История Икс - Моллой А. Дж.. Страница 57

— Марк!

— Я должен был остановить ритуал, — тяжело вздыхает он. — Я не мог позволить им сделать это с тобой. Ты не хотела этого — не хотела же, да? Что произошло бы тогда?!

— Но я была готова. Я согласилась. Я не хочу, чтобы ты погибал из-за меня!

Марк вновь качает головой и дарит мне свою печальную улыбку. Заправляет рубашку в джинсы, наклоняется и завязывает шнурки. Он делает все до ужаса непринужденно, решительно. Человек, отрешенно готовящийся к казни.

Затем подходит ближе, обнимает меня и крепко целует в губы:

— Икс, правда в том, что я даже в мыслях не могу допустить, что тебя будет иметь еще кто-то. Я не мог наблюдать за тем, как другой мужчина овладеет твоим телом. Я слишком далеко зашел. Слишком далеко в чувствах к тебе. — Он вновь целует меня и наконец, впервые за все это время, говорит: — Я люблю тебя, Икс. Люблю сильнее, чем кого-либо на этом свете. Если ты погибнешь, моя жизнь потеряет смысл. Но если погибну я, а ты выживешь, то я умру с миром, зная, что ты цела и невредима. Поэтому тебе придется уйти.

— Нет!

— Уходи. Ты больше никогда меня не увидишь.

— Марк! — кричу я.

Но кто-то крепко держит меня. Это Джузеппе, еще один слуга и кто-то третий.

Трое мужчин буквально поднимают меня. Я кричу во все горло, кричу на мужчину, которого люблю. Слуги оттаскивают меня от него, уносят, хотя я бешено сопротивляюсь.

— Икс, тебе помогут скрыться. Ты будешь в безопасности, — вздыхает Марк. — Икс, per favore, ricordate di mi.

Несмотря на спокойствие на лице Марка, в его глазах застыли слезы. Это последний раз, когда я вижу моего лорда. Я знаю это. Все, конец. Мужчины выносят меня из спальни.

— Нет, нет, нет! Марк!

Но дверь в комнату закрылась, он недосягаем. Я лишь слышу его последние слова. «Помни меня».

32

Я изгнана из палаццо в очень мягкой форме. Джузеппе и его друзья с необыкновенной заботой и даже нежностью несут меня к входной двери и оставляют на улице — красноглазую, растрепанную, злую, безутешную.

Предлагают подвезти меня, но я качаю головой. Просто стою там. Молча. Дерзко. Отказываюсь двигаться с места. Рыдаю.

Дверь закрывается перед моим носом, но я иду прямо к ней и стучу огромным древним кольцом. Еще раз. Никто не отвечает. Четвертый раз, пятый. Поднимаю и опускаю металлическое кольцо, отполированное до блеска сотнями посетителей разных веков, богачами и бедняками, знатными и низкого происхождения. Наконец Джузеппе нехотя открывает дверь. Вздыхает и с состраданием смотрит на меня, затем качает головой:

— Простите, Икс. Мне очень жаль. Но вы больше никогда не сможете увидеть синьора. Это его приказ.

— Но, Джузеппе, нет. Джузеппе… прошу… прошу…

По щекам снова бегут слезы. Мимо по Кьяйя гуляют прохожие, они с любопытством смотрят на американку, которая плачет и кричит у дверей Палаццо Роскаррик. Пускай смотрят. Какая разница?

Сейчас ничто не имеет значения.

— Джузеппе, ты должен что-нибудь сделать! Уговори Марка изменить свое решение. Я хочу быть вместе с ним. Что бы… что бы ни произошло. Я хочу быть с ним.

— Per favore. Это от синьора Роскаррика. Вы сможете уехать, вы будете в безопасности.

Джузеппе пытается всучить мне большую пачку денег. Беру деньги, презрительно смотрю на них и сквозь дверь кидаю всю пачку в парня. Повсюду, как конфетти, сыплются оранжевые купюры в пятьдесят евро. Джузеппе даже не моргает. Наклоняется и поднимает одну банкноту. Вкладывает ее мне в руку, зажимает мои дрожащие пальцы.

— По крайней мере возьмите такси, signorina, — говорит Джузеппе.

Затем он закрывает дверь. Я знаю, снова она не откроется. Никогда больше. А если и откроется, то определенно не для меня. Но я все равно несколько раз бью по ней кулаком, тщетно.

Через полчаса слезы останавливаются, а потрясение понемногу проходит. Более сильные и гнетущие чувства берут верх. Останавливаю такси и забираюсь внутрь. Говорю водителю ехать до Санта-Лючии. Затем заглядываю глубоко внутрь себя, исследуя образовавшуюся там темную пустоту. Будто хирург, смотрящий на снимок ужасной опухоли. Или ювелир, заметивший недостаток в драгоценном камне.

Я знаю, эта опаляющая сердце печаль теперь со мной на всю жизнь. Навсегда. Она уже поселяется в моей душе, будет делить со мной квартиру, занимать все сознательные часы моего времени. Когда я проснусь или лягу спать, она будет рядом. Это ужасная и непрекращающаяся печаль потери кого-то любимого, кого-то, кто был больше чем другом.

И как-то утром я проснусь, и печаль заговорит.

— Сегодня тот самый день, — скажет она.

Я включу телевизор или куплю газету «Коррьере делла Сера» и узнбю неизбежные новости: Марк Роскаррик, «molto bello e scapolo» лорд Роскаррик, мертв.

Убит наемным убийцей. Застрелен на виа Толедо семнадцатилетним наркоманом из Секондильяно, малолеткой на небесно-синем мопеде «Веспа». Застрелен из-за сотни баксов. И тогда печаль станет еще глубже, просочится в кости, завладеет душою.

— Grazie.

Отдаю деньги таксисту, он смотрит на мое заплаканное лицо и ласково говорит по-итальянски:

— Signorina? S’ e persa? Sta bene? Posso aiutarla? [91]

Он хочет помочь. Проявляет внимание. Я вкладываю ему в ладонь купюру в пятьдесят евро, поворачиваюсь и убегаю в квартиру. Поднимаюсь по лестнице, захлопываю за собой дверь и снова рыдаю. Возможно, слезами я доведу себя до смерти: если наступит обезвоживание.

Видимо, рыдаю я громко, потому что вскоре слышу стук в дверь и робкий голос Джесс:

— Икс? Что с тобой?

— Ничего.

— Икс? Ты плачешь. Что случилось? Что-то ужасное? Открой дверь.

Я сижу на полу своей дурацкой квартиры на Санта-Лючии в дурацком Неаполе. Я вне себя от горя. Не знаю, что мне делать — говорить или думать. Смотрю на балкон. Вдруг в голове появляется мысль: как просто было бы пересечь комнату, забраться на балконные перила, взглянуть на Капри, залитый лунным светом, а потом — так легко — случайно соскользнуть вниз, упасть. Тогда печаль пройдет.

Я с потрясением возвращаюсь к реальности. Опасные мысли. Мне нужно успокоиться, нужно с кем-то поговорить. У двери ждет Джесс.

Я поднимаюсь, вытираю с лица слезы и открываю дверь. Подруга стоит на пороге. На ней белые джинсы и голубой топ, а еще широкая терпеливая улыбка. Но, увидев мое лицо, Джесс тут же говорит:

— Черт побери, Икс. Черт побери!

— Джесс…

Молча отступаю в комнату, подруга заходит внутрь. Поворачивается ко мне, и полминуты мы просто обнимаемся. Затем она идет на мою нелепую маленькую кухоньку и делает чай — чашечку британского чая. На кухне, где меня целовал и раздевал Марк в ту первую великолепную ночь.

Нет! Нужно остановить поток мыслей. Они словно солдаты, берущие штурмом крепость, пытающиеся пробиться внутрь. Если я пропущу хоть одну, то они полностью захватят мое сознание. Тогда я пропала.

Джесс передает мне чашку с чаем и садится на пол рядом. На кружке изображено побережье Амальфи. Напоминание о маме: туда она поехала в отпуск, кажется, сотни лет назад. Мамочка. Может, позвонить ей? Хочу к маме. Моя сердечная рана слишком тяжела, хочу к маме!

— Так, — говорит Джесс и отпивает чая, затем пристально смотрит на меня. — Признавайся, Икс. Расскажи все.

Делаю большой глоток обжигающего чая. Еле сдерживаю слезы. Ставлю чашку на пол и смотрю на Джессику. А потом рассказываю, по крайней мере, то, что ей нужно знать. Говорю, что Марк нарушил Кодекс мистерий и теперь «Каморра» придет за ним, потому что «Каморра» и «Ндрангета» заправляют мистериями. Затем, хлебнув еще чая, стараюсь не расплакаться. Хватит плакать, хватит! Говорю, что Марк выгнал меня, выставил, отверг. Он считает себя пропащим человеком, которого скоро убьют. Поэтому он хочет, чтобы я ушла, была в безопасности, навсегда.

Замолкаю.

Джессика качает головой, вижу тревогу на ее красивом лице.