Если бы ты знал… - Сафарли Эльчин. Страница 20

Если бы раньше кто-то рассказал мне такую летнюю сказку, я бы точно не поверила. Но счастье просто случается, веришь в него или нет. Случается даже с рыжими девушками.

12

«Несчастная любовь – это как… боль в горле. Вполне совместимая с жизнью, просто неприятно, но и не думать о ней невозможно. Помогает ненадолго чай с лимоном и медом, а еще – время и молчание. Когда говоришь, только больнее становится – даже дыхание перехватывает. Поэтому лучше сесть и записать. С каждой буквой наболевшее становится отболевшим. Правда, сразу этого не почувствовать – эффект наступает чуть позже».

Она наливает мне капучино из кофемашины и улыбается, посыпая пышную молочную пенку молотой корицей. «Сколько лет здесь живу, но так и не приучилась варить кофе в турке. Приехала сюда вместе со своей кофемашиной. У нас с ней давняя любовь, я ее выиграла в телеконкурсе. Готова просто делать кофе и не пить – потому что столько не влезет, – только ради того, чтобы видеть эту густую молочную пенку».

Ее зовут Панда. Она переехала сюда из Болгарии. Там, в Поморье, она прожила шесть лет, а потом решила вдруг «мне пора дальше» и приехала сюда. В маленькую «персиковую» деревушку, где ее все принимают за свою. Панда – брюнетка с белой кожей. По ее виду никогда не скажешь, что она из северного города, где снега больше, чем солнца.

Я не спрашиваю ее настоящего имени, но спрашиваю: почему именно Панда? «Этому несколько причин, как-нибудь расскажу подробно. Но Панда – очень мое, мой характер и моя любовь к бамбуку, его прямым и строгим силуэтам. Недавно мне друг из Баку прислал вырезку из какой-то энциклопедии, характеристику панд. Ну, понимаешь – точно про меня, как индивидуальный гороскоп. Там, например, написано, что панды незлобивые и дружелюбные, но могут вести себя агрессивно, если что-то или кто-то вторгается в их личное пространство».

Мы познакомились с ней на рынке, у овощной лавки. Я хотела купить кабачков и, пытаясь вспомнить, как они называются на английском, нечаянно назвала их русским словом. «Привет, соотечественница! Не теряйся, они поймут, если скажешь цуккини. А еще проще – указать на них пальцем». Я обернулась и сразу почувствовала – родная, своя. И прямолинейная. Она легко общается с местным народом, резво отшучивается, обнимает старушек, которые называют ее дочерью. Здесь она чувствует себя так свободно, будто она из этих краев. Будто она никогда не знала мегаполиса с безучастными толпами.

«Знаешь, я долго воевала. Как и ты. С собой, с окружающим миром и с его отношением к себе. Долго воевала, потом в один день просто перестала. Перестала ждать, упускать, разочаровываться и плакать. Женские слезы больше расходуются по внутренним причинам, чем по внешним. Поэтому я и начала лечить то, что внутри. И получилось. Не сразу, конечно. Но у меня характер выносливый, яростный. Неспроста я родилась двадцать третьего февраля, в мужской праздник. В детстве, люди, узнав, когда у меня день рождения, шутили: “Наверное, папа очень хотел сына!” Ну а я шутки, наверное, не очень хорошо понимала… Вот все свои тридцать два года и шла мужской дорогой – воевала, добивалась».

Мы сидим с Пандой в ее маленьком домике, в двух шагах от Встречного переулка. Она старательно протирает линзу своего фотоаппарата, я наслаждаюсь ароматом капучино, а Кавамура-сан, развалившись на стуле, чешет за ушком, изящно отставив заднюю лапу. Я люблю этого кота, думаю, они с Пако подружились бы.

Панда подобрала его на улице. Кто-то отрубил коту хвост. Она не смогла оставить без помощи истекающее кровью животное: «Я назвала этого бездельника Кавамура-сан в честь кота из книги Мураками. Он тоже был без хвоста… Вот, скрашивает мой досуг. Ты, наверное, не поверишь, но здесь мне так легко и свободно, что я совсем не ищу новых отношений, нового мужчину. С меня хватит! Временами полезно пожить для себя. Не неделю, не месяц – больше. Как бы цинично это ни звучало, но отношения – это тоже своего рода работа. Просто мне не всегда везло. Работала только одна я. Тогда как надо вдвоем, а не по отдельности».

Я смотрю на Панду – и вижу в ней своего… ангела-хранителя. Хотя мы знакомы чуть больше месяца. Но не все измеришь временем, особенно если его остается не так много. Оказывается, ангелы-хранители – свои в доску парни (или девчонки?). Умеют показывать средний палец приставучим ухажерам, аппетитно фотографировать вкусное и запросто объяснять то, что ты чувствуешь, но не всегда умеешь выразить.

А еще моя Панда дуется, когда я быстро, мимолетно, сама не заметив, скажу что-то резкое. Отведет молча взгляд – значит, не понравилось. Да я и не пытаюсь ей угодить. С ней я такая же, как дома. А когда ты пускаешь человека в свой дом, значит, он уже свой.

13

«Когда она ушла, я долго искал ее. Знал, конечно, что оглядываться, перебирать толпу бессмысленно, ее нет в этом городе, она в Стамбуле, но все равно глаза сами искали ту, которая вдруг растворилась в небытии, а я остался помнить и быть.

Шагал по дорогам наших воспоминаний – по проспекту, где гуляли босиком в летнюю ночь, снимая друг друга на камеру телефона; по бугристым дорогам Старого города с уютной кафешкой на маленькой кривой улочке, куда мы забегали поесть обжигающего грибного супа; по вестибюлю станции метро, где после долгой ночной прогулки мы едва не заснули в последнем вагоне, – иногда мне казалось, что все это было не со мной и не с нами.

А было это с героями одной из зачитанных до дыр книги, которые вдруг стали нами, без нашего разрешения. И понимаешь: ничего нельзя с этим поделать, остается только принять развитие сюжета и ждать развязки. Это все придуманное, вычитанное, но становится самой живой жизнью. Неистребимыми впечатлениями, которые в итоге расслаиваются на две части. У нее свои, у меня свои. В воспоминаниях мы вдвоем, но в реальности давно уже перелистнули последнюю страницу книги.

До недавнего времени я ненавидел слово “реальность”.

Когда она ушла, я долго жил с этой печалью в сердце. Не знаю точно сколько, наверное, года три. Тридцать шесть месяцев бесконечных попыток начать новый этап, выработать новое отношение к тому, что было, заново обратиться к миру и все такое. Меня хватало максимум на неделю – и я, как отчаянный наркоман, срывался и снова дрожал над осколками разбитых отношений.

Может быть, если бы мы оба пришли к тому, что нам нужно расстаться, приняли такое трезвое решение без эмоций, чтобы сохранить то хорошее, что было, боль не была бы такой острой…

Никто никогда не поймет твоей печали так, как переживаешь ее ты. С тех времен я перестал рассказывать друзьям, что со мной происходит. Да, они могли выслушать меня, покивать, в чем-то даже понять, но все равно я не получал от них той реакции, которую ждал. Простой поддержки, без глупых сравнений и ничтожных советов вроде “хочешь быть счастливым – будь им”. Слова, слова, слова. А ведь на деле все не складывается так просто. Знаешь, на что это похоже? Как в детстве – крутишь, вертишь кубик Рубика, и вот уже вроде получилось. Но нет: раз – и выскочит другой цвет. И тогда… бывает, хочется все бросить.

Каждый в тот или иной период жизни устает бороться. Хорошо, если это всего лишь усталость – она имеет свойство проходить. Выспишься как следует или уедешь на время к морю, и силы снова возвращаются… Путь назад, к новому прорастанию в жизнь был долгий. Казалось бы, три года не так много. Но для меня эти три года были как три жизни, с опытом которых я родился снова, и уже другой.

Она ушла, и я больше не жду ее. Знаешь, когда я понял, что отпустил ее? В тот день, когда осознал, что больше не боюсь нашей встречи. Я смогу с ней спокойно поздороваться, спросить “как ты?”, попрощаться и продолжить путь. Так и произошло.

В прошлом году мы столкнулись в одном маленьком прибрежном ресторанчике, совершенно неожиданно. Все так и случилось: я поздоровался, поинтересовался ее самочувствием и, пожелав всего доброго, двинулся дальше. И слезы не навернулись, и кома в горле не было, и никаких переживаний после. Правда, что-то защемило в сердце, но буквально на секунду – быстро отпустило. От горячей любви остался только вежливый интерес.