Запретное влечение - Брэдли Шелли. Страница 21
Подчиняясь порыву, Кира села за массивный вишневого дерева инструмент. Сделанные из слоновой кости клавиши лежали перед ней ровной вереницей. Она подняла руки и, сделав глубокий вдох, замерла. Что, если кто-то услышит ее?
Украдкой взглянув через плечо, она убедилась, что дверь закрыта, пожала плечами и начала тихо играть. Музыка постепенно нарастала в ней, и она играла с возрастающей энергией, позволяя нотам струиться от самого сердца к пальцам. Кира играла почти все, что знала: колыбельная сменилась «Лунной сонатой», за которой настал черед моцартовской арии.
И тут она запела.
Чистые звуки фортепиано, сливаясь с ее сопрано, заполнили все пространство комнаты. Музыка струилась в ней, богатая, умиротворяющая и в то же время волнующая. Она откинула голову назад и начала что-то новое, трогательную народную песню о женщине, ждущей любви.
Кира играла, пока у нее не заболели пальцы. Плечи ее согнулись, а на лбу выступила испарина. С последней нотой музыка покинула ее. Опустошенная, но счастливая, она убрала руки с клавиш.
Внезапно раздавшиеся аплодисменты застали ее врасплох, и, повернувшись одним порывистым движением, она вскочила.
Герцог стоял в дверях, оперевшись о косяк, и продолжал аплодировать.
Смущенно потупившись, девушка прижала руку к груди.
– О, ваша светлость, я...
– Вы просто прекрасны. – Улыбка удивления смягчила строгие черты его лица. – Отчего Джеймс не сказал мне, что вы обладаете такими талантами?
Талант? Конечно, он преувеличивает. Возможно, герцог считает, что лесть – самый лучший способ оставить позади их прошлые сложности? Это казалось логичным, хотя и неискренним.
И все же даже эта фальшивая похвала заставила Киру смущенно отвернуться.
– Джеймс ни разу не слышал, как я играю и пою. Никто, кроме моего брата, не слышал.
– Правда? Почему же вы лишаете мир такого наслаждения? Слушать вас – это величайшее удовольствие.
Даже если Кропторн лжет, он делает это с безграничным шармом. Кира почувствовала, что на щеках ее появляется румянец.
– Я... я просто делаю это для своего удовольствия.
Герцог подошел ближе и встал всего в нескольких шагах от нее; его глаза сияли восхищением, которое казалось на удивление искренним. А потом он улыбнулся так ослепительно, что у Киры засосало под ложечкой.
Хотя она знала, что это глупо, но не могла не улыбнуться в ответ.
– Вы слишком добры.
– Чепуха. Я просто честен. – Он опустился на скамью перед фортепиано и приглашающим жестом похлопал по сиденью рядом с собой.
Настороженно глядя на герцога, Кира медлила. Он правда хочет, чтобы она села рядом с ним? Так близко?
– Ну же. Я не буду кусаться, поверьте. Я даже не буду рычать. – Герцог добродушно ухмыльнулся. – По крайней мере не слишком громко.
Теперь он дразнит ее. Зачем? Раньше Кира сомневалась даже, что у него есть вообще чувство юмора, но вот только что он показал ей, что способен и на это. Ошеломленная, она села рядом с ним. Неужели этот человек и есть настоящий Кропторн? Кира не знала, что и думать.
Он был близко – слишком близко с точки зрения приличий, особенно если учесть, что они все еще оставались наедине, и девушка прикусила губу, не зная, на что решиться. Она не должна выполнять его просьбу, но отказать было бы неблагоразумно, особенно когда он решил вести себя с ней более обходительно, чем прежде – если, конечно, это не игра ради каких-то непонятных ей целей.
Кира робко села на скамью, и их плечи соприкоснулись. Тело герцога излучало тепло, прогоняющее остатки холода вокруг. Неизбежное ощущение мускусного запаха наполняло ее каждый раз, когда она делала вдох. Обычно герцог выглядел высоким, мрачным и угрожающим... но улыбающийся он показался ей привлекательным и даже красивым. Нет, не так; он выглядел потрясающе. Герцог был из тех мужчин, которым ничего не стоило разбить сердце женщины, но она ему этого не позволит. Ее будущее – это Джеймс, и точка.
Решив, что ради Джеймса все же стоит улучшить отношения сего кузеном, Кира поддразнила:
– Я не уверена, что узнаю вас, если вы хотя бы чуть-чуть не порычите.
Герцог улыбнулся:
– О да! Мне нужно постоянно поддерживать репутацию.
– В этом я ничуть не сомневаюсь. – Кира снова улыбнулась. Неделю назад она ни за что бы в такое не поверила.
– Правда, вы действительно поете великолепно. – Восхищение в его глазах согрело ее. – Где вы научились играть и петь?
Если она начнет объяснять, придется рассказать о матери, о ее счастливых воспоминаниях до внезапного бегства в Персию – и потом о шокирующем отказе. Увы, она не могла говорить о таких вещах даже с собственным братом, а уж с герцогом... Может быть, общение с ним и стало сейчас более приятным, но обсуждение ее прошлого и смешанной крови только напомнит ему причины, по которым он прежде был против нее.
Девушка пожала плечами.
– Я училась понемногу то тут, то там и много упражнялась. Музыка – одно из моих главных увлечений.
Глаза герцога потемнели. Хотя дверь в музыкальный салон не была закрыта, у Киры почему-то появилось ощущение, что они здесь совершенно одни. Ощущение было необычным, но не неприятным – оно даже немного опьяняло.
– Вероятно, музыка приносит вам счастье. – Герцог прищурился. – Возможно, если мне удастся подольститься к вам, я смогу убедить вас помочь мне петь чуть лучше, чем умирающее животное?
– Неужели вы не умеете петь?
– Не смогу взять ни единой ноты, – признался он. – Если только вы не включите в понятие «пение» многие другие звуки.
– Но умирающее животное, ваша светлость? Этого не может быть.
– Пожалуйста, зовите меня Гевин, – поправил он.
Удивление, должно быть, очень явно отразилось на ее лице, потому что он поспешно объяснил:
– Если нам предстоит стать родственниками, я не вижу нужды в формальностях. А вы?
Что ж, это слегка двусмысленно, но в то же время многообещающе. Возможно, герцог искренне готов принять ее в семью. А если так, почему она должна отказываться? – Хорошо, Гевин.
– Благодарю вас, Кира. – Он словно спрашивал позволения обращаться к ней по имени, и она согласилась нерешительным кивком. Тогда он подсел ближе. Кира не могла вспомнить момента, когда бы она сильнее ощущала близость человека, особенно мужчины. Все ее чувства словно ожили. Озадаченная, Кира отвернулась, но она все равно знала, когда он сделает следующий вдох. Аромат – смесь мускуса и рома, окружающая его, – не давал ей покоя.
– Итак, – продолжил герцог, как будто между ними не произошло ничего особенного, – теперь вы можете рассказать мне, как вам удается петь таким прекрасным голосом? Это... – Гевин, казалось, искал подходящее слово, и Кира задержала дыхание. – Это как услышать ангела. – Улыбка приподняла уголки его манящих губ. – Мамаши уже много лет водят к нам своих дочерей, превознося их таланты, но я никогда не слышал ничего столь прекрасного.
– Прекрасного? О, ваша светлость...
– Гевин, – снова поправил он.
– И все же это слишком сильное слово, уверяю вас.
– Если вы никогда не позволяли никому слушать вас, откуда вам знать?
Кира молчала. Она понятия не имела, как ответить ему.
– Может, вы просто признаете, что я прав? – тихо спросил он.
– Благодарю вас. – Кира все еще сомневалась, что слово «прекрасно» может быть применено к ней... но если он так считает, зачем пытаться изменить его мнение? Его внимательный взгляд говорил ей, что он восхищен ее талантом – таким, какой он есть.
– Итак, вы можете хоть немного научить меня петь? Признаюсь, мне самому противно каждый год портить рождественские гимны.
– Хорошо, я попробую. – Кира с улыбкой взглянула на герцога, и снова мужественное выражение его лица поразило ее. Он действительно был в высшей степени привлекательным мужчиной. Счастье, однако, что лорд Венс научил ее быть невосприимчивой к таким вещам.
После нескольких рождественских гимнов и народных песен Кира пришла к заключению, что Гевин не солгал в одном: он не мог вытянуть ни одной ноты.