Открыта вакансия на должность четвертого мужа (СИ) - Смык Мария Ивановна. Страница 9

Когда его рука достигла внутренней поверхности бедер, мои вцепились в канапе, как утопающий хватается за соломинку, цепко, до побеления костяшек. Это было самое чувствительное место моего тела. И вот его пальцы достигли желаемой точки и начали ласково и настойчиво доводить до вершины. Я потерялась в ощущениях и желаниях. То, что расцветало там, под его пальцами, рассылало по всему телу импульсы нарастающего наслаждения. Тело пылало не только снаружи, костер чего-восхитительного, разгораясь внизу под умелой рукой, заполнял каждую клеточку моего организма. А потом судороги пронзили меня — одна, вторая, третья. Я уже не могла выносить этой пытки и закричала. Делон, казалось пил мои стоны и крики, с нескрываемым удовольствием.

Когда эта сладостная пытка закончилась, мы, тяжело дыша, долго смотрели друг другу в глаза и молчали. Потом, нарушая это звенящее молчание, я передернула плечами — разгоряченное тело почувствовало небольшой ветерок на поляне. Мужчина, поцеловав, прошептал:

— Ты хорошая ученица, завтра продолжим урок! Прости, но мне нужно спешить.

Встал и, взяв меня на руки, почти бегом, проследовал в дом. После его ухода, я долго лежала обнаженная на диване с мечтательной улыбкой, прижавшись к подушке. Может быть, я, действительно, во время наркоза оказалась в каком-нибудь эротическом фильме? Вскоре появилась Дебора с моим платьем.

— Дебора, ты где была?

— Я ожидала, пока вы остынете.

— То, что произошло на поляне, это нормально? Так бывает всегда на первом свидании? Мне, кажется, он придя сюда, ни куда не спешил, чего тогда он так резво убежал?

— На первом свидании у знати бывает по всякому. Я уверена, что вам очень понравилось, значит ничего плохого не было. А про барона могу сказать одно — побежал в «Розовую жемчужину», головой клянусь, руки дрожали, глаза так, вообще, ух, как горели, брюки в некотором месте хорошо выпирали. Ну, так это он, а вы чего испугались?

— Хорошо, что он сдержался!

А про себя подумала — что то ты, милая, хитришь, хотелось тебе большего, очень хотелось! Но не признаваться же в этом служанке и надзирательнице? А вслух продолжила:

— А если бы он захотел большего?

— Лишить девственности что ли? — ехидно спросила она.

— Он же не самоубийца. Для благородных это целый ритуал и проводят его в храме. У нас в деревне раз в три месяца такой праздник для всех устраивается — праздник Первой крови называется. Девушкам, достигшим пятнадцать лет, дают выпить напиток, что бы она ничего не чувствовала, а потом староста, кузнец и мельник, самые почтейнейшие люди, лишают девушек невинности на ритуальном месте.

— При всем народе?

— Так это же праздник! К нам даже из близлежащих маленьких сел девушек приводят. У них ни напитка, ни ритуального места нет. У нас село огромное, на тракте, как раз возле большого моста через пограничную реку. Обозы так и снуют, так и снуют. Вот у нас и детей на зависть другим более всего. Все же знают, что три мужика за ночь должно быть, что бы забеременеть. А кто может то и больше. А меньше никак. А праздник у нас всегда вечером, с кострами, столами. Девушкам подарки дарят и разносят по домам. Потому как после этой настойки они на третий день только в себя приходят.

— И что это за настойка?

— Дурман, но его девочкам можно только раз в жизни. Очень уж хорошо, как только его выпьешь. У нас потом, знаете, почти все девчонки и к мельнику, и кузнецу по ночам бегают, но все равно, по себе знаю — так хорошо как в тот вечер, не было ни с кем. Со старостой не забалуешь. А эти рад стараться, жонки не запрещают, а здоровья много.

— И никто, никто этим дурманом потом не злоупотребляет?

— Женщина, которая этот дурман употребит более трех-четырех раз, никогда не сможет стать матерью. Даже маги бессильны. Если мужчину или женщину поймают за употреблением — ссылают на каменоломни.

А те, кто не употребляет, а продает или дает, тем на месте голову рубят. Нечего народ изводить.

— Даже если это высшее дворянство?

— Не знаю, в законе отличий по сословиям нет. А у высшего сословия девушку невинности лишают мужья в храме, на ритуальном камне за декаду до свадьбы. Что бы она успела в себя прийти. У них и брачные браслеты потом на руках появляются. За этим десять жрецов наблюдают. Чтобы все нормально прошло.

Да, со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Придется жить по некоторым их правилам, но потихоньку вводить свои. Посмотрим, подумаем, попробуем. Да, сдается мне, что я начинаю во все это верить…

— Дебора, а почему дают дурман?

— Ох, плохо ничего не помнить. Зато интереснее жить, да? У нас одна дюже умная не поверила, решила с любимым ночь провести, таким же дураком. Он ее без сознания принес. Маги очень долго лечили. Чуть не померла. Говорят больно это, сил никаких нет. Три дюжих мужика еле с эти справляются, куда уж одному. Проклятие просто так не уберешь.

Что бы прийти в себя, решила поплавать. Я всегда любила воду — выросла возле моря. А теперь эти разбуженные желания, пылающие внутри, надо было охладить.

У меня восемнадцать лет не было мужчины, не хотела размениваться на просто постельные отношения, а потом чувствовать себя униженной и грязной. Может потому что никак не могла смериться с гибелью мужа? Или просто потому, что каждое его движение, жест приносили наслаждение, он умел угадывать мои желания, предвосхищать их.

А все встреченные потом мужчины хотели только получать и попользоваться. Вот и запрятала куда-то глубоко свою женскую, нереализованную сущность и неудовлетворенное сексуальное возбуждение. Очевидно, это они сейчас под действием наркоза и выползают, туманя голову. Я плавала от одного борта бассейна к другому, но кровь взбудораженная Хармом, не успокаивалась.

Дебора стояла возле бортика со скучающим лицом.

— Госпожа, пора ужинать.

Ее громкий, безэмоциональный голос привел в себя. Встав, под теплые струи хвойного воздуха, почувствовала, как понемногу в голове начинает проясняться. Ела только для того, что бы горничная от меня отстала и, не зная куда себя деть, решила прогуляться по парку.

Как хорошо было сидеть возле фонтана в беседке, увитой цветущим клематисом и есть какие-то чудесные фрукты. Чуть кисловато-сладкие, сочные. Дебора сказала, что я их раньше любила, значит, сделала вывод, урон желудку не принесут.

Всю ночь ворочалась, тело горело так, что часто сдерживалась, что бы не застонать. Под утро, выругав себя всеми печатными и непечатными выражениями, заставила уснуть. Хорошо, что хоть спать можно было столько — сколько захочу.

Проснулась я как раз к обеду. Все вчерашние ритуалы повторились с той же последовательностью. Наконец готовая, но взбудораженная от предвкушения, я села на диван. Что то уперлось мне в бок — Фолиант с Законом трех! Со всеми этими постельными переживаниями, совсем забыла, что хотела научиться читать! Так, ключ от библиотеки есть, а как я туда пройду? Интересно, а там обыкновенный детский букварь можно будет найти? И почему я никак не пойму эти символы? Вот, кажется знаю, а через пять минут полный туман. Может спросить Харма?

Он прибыл один. Подойдя ко мне, страстно поцеловал (неужели это именно я вызываю такие яркие чувства?), крепко прижав к себе. Потом, приподняв, усадил на колени. За эти несколько секунд платье мое оказалось на полу (когда и как?). Не прозвучало ни слова. А еще через несколько минут, когда желание и вожделение побежали струйкой по позвоночнику, я ощутила мужские пальцы сначала на заветной точке, а потом значительно ниже — раздвигающие другие губы и проникающие во внутрь. Не слишком ли он торопит события? Но ночь в предвкушении словно полностью лишила меня разума. Я была вся во власти эротических фантазий. Неужели моих?

Откинувшись на руку Харма, чтобы его губам, захватившим сосок, было более удобно и двигаясь и постанывая в такт с настойчивой и любознательной рукой, находящейся внизу, я встретилась с чуть насмешливым внимательным взглядом почти черных глаз высокого блондина, стоящего не далеко от дивана.