Ведьма и закон - Чепенко Евгения. Страница 34
Больше часа с неясной всеобъемлющей животной тоской она рассматривала освещенный первыми лучами восходящего солнца пруд под окнами своей жилой многоэтажки. Третьи сутки она спала урывками, словно одалживая сон у Морока, третьи сутки мысли не желали избегать собаки. Собаки, чью кровь она, сама того не желая, пролила.
«Лои», – мгновенно подсказала память. Всемила раздраженно заломила мизинец на правой руке. Да, она знала, как его зовут, и, к ее ужасу, это имя не вызывало у нее отвращения, как с другими. Напротив, запрещая себе произносить даже в мыслях, волчица чувствовала себя жалкой преступницей, потому как звать того лугару по имени отчего-то очень хотелось. Снова и снова…
Откуда вдруг взялось его презрение? Другие скулили за ее спиной, а этот презирал. За что? И почему ее так это зацепило? Не все ли равно, что думает о ней очередной жалкий пес? Зачем она вообще пошла к нему? Зачем показала, что знает, кто он и где живет? И почему он столько о ней ведает? Ему важно не столько ее происхождение и внешность, ему, выходит, интересна она сама? Или это насмешка? Его работа?
Всемила отскочила от окна и принялась нервно мерить шагами комнату. Зачем она только приставила нож? Совсем не собиралась его ранить, только доказать, что не такая, какой он ее назвал, и никогда не была такой. Глупое детское желание мести, обернувшееся ужасом. В жизни так не пугалась, как при виде чужой крови и серебристого лезвия в своей ладони. Она резко остановилась рядом с кроватью, дыхание в очередной раз сбилось от оживающих в сознании картин произошедшего. Мила точно запомнила, как оборотень закрыл глаза и сам опустился на острие. Сам, нарочно! И в то мгновение на его лице было написано дикое искреннее наслаждение, словно он удовольствие несравненное получал от того, что делал.
– Больной! – возмутилась вслух волчица, чувствуя, как сердце в груди начинает биться сильнее. Неосознанно желая спрятаться, она забралась на кровать и накрылась одеялом с головой.
Отчего у него было такое удовлетворенное лицо, когда нож разрезал кожу?
– Точно больной!
Полежав немного в возмущенном состоянии и поразмыслив, девушка с тихим сердитым писком, адресованным себе же, выбралась из-под одеяла и, на всякий случай убедившись, что одна в комнате, достала из ящика прикроватного столика заветный нож, обернутый в шелковую наволочку. Развернув, волчица прикрыла глаза и осторожно, страшась того, что делает, вдохнула еле уловимый запах высохшей на лезвии крови. Пахло безумно приятно, не вкусно, но соблазнительно. Сердце в груди окончательно ускорило ритм. Всемила сделала еще один испуганный быстрый вдох, прежде чем спрятать нож обратно. Что сейчас происходило с ней, волчица не могла понять, и этот факт пугал ее только сильнее, но одно она осознала точно: несмотря на страх, собственный запрет и всю неразумность подобного шага, в душе жила жажда еще раз увидеть лугару. А главное, то дикое выражение наслаждения на его лице, что заставляло ее раз за разом испытывать невероятное по силе ощущение сладкого огня в крови.
Лои незаметно провел кончиками пальцев по тонкому шраму на шее. По телу разлилось восхитительное дикое чувство огня, желание видеть ту, что оставила этот след, жажда заставить ее сотворить новый шрам вместо почти затянувшегося прежнего. Лугару задышал часто и глубоко, волк принялся рваться на свободу, привлеченный упоминанием своей единственной избранной.
– Да, зверь, эдак мы не помощники друг другу, – устало прошептал Лои, загоняя посторонние эмоции под замок. Как его мысли умудрились свернуть со следов на дорогом шерстяном ковре в русло воспоминаний о самом страстном из прожитых им мгновений, лугару не знал. Когда дело касалось Всемилы, его природа становилась неподвластной, и чем дальше, тем хуже. В одно прекрасное мгновение он просто свихнется, если не получит ее или не найдет хотя бы, кем удовлетворять потребности, – неприятно, но факт. Комиссар устало вздохнул. Создания не выбирают, кем им родиться, но мечтать не запрещено. В конце концов, вселенная могла сделать его волкодлаком, тем, кого Мила заведомо поняла бы и не боялась.
– Гийом! – Лои обернулся на окрик заместителя. Жан не только голосом, но и всем своим видом с противоположного конца залы сигналил о долгожданном завершении работы ведьмы. Козлова и впрямь прекратила парить в воздухе, окутывая себя и труп серебряными облаками. Заметно уставшая, довольная и бледная, она стояла на полу и не открывала глаз. Со стороны складывалось впечатление, будто женщина пребывает в глубоком трансе. Однако Лои, в отличие от остальных присутствующих, с опаской и удивлением поглядывающих в сторону ведьмы, знал, что перед внутренним взором она видит нечто, связанное с работой встроенной в нее системы. Удивительные вещи стали творить в последние десятилетия ученые, и Маруся – живое тому подтверждение.
Лугару внес в документ осмотра места преступления последние маркеры и передал бумаги дежурному ажану. Тот не сразу среагировал, как и все, завороженный Козловой. Лои улыбнулся неожиданной популярности ведьмы и направился к ней.
– Что скажешь?
Руся сосредоточила взгляд на оборотне.
– У тебя с мифологией Иномирья как?
– Сойдет. – Лои подавил привычный приступ раздражения.
Вопросом на вопрос ответила. Теоретическим материалом по социальному взаимодействию она обладает отличным, это он еще при первом знакомстве понял, но на практике применить не может. Знает ведь, что его легко из себя вывести. Никакой культуры общения. Не маг, а недоразумение ходячее.
– Хорошо. Она женщина!
– Убийца?
– Нет, – искренне растерялась Козлова. – Жертва.
Лугару скрипнул зубами.
– Как-то не обратил внимания при первом осмотре.
– Это сарказм? – удивилась ведьма.
– Серьезно?! – начал заводиться не на шутку Лои.
Сбоку едва слышно хрюкнул Жан. Комиссар мгновенно перевел на него разъяренный взгляд. Помощник стушевался и пожалел о столь опрометчивом проявлении эмоций, как смех.
– Ангелы – создания антропоморфные, бесплотные, являясь человеку, предстают в обличье разном. Однако чаще всего в иконописи Иномирья ангел изображен юношей. А на столе женщина, к тому же зверь. Не обижайся, но в звере чистого и возвышенного мало.
Лугару как ни в чем не бывало вернул мысли в рабочее русло.
– Что еще?
– Простыня льняная, что с учетом тематики логично, но! – Козлова по-профессорски подняла вверх палец. – Во-первых, не рубаха, а именно простыня, во-вторых, выделка умопомрачительная, тонкая, ручная – искусная работа. Приблизительный возраст: пять лет.
– Это она не про волчицу, да? – прошептал заместитель, подступив ближе к Гийому.
– Да, – устало кивнул Лои.
– А она умная.
– Заметил? – На этот раз лугару удостоил Жана насмешливым взглядом.
Вот уж и впрямь странность. У альва из-за ведьмы совсем голова помутилась. Глупее вопросов Кремер за все время службы не задавал.
– Извини, – прошептал парень и, нахмурив брови, уставился на каталку.
– Растение возделано у нас и не людьми. Теперь что касается обстоятельств смерти. Отравили ее, и яд вам не понравится.
Маруся заставила пыль собраться в большой экран рядом с собой и перевела на него трансляцию старой, еще черно-белой записи казни одного из самых страшных магов прошлого – Арно. Невысокий, седой, сгорбленный, он стоял посреди небольшой пустой комнаты, всем своим видом напоминая о том благородном и древнем роде, из которого произошел. В этот момент Арно менее всего был похож на создание, погубившее столько невинных жизней, менее всего этого старика можно было бы обвинить в жестокосердии. Он задохнулся в одну секунду, отравленный тем же ядом, что и его жертвы, ядом, рецепты которого боги истребили давно и который он, будучи талантливым химиком, колдуном, историком и археологом, сумел восстановить. Одно верно сложенное заклинание изменяло состав воздуха вокруг создания и убивало почти мгновенно.
– «Поцелуй смерти», – в тишине комнаты прошептал Кремер.