История Икс - Моллой А. Дж.. Страница 30

— Они, наверное, думают, что мы идем на бал, — киваю я в сторону туристов.

Марк тоже кивает, но ничего не говорит, отчего я кажусь себе совершенно глупой.

Кони трогаются, ведомые легкими прикосновениями хлыста, а я стараюсь не задумываться, какая вечеринка меня ожидает. Единственное, что остается, — наслаждаться нынешним моментом. Будь что будет. Наша карета поднимается в гору, а я смотрю вдаль, через залив, на сверкающий огнями Неаполь. Он так красив и невинен на расстоянии. Я будто под гипнозом, слышу стук копыт позади и впереди, десятки карет доставляют участников второй мистерии на место.

Наш экипаж останавливается, и Марк помогает мне выбраться: как ребенка, поднимает на руки и ставит на землю. Теперь я точно знаю, где мы. Может, мое знание древней истории не слишком сильно, но я прочитала достаточно, чтобы понять. Мы стоим на северо-восточном мысе Капри, где в 30 году нашей эры жил император Тиберий и где он устраивал свои распутные кутежи. Император имел обыкновение лежать голышом в бассейне, а специально обученные мальчики ныряли под воду и ублажали его чресла. Император обожал эти водные развлечения, а мальчиков он называл своими «мелкими рыбешками».

Эта часть истории вызывает во мне тревогу. Может, вторые мистерии будут воспроизводить события мерзкого римского декаданса? Нечто жуткое и извращенное? И вновь коленки подкашиваются из-за страха перед предстоящим. Марк, очевидно, понимает мое состояние. Мы проходим сквозь огромные железные ворота, охраняемые по меньшей мере десятью мужчинами в темных очках и костюмах. Они проверяют документы Марка, он ободряюще пожимает мне руку.

— Courage, — по-французски произносит он. — Courage, ma chere [58].

— Марк, но я не понимаю. Как они получили разрешение? Здесь археологическое место, это словно арендовать Парфенон.

Мы идем следом за другими участниками мистерии вниз по дорожке, где слышится стрекотание цикад, к источнику света и музыки.

— Икс, это Кампания, — отвечает Марк. — Здесь при желании можно купить храмы Пестума.

— Но кто платит за все? Кто эти мужчины у ворот? Они вооружены?

— Пожалуйста, не паникуй. — Марк снова пожимает мою руку. — Расслабься и позволь, чтобы все произошло само собой. Такова суть мистерий. Ты не должна сопротивляться. А теперь… — Он улыбается мне с искренностью и сочувствием. — Теперь тебе нужно переодеться. Следуй за прислужницами.

Две молодые и симпатичные итальянки, одетые в белое, берут меня за руки. Уводят от Марка и увлекают за собой к изысканным палаткам: роскошным и старинным шатрам.

Перед самым большим из них — что стоит ближе всего к величественным скалам, нависшим над темным Тирренским морем, — я вижу танцующие пары. Слышу звон бокалов и оживленные разговоры, музыку. Вполне нормальные звуки для элегантной вечеринки под открытым небом. Но мы идем в другую палатку — лиловую с бахромой, царственную. В ней есть что-то римское.

Внутри перед зеркалами и туалетными столиками стоят несколько молодых девушек. Их всех наряжают итальянские прислужницы в простых белых туниках.

Наверное, эти женщины — взволнованные и напряженные — тоже готовятся к инициации. Бросаю взгляд на их симпатичные лица, тронутые волнением. Девушки вскользь смотрят на меня и кивают.

Все мы чувствуем одно и то же.

— Пожалуйста, — говорит одна из прислужниц. Ее английский не на высоте, но жесты красноречивы. — Снять одежду.

Мужчин в этом огромном шелковом шатре нет. От подвешенных ламп идет мягкий свет, но я все равно смущаюсь. Вспоминаю слова Марка. Если я хочу остаться с ним — пускай на одно лето, — я должна делать то, что мне говорят. Должна успокоиться, подчиниться. Снова.

Я набираю воздуха в легкие и киваю. Девушки делают шаг вперед. Очевидно, они хотят помочь мне раздеться, но я отмахиваюсь от них. Никто не смеет прикасаться к моему безумно дорогому платью от Армани. Снимаю его сама и аккуратно складываю. Кажется, девушки меня поняли и позволили повесить платье на вешалку. Следом снимаю белье, пока не остаюсь в чем мать родила. Даже не могу взглянуть на других претенденток на посвящение, слишком уж я смущена. Тогда я сосредоточиваюсь на действиях прислужниц.

Они начинают суетиться над моим костюмом для вечеринки.

— Per favore, signorina?

Я заинтересованно слежу за ними. Меня одевают так, как никогда раньше.

Сперва берут полупрозрачные белые шелковые чулки и медленно поднимают вверх по ногам. К каждому прикреплена подвязка, чтобы они не спадали. Подвязки украшены золотыми бусинами и крошечными кремовыми жемчужинами: очень красиво, возможно старинная вещь. Мне подают туфельки с высоким подъемом, которые идеально подходят по размеру. На носках — миниатюрные шелковые бантики в стиле барокко, а каблуки высокие и массивные. Туфли восемнадцатого века. Щегольские и сексуальные.

Меня одевают как содержанку из восемнадцатого столетия. Как любовницу-фаворитку «короля-солнца».

— Хорошо, — говорит итальянка. — Стойте, пожалуйста.

Аккуратно и ловко она закрепляет на моей талии корсет. Ничего подобного раньше я не носила. Ярко-алого цвета, с замысловатой вышивкой. Ой, больно! Прислужница начинает зашнуровывать его — туже и туже. От такого давления мои груди приподнимаются и сходятся вместе, образуя глубокую ложбинку. Этот корсет как бандаж. Правда, не совсем. Он более утонченный. Болезненный, но утонченный.

— Signorina, пожалуйста, сесть, делать волосы.

Отвлекаюсь от своих мыслей и смотрю по сторонам. Кажется, я единственная, кто остался в шатре. Остальных девушек одели и проводили на вторую мистерию.

— Сесть?

Я послушно сажусь на маленький золоченый табурет и смотрюсь в огромное зеркало в деревянной раме. Прислужницы возятся с моими волосами, завивают локоны, плетут косички, закалывают жемчужными шпильками и крошечными шелковыми бантиками. Несколько волнистых прядей спускаются по бокам. Мои невзрачные светлые волосы вдруг чудесным образом преображаются, становясь при этом освещении золотистыми.

У этих девушек явный талант. Они заканчивают работу, и я потрясенно пялюсь в зеркало. Любуюсь своим отражениеи. Я чуть ли не Мария-Антуанетта.

За исключением одной детали. От чулок с подвязками до золотой каймы корсета на мне абсолютно ничего нет. Идеально гладкий лобок, ягодицы, все самое сокровенное — на виду. Все обрамлено аксессуарами. Изящный старинный костюм стократно подчеркивает мою наготу там, внизу.

— А что там? — в панике спрашиваю я. — Где моя юбка, платье? Белье!

Прислужницы пожимают плечами и беспомощно улыбаются:

— Готово. Идти на вечеринку.

— Что?

Одна из девушек делает шаг назад и разводит руками:

— Красиво. Ты красивая. Закончили. Идти.

Идти?

Нет. Ни за что! Я не могу этого сделать. Не это! Даже таким теплым вечером я ощущаю холодок на голых бедрах. В десятке зеркал отражается моя задница, видимая для всех. От стыда хочется схватить хоть что-нибудь и прикрыть наготу.

Меня слегка пошатывает от нахлынувшего смущения. Девушки, сложив руки на груди, смотрят на меня. Так, значит, это и есть мой наряд: мне и впрямь придется выйти ко всем в такой одежде. Точнее говоря, без одежды от пупка до бедер. И все увидят меня.

Но ничего нельзя поделать. Я должна подчиниться. Прикрывая свое лоно, я подхожу к выходу из шатра. Прислужница откидывает шелковую ткань, вручает мне бокал шампанского и выводит наружу.

Я как во сне. Весь мир увидит мою голую задницу, все мои потайные места. Следую по освещенной фонарями дорожке к террасе перед шатром побольше. Там танцуют, пьют, разговаривают десятки нормально одетых людей. Я же голая от корсета до подвязок.

Музыка затихает. Все поворачиваются и смотрят на меня.

18

Сначала я так сильно смущаюсь, что хочу стыдливо спрятаться в кустах с цикадами.

Никто надо мной не смеется, не издевается, ни единой ухмылки, но все мое существо кричит, что так неправильно. И все же я иду вперед, в толпу, мимо элегантных людей с изящными бокалами шампанского. Они будто бы расступаются передо мной с немым уважением.