, на чем можно писать. Ни комода, ни письменного стола. Только кровати и шкаф, в котором, как уже известно, только одежда. Другие девушки наблюдают за мной, пытаясь сообразить, что я хочу сделать. Взглядами они говорят мне, что понимают. Мы не можем говорить тут вслух, но мы можем общаться другими способами. Возможно, ночью, когда комната погрузится в темноту, мы сможем пошептаться.

Я слышу скрип двери, оборачиваюсь и вижу охранника, входящего в комнату. Он вкатывает тележку, разгружая с нее четыре подноса, ставя по одному на прикроватные столики. Он не смотрит на нас, пока занят своим делом, но я знаю, что он в полной готовности. Одно лишнее движение любой из нас, и он начнет действовать. Закончив, он подходит обратно к двери и оборачивается к нам.

— Уже конец дня. Ешьте свой ужин и готовьтесь ко сну. Все, что на тарелках, должно быть съедено, молоко — полностью выпито. Ослушаетесь - будете наказаны, — он выходит, захлопнув дверь.

Мы все оголодали, и в тот момент, когда почувствовали запах еды, доносящийся через всю комнату, подскакивали на ноги и прошли к своим подносам. Я поднимаю серебряную крышку, под которой скрывается тарелка с едой, и мой желудок сердито сворачивается от желания поесть. Я вдыхаю насыщенный аромат ростбифа и картофеля, и мой рот наполняется слюной от одной мысли о первом кусочке. Даже не помню, когда ела в последний раз, но точно знаю, что прямо сейчас я голодна,а эта еда — практически роскошь. Садясь на кровать, беру пластиковую вилку. Они не оставили нам ножа, но это меня не волнует. Я втыкаю вилку в нежный нарезанный ростбиф и отправляю кусочек в рот. У мены вырывается стон удовольствия, пока я жую, узнавая вкусы, наслаждаясь ими, когда они находятся на кончике моего языка. Потом я приступаю к картофелю, повторяю тот же процесс, поглощая его. Я съедаю все на тарелке, прямо до последнего кусочка, и затем хлебом собираю подливку по всей тарелке.

Теперь уже наевшись и помня слова охранника, что съесть и выпить нужно все, я тянусь к стакану с молоком. Оно теплое, что удивляет меня. Я вдыхаю запах, прежде чем прижать стакан к губам, и выпиваю всю жидкость в четыре больших глотка. Вытираю губы тыльной стороной ладони и поворачиваюсь, чтобы увидеть, что остальные девушки тоже закончили с едой и молоком. Я собираюсь ложиться в кровать, подхожу к шкафу, припоминая, что они приказывали нам переодеться перед сном. Беру простую белую ночную сорочку и иду в ванную переодеться и почистить зубы.

Когда я прохожу обратно к кровати, то неожиданно чувствую разливающееся тепло, будто иссякнувшие силы наконец взяли свое. Пошатываясь и зевая, чувствую покалывание на коже, пока еле тащусь к кровати. Все тело налилось тяжестью и одновременно, — что очень странно, — будто легкостью. Посмотрев на других девушек, вижу, что Седьмая уже спит. Она даже не стала переодеваться. Третья в ванной, надевает сорочку. Двенадцатая сидит на своей кровати, ее глаза то открываются, то закрываются, будто она пытается не уснуть. Думаю, нам всем нужно было немного еды и отдыха.

Я забираюсь на кровать, благодарная, что это вообще кровать, а не бетонный пол. Матрас слишком мягкий, а подушка слишком жесткая, но я очень вымоталась, мне уже все равно. Накрываюсь одеялом и мои глаза мгновенно закрываются. Пытаюсь открыть их снова, чтобы по сторонам поискать ночник и выключить его, но, видимо, не могу набраться сил, чтобы поднять веки, и пытаюсь хотя бы рукой достать до него. Все тело будто сливается с матрасом, сознание куда-то уплывает.

Это последнее, что я помню.

***

Тринадцатая

— Подъём! — в комнату, все нарастая, проникает громкий голос. Распахнув веки, вижу, что вокруг все еще темно. Солнце только начинает проливать свой свет над горизонтом. Мгновение я чувствую неясность, пытаясь вспомнить, где сейчас нахожусь. Все в тумане, но спустя момент всё проясняется, и я вспоминаю о своём положении, в котором оказалась. Я нахожусь в услужении у Мастера, которого ни разу не видела. Пытаюсь вспомнить последние мгновения, перед тем как заснула прошлой ночью, но это всё кажется запутанным.

—Я сказал - сейчас же! — рявкнул охранник, щелчком включив свет. Я щурюсь, потирая рукой глаза, пытаясь приспособиться. Слышу тяжелые шаги и чей-то писк. Я быстро моргаю, отдернув руку, и вижу, что охранник схватил Третью. Она вновь рыдает, ее ноги дрожат. Я заставляю себя подняться и скинуть ноги с кровати. Мне требуется долгая минута, чтобы собраться. Охранник тянет Третью в ванную, и мне слышны её мольбы, ведь он вынуждает её мыться. Еще я слышу громкий удар, когда она его ослушивается.

Бросаю взгляд в сторону Двенадцатой и Седьмой, они обе уставились на ванну, их лица выражают чистый ужас. Они осознают, что скоро придет и их очередь, и прекрасно понимают, что ничего не смогут с этим поделать. Я сглатываю ком, формирующийся у меня в горле и подхожу к девочкам, беря за руку Двенадцатую. Она подскакивает и быстро оборачивается, у нее безумные глаза.

— Все хорошо, — говорю я, надломленным ото сна голосом. — Все будет хорошо.

— Нам нужно одеться, — говорит Седьмая, продолжая смотреть на дверь.

— Мы же не хотим его рассердить, — киваю я, и мы быстро натягиваем на себя базовый комплект, состоящий из шорт и топа. Затем, каждая из нас встает возле своей кровати, неуверенная в том, что нам положено делать.