История Икс - Моллой А. Дж.. Страница 12

Откровенно говоря, я разочарована. А еще я знаю, она права.

— Однако… — добавляет Джессика, смачно пожевывая сигарету. Ее слова вырываются в ночной воздух вместе с дымом. — Знаю, что ты этого не сделаешь.

— Что, прости?

— Не сможешь забыть, правда ведь, дорогая? Это уже зашло слишком далеко, так ведь?

В голосе Джесс звучит нехарактерная для нее нежность. На лице — понимание и мудрость. Иногда мне кажется, что она знает меня лучше, чем я саму себя.

— Что ты имеешь в виду?

— Да ладно тебе. Икс, ты влюбилась в него. Я тебя еще никогда такой не видела, мрачная и мечтательная… В духе Кэтрин и Хитклиффа [26].

— Но…

— И это совсем не как с Занудой-Математиком, верно? Теперь все по-настоящему. Ты буквально проливаешь реки слез из-за какого-то обеда! Сама подумай. — Она пожимает мою руку. Мне вдруг вспоминается прикосновение Марка за обедом. — Послушай, ты же хотела приключений, хотела слегка рискнуть. Приехала в Италию в поисках чего-нибудь нового и потрясающего. Вот и оно. Разве нет? Может, он и разобьет тебе сердце, но ты с такой же легкостью можешь разбить его.

— Но если он замешан… в чем-то?

— Что ж, коли так, смирись. Здесь это естественно. Когда находишься в Риме, спи с римлянами!

— Это что, поговорка такая?

— Нет, — тихо смеется подруга. — Это чистая правда. Кстати, у мафии свои плюсы. Никаких чертовых туристов поблизости! Неаполь — последний из истинно итальянских городов. Последний город, не оккупированный толстыми иностранцами с фотоаппаратами.

— Если, конечно, он мафиози. Но я… я не могу… Ты понимаешь.

Безнадежно. Все это безнадежно. И бессмысленно. Марк Роскаррик сделал из меня зануду. Как мне поступить?

Снова смотрю на бар. Возможно, половина здешних мужчин сamorristi. Выглядят они как самые обычные портовые грузчики — крепкие и с татуировками. Но возможно, они дни напролет проворачивают аферы, подделывают накладные, перевозят контрабанду и посылают подарки женам таможенных работников. А после идут в переулки за Ворота Капуи и выпускают пар, выбивая дух из соперника.

Да, уверена, так и есть.

К тому же я уверена, что Марк не из таких. Он смешной, проницательный, с чувством собственного достоинства и очень умный. А еще эта присущая ему непринужденная манера и утонченность, — правда, может, все дело в дорогом английском образовании и изысканном европейском воспитании? Может, все это лишь напускное. Может, он очередной танцор в маске на костюмированном балу неаполитанской жизни.

А как он атаковал напавшего на меня хулигана! Не могу не вспомнить про это. Серьезный был удар, всплеск расчетливой агрессии, будто он применил смертельное оружие, причем знал наверняка, как с ним управляться.

Кровь на его кулаке. Смуглая кожа, белые зубы. Хищник, а не человек. Как же съежились наркоманы при его появлении.

— Эй! — Джессика машет рукой у меня перед лицом, будто я ослепла.

— Прости.

— Дай догадаюсь. Ты задумалась о лотерейных номерах? Стоимости поленты?

— Он не хочет больше видеть меня, Джесс, так что все бессмысленно.

— Правда?

— Он четко дал понять. Возможно… у него есть чувства… но мы не можем быть вместе.

— Ой-ой! — Джессика отмахивается от моих жалобных слов. Она ловит взглядом официанта и просит счет. — Да брось ты, детка. Ясно как день, что он хочет увидеться с тобой, просто есть какая-то загвоздка. Но на этой стадии сексуальное влечение подчиняется собственной логике. Если желание возникло, ничто не сможет встать на его пути. Поверь мне. — В сумерках я вижу ее улыбку. — Он вернется.

Как же я хочу, чтобы это оказалось правдой. Я напугана, но мне это нужно. Хоть сейчас бери и лети домой: подальше от опасностей и сердечных ран.

Джессика оплачивает счет, и мы поднимаемся, игнорируя внимательные взгляды здоровяков с выпивкой. Идем вдоль береговой линии Неаполя до Санта-Лючии. Над Капри зависла бледная луна — белолицая северная вдова под черной южной вуалью — мантильей. Вдруг все разом омрачается в моих глазах. Щебечущие компании итальянцев и семьи на прогулке больше меня не воодушевляют. Все это так глупо, что хочется плакать. Что со мной происходит? Мои чувства явно надуманны и неоправданны, тем не менее они как настоящие. Я подавлена, я тупица, мне так больно, жалею себя. Смотрю на Марка Роскаррика…

Маркус Роскаррик!

Стоит в свете луны и фонарей около моего дома, один. Облокотился о свой серебристо-синий «мерседес». На нем джинсы и однотонная темная рубашка. Смотрит он в сторону бульвара на кусочек освещенного звездами моря. Выглядит отрешенным, такой высокий, задумчивый и одинокий. Видение, а не человек. Сумрачный свет подчеркивает скулы на его лице. Сейчас он более молодой и грустный, чем когда-либо. Но и более мужественный.

— Видишь, — произносит Джессика. — Я же говорила.

Марк поворачивается на ее голос и видит меня. Мой рот открыт, но я молчу. Я будто стою на сцене в свете прожекторов, а скрытая темнотой публика города следит за спектаклем. Тишина окутала нас всех.

— Я, пожалуй, пойду в бар… — говорит Джессика и многозначительно улыбается мне.

Затем подруга растворяется в темноте ночи, оставляя меня наедине с Марком. Мы словно единственные люди во всей Кампании. Только он, я и созвездие Ориона, отбрасывающее свет на Сорренто и Капри.

По его угрюмой, печальной улыбке я понимаю, что-то изменилось. Что-то необратимое. В стене, существовавшей между нами, возникла брешь.

Он делает шаг навстречу, но я уже бегу к нему в объятия.

8

Губы соприкасаются быстрее, чем тела. Это наш первый поцелуй, первый из множества, а может, единственный. Откуда мне знать? Да меня это и не волнует. Он страстный и горячий. Марк собирает мои белокурые волосы в кулак и запрокидывает мне голову. Я ощущаю легкую боль — о да, мне это нравится. Его рот впивается в мои губы — теплый, влажный, солоноватый, жадный. Язык сразу же находит путь внутрь, следуя по наитию. Я перестаю думать. Я и есть сам поцелуй. Восхитительный поцелуй под Орионом.

Наши языки схлестнулись, исследуя друг друга. Поцелуй вызывает во мне трепет. Марк целует меня крепче и искуснее, чем кто-либо в моей жизни. По всему телу вспыхивают искорки наслаждения.

Он на мгновение отстраняется, я любуюсь его длинными ресницами и слегка прикрытыми голубыми глазами, сияющими в свете фонарей, — так близко от меня. Мое обоняние улавливает запах геля для душа, доминирующую нотку восхитительного одеколона, сладковатый аромат потной кожи, и все это он, он, только он.

— Прости, Икс… — говорит Марк. — Не могу устоять. Что ты творишь со мной…

— Еще.

На этот раз я сама привлекаю его. Мы опьяневшая от любви пара, скользящая по заоблачному танцполу. Вцепились друг в друга, как утопающие. Понемножку движемся назад, смеемся, но остаемся предельно серьезными, неистово целуемся. Его губы крепче прижимаются к моим, на этот раз сильные мужские руки скользят вниз по моей спине.

На мне легкое черное платье из тонкого хлопка. Марк яростно сжимает мои ягодицы, притягивая к себе, а другой рукой обнимает за шею. Ненасытные, мы целуемся снова и снова. Затем его ладонь ложится на мою талию. Будто партнер в танце, он приподнимает меня и кружит. Ставит на землю и зарывается лицом в шею, теплые губы касаются моей кожи.

— Ты пахнешь клубникой, Икс, — шепчет он, — вином и клубникой.

Марк по-прежнему держит меня за талию, наши пальцы — мои бледные, его смуглые — переплелись. Внутри зарождается желание более сильное, чем секс, но и секс тоже, еще как!

— Наверх, — говорит он. — Сейчас же.

Марк выбирает. Я и хочу, чтобы меня выбрали. Руки мои дрожат, колени подгибаются, пока я пытаюсь вставить ключ в замок. Наконец дверь открывается, и Марк бежит за мной по лестнице, смеясь и рыча, как великолепный зверь, кинувшийся за своей добычей. Он почти настигает меня, когда я, хихикая, забегаю в квартиру. На мгновение остаюсь одна, но вдруг визжу от страха — слегка притворного. Роскаррик кидается на меня с вожделением и снова преследует до кухни. Мы стоим возле холодильника, Марк снимает с себя рубашку.