Начало - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов". Страница 21
Не одолев и половины четвертого километра мы остановились. Не из усталости. Из-за довольно толстого дерева высившегося прямо посреди песчаной полосы, метрах в пяти от кромки воды. Дерево высокое, наполовину засохшее, причем засохшее по вертикали. По причине большого расщепа вдоль ствола, от вершины до самого низа, разделившего дерево на две неравные части. Та, что поменьше, высохшая и мертвая, сейчас лежала на песке, ветвями угодив в воду и став приютом для десятка крабов. Другая половина продолжала возвышаться вверх, создавая приличную тень. Зрелище впечатляющее, чем-то красивое — тяжелораненый древесный великан продолжает гордо выситься в одиночестве, упорно не желая сдаваться и падать. Прямо-таки памятник стойкости.
Но я был больше впечатлен не деревом, а песком у его корней — ровная песчаная поверхность буквально испещрена следами. Я далеко не следопыт, но отпечатки босых человеческих ступней узнать могу. И чьи-то еще, скорее звериные, чем человечьи.
— Ну здрасте, ребятушки — хриплый добрый голос донесся от дерева, из-за стола вышагнул сухонький дедок лет семидесяти, с приветливой улыбкой и спокойным взглядом из-под густых седых бровей. На тощих чреслах нечто вроде древесной набедренной повязки — кора, веточки, как это все держится и не падает непонятно.
— Ой… здрасте, дедуля! — ойкнула Леся — Здравствуйте!
— Здравствуйте! — поздоровался и я, не скрывая радости. Еще один цифровой переселенец. Это же хорошо! Лишь бы нормальным был. Но судя по поведению и выражения лица, дедуля был даже адекватней нас.
Через мгновение я усомнился в своем выводе, ибо дедуля внезапно напрягся и построжавшим голосом рыкнул:
— Фу! Нельзя! Кому сказано!
— Да мы ничего такого… — пискнула Леся.
— Да я не тебе, красава — отмахнулся дед — И не тебе, молодец упитанных статей.
— Упитанных статей… — пробормотал я с некоторой обидой и только сейчас проследил за взглядом дедули и обернулся — М-мать!
— Цыц! Он ругани у меня страсть как не любит! Цезарь! Фу! Вот любопытный!
— К-какая большая соб-бачка! — пролепетала Леся, прячась за моей спиной.
— Не боись — хекнул дед — Он у меня детей и блондинок не трогает, красавица. Понимает, что они если что и натворят, то не со зла, а по неразумению. Цезарь! Прекрати, кому сказано! Вот наглец!
Очень и очень большая собака. Метр с чем-то в холке. Внешний вид знаком, но вот размеры,… да и лапы чересчур массивны, а клыки в приоткрытой пасти довольно сильно пугают.
— Это… Цезарь, да?
— Цезарь, Цезарь — закивал старичок, после чего нагнулся, подобрал с земли древесный сук толщиной с бедро взрослого мужчины и одним движением бросил его метров на двадцать вперед — Принеси!
Гигантская псина рванула за улетевшим бревном, а сухонький дедуля развернулся к нам и пояснил:
— Кавказкая овчарка. Ему шестнадцать с половиной лет. В том мире. Здесь-то уж и не знаю, как считать — заметив наше искреннее недоумение, дед пояснил — Настоящий это пес, настоящий. Живой. Я его тоже… оцифровал, значит. Вживили электроды в головы обоим старикам — и человечьему и собачьему. А как иначе? Он со мной всю жизнь прожил, не бросать же? А денег у меня хватало.
— А такие собаки бывают? Кавказские овчарки такие огромные что ли?
— Да нет — несколько смущенно улыбнулся старик — Это я его немного изменил. В конструкторе. Рост увеличил, массы добавил. Клыки подрастил. Мы ведь с ним в мир магии собирались, а там говорят у зверей шкуры толстые, да и драконы встречаются. Ай, молодец ты мой! Ай, молодец! — притащившая бревно собака-переросток обрадованно виляла хвостом, по-прежнему косясь на нас недоверчивым взглядом — А принеси еще разок!
Бревно снова усвистело вдаль, пес помчался следом.
— А это? — нерешительно спросила Леся.
— Что это милая? Это? Это мужская грудь. Не видела ни разу что ль?
— Да нет! Я на вашу грудь и бицепсы показываю! Вы только что очень толстое бревно очень далеко закинули, дедуля!
— А-а-а… — с усмешкой протянул дед — Есть такое. Поневоле пришлось силушки набраться. Меня дядькой Федором кличут. А вас как величать, молодые люди?
— Леся!
— Жирдяй.
— А ты молодец — с некоторым даже уважением кивнул дед Федор — Ну что… сначала я расскажу, а потом уж вы, ладушки?
— Конечно. Мы можем и первыми — улыбнулся я — Просто очень интересно, что у вас за сила такая, дядька Федор.
— Говорю же — поневоле пришлось силы набраться. Деревце видите — дед ткнул пальцем в расщепленного великана — Как меня сюда перенесло, так аккурат в расщеп и запихало. Сначала-то в воздухе я оказался, потом упал, да прямо в расщеп! И намертво. Ни туды и не сюды. Пока дергался и трепыхался аки мошка в паутине, Цезарь прибежал на звук моих криков и матюков. Только благодаря ему я и жив. Ай, ты мой хороший! Давай еще принеси!
Через секунду Цезарь снова убежал за бревном, а дед Федор хитро прищурился и спросил:
— Дальше рассказывать или сами уже поняли?
— Понял — кивнул я, глядя на рухнувшую половину дерева — Это сколько же вы там проторчали?
— Двое суток с чем-то. Два утра и две ночи здесь встретил, потом уж выбрался.
— А я не поняла!
— Дядька Федор накачался — пояснил я — Толкал, пихал дерево, трепыхался, бился. Неудача за неудачей, но его сила постепенно росла. И доросла до того, что он сумел… отломать половину дерева.
— Ну, не отломать — улыбнулся старик — Оно и так же расщепленное было. Всего-то чуток осталось поднажать.
— Вот это да! — выпалила девушка, прижав ладони к щекам — Дедуля, вы молодец!
— И сколько же у вас сейчас силы, если не секрет? — спросил я.
— Шестьдесят семь, милок — прищурился дед.
— Шестьдесят семь!
— Померяемся на руках, кто кого пересилит?
Взглянув на сухие руки деда, я замотал головой:
— Нет уж. Шестьдесят семь…
— Но дерево я не выломал. Расшатал. Только на это силы и хватило — шатать и шатать его. А потом «хрусть» и оно поддалось, расщеп расширился, а я выполз. Да и Цезарь помогал — грыз ствол, где я указал. А как вылез я, так и доломал дерево уже из принципа — раз взялся, надо закончить.
— А как выжили? Без еды, воды!
— Вон кусты видите? Изломанные?
Повернувшись, мы дружно уставились на примыкающий к берегу подлесок. Да, там было прямо зеленое месиво, массовое растительное побоище. Кучи отломанных веток, свисающие с обломков нити коры, редкие красные пятнышки среди уцелевших листьев.
— Красное это ягоды — пояснил дед Федор — Сочные, сладкие. Съедобные. И еда и вода. Их мне Цезарь и носил по приказу, слава Богу, в свое время хорошо его выдрессировал. И сам он ими питался. Морду воротил, конечно, но меня ослушаться не посмел, сожрал за милую душу. И в силе пес подрос — сначала то и дело валился набок, застывал в песке как мертвый, я так понимаю, это у него бодрость кончалась. А теперь и бегает дольше и поноски потяжелее таскает. Так и выжили мы с ним оба. Весь ягодник подъели, силушки набрались, дерево сломали вместе, а потом глядь — из моря крабы поползли! Вот это радость! Я срам прикрыл, да за дело взялся,… так вот и прижились. А тут и гости пожаловали,… так чьих вы будете, добры люди? Не поведаете?
— Да ничьих — отозвался я, задумчиво глядя на возвращающегося пса Цезаря — Нас больше пяти, но меньше десяти. Сбились в кучу, сейчас дружно пытаемся сообразить, как здесь жить. Пока что пришли к выводу, что сообща жить легче и веселее. Стараемся осмотреть как можно больший участок местности и сориентироваться. Но пока даже не разобрались, остров это или простой выдающийся вперед мыс. Сначала жили на подножном корму и найденных припасах, сейчас появилась рыба и крабы. Море ожило. Появилась возможность поднимать уровни. Так что часть наших вовсю рыбачит в данный момент, другие чертят карту, а мы решили прогуляться и оглядеться.
— Что ж… уже неплохо — согласился старик, потрепав пса по лохматой холке — Люди хорошие?
— Разные — коротко ответил я — Плохих вроде как нет. А какие они на самом деле… так быстро не разобраться.