The Телки. Повесть о ненастоящей любви - Минаев Сергей Сергеевич. Страница 84

ОЛЬГА

С Андреем мы познакомились в конце августа. То лето, в принципе, ничем не отличалось от нынешнего или прошлого. Все как обычно — в конце июня мы закрыли квартал, я с Лилькой уехала отдыхать в Италию, потом вернулась, потом две недели втягивала себя за уши в рабочий процесс, потом потянулась бесконечная череда вечеринок, проходивших за городом, на летних верандах московских ресторанов или у кого-то дома. И все мы были традиционно расслаблены, легки на подъем, сексуальны и слегка пьяны. Даже скорое наступление осени не слишком нас напрягало. Мы проводили вечера в компаниях звезд русского шоу-бизнеса, или зкспатов, или обворожительных мужиков с криминальным прошлым, или топ-менеджеров, или диджеев, или полуспившейся богемы — всех и не упомнишь. Пятница традиционно начиналась легким ужином в четверг и заканчивалась плотным завтраком в понедельник. Мы катались на прогулочных катерах, кабриолетах, разбитых «Жигулях» бомбил, скутерах широкоплечих тренеров по фитнесу, и даже на поездах метро. В основном все события происходили ночью. Как обычно летом, все стоящие события происходят по ночам. Такая ночь длиной в три месяца… В общем, ничего примечательного тем летом не происходило — вот только две пары новых туфель натирали сильнее обычного, да у машины пришлось сменить бампер. Первое событие — следствие неумелого посещения распродаж, второе — неумелой парковки. Вот и все, что мне запомнилось из августа 2003 года.

А потом появился Он. Я сидела на летней веранде кафе «Фреско» на дне рождения своей неблизкой подруги, и откровенно скучала, переговариваясь с Лилькой на тему свежих чувств, нового увлечения, а может быть, даже романа. Андрей с приятелем приехал около полуночи. Я точно помню время, потому что как раз собиралась уезжать. «Какой хороший мальчик», — сказала Лилька, цокая языком. «Да, ничего», — бросила я, и из чувства противоречия решила остаться. Чуть позже оказалась рядом с ним, и начались милые шутки, обсуждение каких-то журнальных статей, концертов, отпуска, работы… В общем, ни к чему не обязывающие разговоры. Красивый мальчик, красивая девочка — что может быть проще? Очередное летнее знакомство. Через двадцать минут поддалась уговорам выпить еще шампанского, хохотала над его рассказами про детские годы в Америке. Еще через час почувствовала себя пьяной, потом попросила его проводить меня на такси до дома и… все.

Он оказался безумно интересным человеком. Журналист, мать в Америке, отец в России, родился в Питере. Он слишком выделялся на фоне московских людей моего круга, которых если и можно как-то охарактеризовать, то только словами «легкие, ненапряжные». Слово «позитив» тогда еще не вошло в обиход. Мы стали чаще встречаться. Вечеринки, андеграундные концерты, кино, выставки, совместные походы в книжные магазины… В какой-то день случился спонтанный секс. Да, хороший, но даже после него мы умудрялись оставаться друзьями. Мои подруги в шутку называли нас молодоженами — в самом деле, пару раз в неделю нас видели вместе, при этом я продолжала утверждать, что мы просто друзья. Идиотская история. Хотя он мне определенно нравился.

Я влюбилась как-то в шутку, что ли. Да, именно в шутку. «Мы слишком разные, зайка, — любил повторять он, — у тебя впереди карьера, удачное замужество и дети. У меня — скорый отъезд в Голландию или проза». Да, стоит сказать, он ненавидел всеобщее погружение в западную модель, предпочитая ей свободу, и немного писал. В общем, мы были классическими противоположностями, предпочитая ругаться до смерти, нежели соглашаться с чужими привязанностями, а уж тем более с чужим вкусом. «Странная история, — сказала Лилька, — я скорее покрашу волосы в зеленый цвет, чем поверю, что у вас получится что-то серьезное». «Думаю, что мы поженимся!» — расхохоталась я, в душе полностью с ней согласившись. Удачная получилась шутка. Кстати, Лилька так и не перекрасилась.

Наступил октябрь. Мы просыпались вместе не реже шести раз в неделю. Мы обнаружили не менее пятидесяти фильмов, которые нравились обоим, групп двадцать, которые мы оба искренне считали крутыми, нескольких дизайнеров, от которых приходили в восторг, десяток книг и спектаклей, над которыми чуть не всхлипывали в одних и тех же местах. И это не считая миллиона мелочей, которые мы находили «прикольными», «симпатичными», «ничего себе», «не безнадежными» и «клевыми». Оказалось, что путь от полных противоположностей до единого целого — всего лишь месяц.

Потом наступила зима, и мы бегали по снегу, заливались хохотом, ловили друг друга в подмосковных сугробах, играли в снежки, катались на коньках, падая друг на друга, улыбались так, как могут улыбаться только в кино. И все стало настолько искренне, настолько открыто — щеки румянятся от мороза и внутреннего тепла, губы постоянно обветрены от поцелуев, глаза блестят. Мы счастливы, мы целуемся так крепко, словно за всю жизнь никогда никого не целовали. Мы пьем глинтвейн, готовим дома фондю, отключаем телефоны, чтобы спрятаться от всех на целые выходные. Мы постоянно занимаемся любовью и даже сами не верим в то, что люди способны так самозабвенно трахаться без помощи нанотехнологий. Наши почтовые ящики не выдерживают ежедневной переписки с открытками, фотографиями и рисунками в приложениях. Ящик с эсэмэсками приходится вычищать раз в две недели, иначе он лопается от тысяч записок (не считая тех, особенных, которые ты сохраняешь). Мы изнасиловали все доступные средства связи — телефоны, ICQ, почту, собственные live journal'ы. Мы просто с ума сошли, и это безумие достигало пика, если кто-то из нас заболевал. Я первый раз в жизни поняла, что такое ощущать кожей другого человека. Я чувствовала его температуру, его кашель, его насморк, его больную голову. Когда он лежал дома с температурой, я заряжала батарейку сотового не меньше двух раз, если мне не удавалось уехать с работы пораньше, а то и вовсе прогулять. Даже похмельем мы стали страдать одинаково, что, впрочем, неудивительно. Это была зима записок — они были везде: на холодильнике, утром на зеркале в прихожей, в карманах и, конечно, в уже изнасилованных нами средствах связи. Как же без этого? И еще это была зима цветов. Если раньше с цветами у меня ассоциировалась весна, то теперь, глядя на подаренный мне букет, я невольно вспоминаю ту зиму. А потом наступил Новый год с его мандаринами, елками, красными коробками в смешной подарочной бумаге, шутихами, салютами, фейерверками и четырехдневным загулом на даче у его друзей. У его потрясающих друзей, таких же, как он, ненормальных, друзей моего мужчины, к которым я так привязалась и кого так полюбила. Я даже стала дружить с их девушками, пыталась стать хорошей подругой и перезваниваться не реже раза в неделю. Стоит заметить, что с тех пор знакомые всех моих последующих мужчин вызывали у меня только раздражение. Равно как и их девушки.

К началу февраля мы безвозвратно утонули в нежности. Мы ходили за ручку, целовались практически везде, вместе принимали душ по утрам, поправляли друг другу шарфы, вырывали друг у друга магазинные сумки, пили из одного бокала, сломя голову неслись за таблетками, если у кого-то начинала болеть голова, никогда не выкуривали последнюю сигарету в одиночку. И самое главное во всем происходившем — его глаза. Такие искрящиеся, такие трогательные, иногда со снежинкой на реснице, иногда мутные от недосыпа. Его глаза. Каждый день. Близко-близко…

Да, все было безумно трогательным — то, как он спит, как ест, как целует мои замерзшие пальцы, как снимает обувь, говорит по телефону, дарит мне милые безделушки, посвящает мне километровые постинги в своем livejournal, курит, засыпая пеплом все пространство вокруг себя. Любившие без ума знают это состояние, когда самое трогательное в твоем мужчине — его недостатки. Те маленькие штришки его поведения, замечая которые ты покрываешься мурашками, роняешь слезу или застываешь с глупой улыбкой.

На день Святого Валентина он подарил мне кольцо — простенькое колечко с малюсеньким камнем, лучше которого на моих руках ничего не смотрелось все последующие годы. В конце марта мы начали планировать поездку на майские праздники, к концу апреля считать дни, оставшиеся до нее, в начале июня — планировать следующую, а в августе стали подумывать о том, чтобы завести собаку. До середины сентября нас как бы и не было здесь, то есть мы находились в Москве почти все это время, только никого не замечали, делая вид, что и нас никто не видит. Мы просто растворились друг в друге. Раз — и все. Как сахар в чае. Осенью начались мои первые робкие разговоры о чьих-то свадьбах, знакомых, ждущих ребенка, беременных подругах и поймавшей свадебный букет двоюродной сестре. Во время таких разговоров он становился особенно трогательным. Он мог мне вообще ничего не отвечать — просто молча смотреть в глаза: и так все понятно без слов. Если вы встретите в метро или троллейбусе пару молча улыбающихся и нежно гладящих друг друга людей, не спешите думать, что они немые. Это просто разговор двух инопланетян, сходящих друг от друга с ума. Их нет здесь, среди нас. Они где-то там — в космосе.