История Икс - Моллой А. Дж.. Страница 24

Все тело начинает покалывать от волнения. Встаю, смущенная своей наготой, и пересекаю комнату. Ищу ванную. Здесь? Или здесь?

Нахожу две ванные комнаты. Одна более темная, мужская. Здесь повсюду лосьоны после бритья, лезвия, зеркальца и широкие кисти для бритья от «Гео Трампера» на Курзон-стрит в Мейфэре. Взгляд цепляется за маски для фехтования и две шпаги, лежащие на тумбе из темного дерева. Вот, значит, как Марк держит себя в форме. Фехтование. Дуэли. Поединки на шпагах.

Выхожу из первой ванной и обследую вторую. Она более женственная и просторная, размером с мою квартиру. Беру с крючка халат и слегка виновато двигаюсь дальше. Интересно, кто еще был здесь до меня.

Ванная где-то с ярд глубиной, здесь можно и овечку искупать. Все детали блестят и переливаются, огромные зеркала сверкают от искусственной подсветки. Заглядываю в пару шкафчиков. Новое мыло из Флоренции, полотенца, похоже, стирают прямо на небесах. Я будто в пятизвездочном отеле, только более уютном.

Может, Марк позволит мне жить здесь — в этой ванной. Я была бы рада. Мне бы приносили сэндвичи прямо сюда.

Стою под гигантским душем. Беру одну из множества новых щеток, чищу зубы, вытираю волосы и облачаюсь в халат. Мне по-прежнему неловко, словно я в отеле, но не оплатила проживание. Возвращаюсь в спальню.

Передо мной стоит Марк, тоже в халате. Он с улыбкой подлетает ко мне, проводит рукой по моим влажным волосам и крепко целует в губы. Отступает на шаг.

— С добрым утром, Икс.

На секунду теряю дар речи.

— Buongiorno, Марк, — наконец говорю я.

Мы целуемся, и еще. Три раза. От Марка пахнет шампунем, мылом и мужчиной. Во мне вновь просыпается необузданное желание. Внизу живота будто медленно тает шербет, напрашивается, чтобы его слизали.

Будь осторожна, Икс! Будь осторожна.

Тут я замечаю появившийся на кровати завтрак — на двух сверкающих подносах. Именно так я все себе и представляла. Серебряные графины с соком из розового грейпфрута, серебряные турки с темным насыщенным кофе, два крошечных серебряных кувшинчика с превосходными сливками. Тарелки с бриошами, sfogliata, pain au raisin [48]и всяческими фруктами — манго, белыми персиками и малюсенькими ягодками земляники.

— Боже, как я проголодалась, — не сдерживаюсь я.

Теперь мы оба сидим на кровати, разделенные лишь подносами.

— Правда?

— Да. Это плохо?

— Нет, но… — Марк вздыхает. — Ты всего-то и делала, что лежала у меня на коленях, — говорит он и многозначительно смотрит на меня. — Вряд ли ты сожгла много калорий.

Я молча смотрю на него. Что он такое говорит? И тут с опозданием понимаю, что он шутит. Бросаю в него булочкой. Он смеется и цокает языком.

— Икс, это мне пришлось выполнять самую сложную работу.

— Марк!

— Возможно, моя правая рука так и не восстановится. Как считаешь, стоит обратиться к остеопату? — Марк снова смеется.

Его смех искренний и заразительный, а с моей души будто камень упал. Все напряжение вмиг улетучивается. Я тоже смеюсь, переползаю через кровать и прижимаю Марка к подушкам. Затем забираюсь сверху. Теперь я сижу у него на груди и, все еще хихикая, наклоняюсь для поцелуя. Марк подается ко мне, наши губы встречаются.

— Жалкое было зрелище, лорд Роскаррик.

— Что?

— Ты называешь это поркой? Да ладно! Я даже не заметила.

— Серьезно?

— Ага, — отвечаю я. — По-моему, я даже заснула на середине.

Марк с улыбкой привстает. Я сползаю ниже и ощущаю под собой его твердую, возбужденную плоть. Он поднимает на меня глаза — голубые, мутные от желания.

— Покажите вашу грудь, мисс Бекманн.

— Нет.

— Per favore, signorina. Пожалейте бедного миллиардера.

— Прости, но мне нужно позавтракать. А потом немного поработать.

— Неужели?

— Да! — отвечаю я. — Не можем же мы сидеть без дела в твоих креслах «Барселона» и в костюмах от «Гивз энд Хокс».

— Я польщен, — оценивающе смотрит на меня Марк.

— Почему?

— Никто раньше эти кресла не замечал.

— Они же подлинные, да?

— Да, — отвечает он. — Купил их на аукционе четыре года назад. Я никогда не… ну… с тех пор, как умерла моя жена… Рядом со мной не было никого, способного… хоть что-то понять. Ни мою жизнь, ни увлечения, ничего, — произносит он с мальчишеской, однако печальной улыбкой.

— Что ж, я все-таки голодна, — прерываю я наш разговор, хотя внутри нарастает желание.

Слезаю с Марка и возвращаюсь к завтраку. Лорд Роскаррик пьет сок, кофе и проверяет сообщения на телефоне, а я, счастливая, ем и попиваю кофе, а еще пробую вкусненькую землянику и сладкие бриоши. Я и вправду голодная как волк. Кто бы мог подумать, что порка пробуждает аппетит? И желание.

— Итак, — бормочу я, заталкивая в рот намазанную маслом булочку, — Марк, расскажи мне! Это была первая мистерия?

— Да. — Он бросает телефон на кровать. — Самая первая и простая.

— Но что она должна доказать? Не совсем ясно. В смысле… — Мое лицо заливает румянец. — Не пойми меня неправильно, Марк, это очень эротично. На удивление эротично. Очень-очень эротично.

— Я догадался.

— Но какое это имеет отношение к…

— Мистерии являются публичным действием и зачастую носят сексуальный характер. Чтобы их завершить, ты должна показать умение подчиняться. Ты сдала экзамен.

— Правда?

— Еще как. С отличными отметками. Пять с плюсом!

— Но боже! Моя голая задница!

— Божественна! Ты Венера Каллипига!

— Что? — прищуриваюсь я. — Венера-калли-кто?

— Венера Каллипига. Венера прекрасных ягодиц. Венера роскошного зада.

— Она греческая богиня?

— Да. А ты ее живое воплощение.

Марк тянется ко мне, я хихикаю и выскальзываю из его объятий.

— Пора одеваться. Мне и правда нужно позаниматься. Где моя одежда?

— В том шкафу, — мрачно вздыхает он. — Все постирано и отутюжено.

Ну конечно. Почему бы и нет? У Марка человек шестьсот персонала и, наверное, целая команда камердинеров, готовых ночью пришивать новые пуговицы к старым рубашкам.

Открываю шкаф и вижу свои джинсы, кроссовки и белые носки, а еще трусики от «Викториас сикрет». Все завернуто в тончайшую бумагу. Раньше эти черные кружевные трусики казались мне верхом роскоши и эротики, но теперь они выглядят нелепо и безвкусно. Но это уже неважно. Чувствую себя замечательно, танцую от счастья. Я полностью раскрепощена.

Александра Бекманн, Девственница Нью-Гэмпшира, прошлой ночью еще как проказничала. А главное, мне это понравилось.

Натягиваю джинсы и майку, поворачиваюсь. Марк стоит в джинсах и очередной безукоризненно-белой рубашке со слегка небрежно лежащим воротничком — в аристократической манере. У меня появилась масса вопросов.

— Марк… что будет дальше?

Он застегивает белые манжеты серебряными запонками и смотрит мне в глаза:

— Вторая мистерия состоится через две недели.

Я засыпаю его вопросами:

— И что будет на этот раз? Отшлепаешь меня на футбольном стадионе? Будем танцевать голышом на телевидении?

Но он не улыбается.

— Икс, ты должна знать… Вторая мистерия… — Лицо Марка становится мрачным. — Испытание посложнее. Вот тогда-то все и начинается.

Его красивое лицо на мгновение пересекает молния гнева с примесью грусти. В этой злости чувствуется некая трагедия, даже угроза. Мой пульс учащается от волнения и растерянности, а в душе зарождается безнадежное, глупое желание. Я напугана до смерти, ведь я влюбляюсь.

15

Теперь я понимаю, это цикл. А может, некое подобие куртуазного танца восемнадцатого века, котильон или торжественный менуэт, где танцоры — мужчина и женщина — приближаются друг к другу, затем отступают, приближаются, отступают, но каждый раз становятся на шаг ближе, пока наконец не соединяются. На веки вечные?

Прямо сейчас я лежу в своей комнате в одежде, но босая. Смотрю на тени, что пляшут по залитому солнцем потолку. Почитываю разбросанные тут и там книжки. Я понимаю, что отступаю. Ведь я углубляюсь в историю «Каморры» и «Ндрангеты».