В когтях тигра - Одувалова Анна Сергеевна. Страница 12
Нож повернулся, и теперь в горло упиралась острая кромка — нажмет посильнее — и все: «Прощай, Лика Романова!» Парень заметил в моих глазах страх и с нехорошей улыбкой чуть надавил, заставив лезвие впиться в кожу. Из глаз брызнули слезы, но не от боли, а от ужаса и невозможности что-либо изменить. Я себя чувствовала совершенно беспомощной. Шею обожгло — боль не сильная, но я ощутила, как по коже потекла теплая струйка крови.
Кореец посмотрел мне прямо в глаза, убрал нож, а потом наклонился и медленно провел языком по шее, слизывая кровь. Я содрогнулась от отвращения и ужаса, дернулась, но мне не дали отстраниться.
— У тебя время до завтра. Поняла? — Он отступил и облизнул нижнюю губу — сексуально, чувственно, и я ощутила, как к горлу подкатывает тошнота. — Потом отберу силой. Ты ведь этого не хочешь?
Я замотала головой, чувствуя, как меня колотит крупная дрожь, трясутся руки, а из горла дыхание вырывается с хрипом и рыданиями.
— Вот и хорошо. — Кореец почти нежно поправил мой шарф, видимо, закрывая рану, которая, судя по ощущениям, почти не кровоточила.
Плечи отпустили, и я пошатнулась.
— А это напоследок, — шепнул мне на ухо парень и, отступив, сделал странное движение руками. Словно пытался слепить комок наподобие снежного. Я с ужасом заметила, как воздух уплотнился, стал вязким, похожим на переливающийся мыльный пузырь, внутри которого гуляет буря. Потом кореец замахнулся и пустил «снаряд» мне в солнечное сплетение. Я охнула и упала на колени. Показалось, будто вышибли из легких весь воздух. Слезы лились, не переставая, и последнюю фразу я почти не услышала.
— Это чтобы ты поняла — я не шучу. Либо приносишь завтра то, что должна, либо умрешь. Поверь, эта маленькая демонстрация даже не сотая часть того, что я могу с тобой сделать. Усвоила?
Я не заметила, когда они ушли, и не могла заставить себя даже подняться. Так и сидела на коленях на мокрых пожухлых листьях под моросящим дождем. Мне никогда в жизни не угрожали, и меня никогда никто не бил. Так страшно не было даже вчера ночью, когда похожие на сладкую вату вонгви загнали меня в угол у дивана и намеревались сожрать. Тогда все походило на плохо срежиссированный фильм, сейчас происходящее было отвратительно реальным. Еще вчера я и помыслить не могла, что со мной может случиться подобное. Я всегда жила совсем в другом, безопасном и уютном, мире. Сегодня он разлетелся на сотню осколков, заставив меня с головой окунуться в пугающую враждебную реальность, где я себя чувствовала ничтожным муравьем, которого очень легко раздавить.
Паника накрыла с головой, мешая рассуждать здраво, и я, как только смогла сдвинуться с места, сразу рванула в универ, даже не подумав привести себя в порядок. Мне нужно было как можно быстрее найти Ком Хена и забрать у него шпильки. Я не хотела ждать до завтра. Предпочитала уже сегодня закончить этот кошмар и отдать корейцу пинё. Все дело в них, я была уверена. Не знала, как он понял, у кого артефакт, но, видимо, Ком Хен оказался прав. За шпильками охотились и ждали их пробуждения. Сто лет — долгий срок. Если про пинё не забыли, глупо пытаться их скрыть, нужно выполнить требования. И после этого, возможно, моя жизнь вернется в прежнее спокойное русло. Сейчас проблемы из-за ненависти одногруппниц и нелепых сплетен казались надуманными и мелкими. У меня и мысли не возникло сомневаться в словах корейца. Я знала, завтра он меня без сожаления убьет, и никто не встанет на мою защиту. Вчера Ком Хен оказался неподалеку случайно, а уже сегодня удача мне изменила.
Проблема была в том, что я не знала адреса Ком Хена, и даже номер телефона в сумке отыскать не смогла. Несколько раз с рыданиями перевернула все содержимое, высыпала помады, пудреницы и блокноты в пожухлую траву, а потом вместе с листьями засыпала обратно в сумку, но визитки не было. Она словно в воду канула как раз тогда, когда оказалась так нужна. Впрочем, позвонить я бы ему в любом случае не смогла, так как осталась без мобильника. Поэтому и помчалась в деканат, не заботясь о том, как выгляжу и что обо мне подумают. Внешний вид волновал меня сейчас меньше всего.
Пара закончилась, и коридоры постепенно наполнялись народом. На меня оглядывались, и некоторые крутили пальцем у виска, но мне было не до общественного мнения. Я влетела в помещение деканата без стука, перепугав пожилую секретаршу Веру Игоревну, которая даже папку с бумагами уронила на пол.
— Анжелика, что с вами? — всполошилась она, поправляя круглые очечки в старомодной оправе. — Что-то произошло? Вас кто-то обидел? Вы очень странно выглядите.
Вера Игоревна, как всегда, была тактична даже в ущерб фактам. Выглядела я не странно, а ужасно. В ответ на ее слова рыдания стали глуше и сильнее. Я попыталась их остановить, но в результате разревелась еще больше, стараясь между всхлипами доказать, что все нормально, а грязная я вся исключительно потому, что случайно упала, пока бежала по улице. И расстроилась поэтому же. Грязные коленки для девушки — это действительно трагедия.
Наш декан Федор Алексеевич — видный мужчина лет пятидесяти посмотрел на меня заинтересованно, но в разговор вмешиваться не стал, предпочтя спрятаться за ворохом бумаг и сделать вид, что ровным счетом ничего не происходит. На счастье, больше никого в деканате не было, и мой позор наблюдали всего два человека.
— Вера Игоревна! — Я утерла со щек слезы, глубоко вздохнула и попросила: — Мне нужен адрес Ли-сонсеннима. Очень-очень срочно!
— Что? — удивилась секретарша. — Анжелика, мы не можем дать вам адрес преподавателя. Это против всех существующих правил. Чем обосновано это нелепое желание?
— Просто мне нужно! — стараясь успокоиться, всхлипнула я, начиная осознавать, насколько глупо и подозрительно выгляжу. Но иного выхода из ситуации я не видела, поэтому продолжила настаивать на своем. Пути назад не было.
— Анжелика… — Федор Алексеевич выглянул из-за бумаг и осторожно поинтересовался: — Между вами и Ли Ком Хеном что-то произошло? Ну… — Он замялся. — Что-то, о чем нам следует знать? Вы можете все нам рассказать, и в случае чего мы обязательно посодействуем. Не переживайте, в сложных, конфликтных ситуациях мы обязательно встанем на сторону студентки.
— Нет. Ничего между нами не произошло, — устало вздохнула я, чувствуя, что сейчас просто упаду на ближайший стул и снова разревусь. На сей раз от беспомощности. — Ничего.
— Тогда почему же… — начала Вера Игоревна, выразительно покосившись на мою мятую и грязную одежду.
— Мой внешний вид и состояние — это проблемы личного характера…
— И связаны они с тем, что Ли-сонсенним… — вкрадчиво произнес декан.
— Да не связаны они с ним! — крикнула я. — Со мной они связаны! И только со мной. Ну, пожалуйста, дайте мне адрес Ли Ком Хена.
— Неужели и правда он оказывал вам знаки внимания… — покачал головой Федор Алексеевич и помрачнел.
— Вы сами-то себе верите? — Я фыркнула. — Он и знаки внимания! Слезы вообще по другой причине! Неужели вы не можете помочь? Вам что, сложно? Это вопрос жизни и смерти!
Я уже совсем отчаялась. Меня не хотели слушать и понимать, а рассказать я ничего не могла. Даже если признаться, что меня избили, вряд ли этот факт объяснит, почему мне нужен Ком Хен, а не полицейские.
— Хорошо! — сдалась Вера Игоревна, но губы недовольно поджала, показывая, что делает величайшее одолжение. Увидев мой полный надежды взгляд, секретарша махнула рукой в сторону.
— Нет, адрес не дам, — строго заметила она. — Но Ли-сонсенниму позвоню. Выйдите пока в коридор. Мне бы не хотелось, чтобы вы начали истерить в трубку! А поверить вам на слово, простите, я не могу. Вас бы вообще-то следовало отправить в больницу, чтобы доктор что-нибудь успокаивающее вколол.
— Не нужно в больницу! У меня все хорошо! — ответила я и дрожащими руками поправила шарф — не хватало еще, чтобы кто-нибудь заметил порез на шее.
— Вот и замечательно. Ждите снаружи и прекратите реветь, раз уж вы утверждаете, что у вас все хорошо.