Ночной всадник - Брэнд Макс. Страница 18

— Мне кажется, если Джерри умрет, я останусь кому-то что-то должен. Кому? Маку, полагаю. Я вынужден остаться и предоставить ему шанс.

— Надеюсь, — взорвался Дэниелс, — что Мак изобьет тебя до полусмерти! Вот так!

Глаза Барри расширились.

— Почему ты на это надеешься? — вежливо осведомился он.

Дэниелс снова потерял дар речи.

— Как это возможно? — проворчал он себе под нос. — Неужели ты не человек? Но ты больше думаешь о своем коне и своем чертовом псе-волке, чем о друге. Дэн, спрашиваю тебя прямо: ты считаешь, что прав?

Хрупкие руки потянулись к Баку.

— Разве ты не видишь, Бак? Я не хочу быть таким, но ничего не могу поделать!

— Тогда помоги, Господь, бедному Джо. Он нашел тебя в пустыне, вырастил, ухаживал за тобою, словно за собственным ребенком, любил тебе больше Кети. А сейчас по твоей милости несчастный старик лежит с огнем в глазах и ждет, ждет, ждет твоего возвращения. Дэн, если бы ты его увидел, то упал бы на колени, умоляя о прощении!

— Да, наверное, я так бы и сделал, — задумчиво проговорил Барри.

— Дэн, ты поедешь со мной!

— Не уверен, что мне сейчас нужно ехать, Бак.

— И это все, что ты мне можешь сказать?

— Полагаю, что да, Бак.

— Если бы я умолял тебя приехать, ради всего святого, ради того, что мы пережили вместе, ты и я, это не изменило бы твоего решения?

Большие мягкие глаза рассматривали что-то далеко позади Бака, какую-то точку в бледной неясной полуголубизне весеннего неба.

— Я устал от разговоров, — наконец произнес Дэн.

Бак встал и медленно удалился, опустив голову. Позади него жеребец внезапно и громко заржал с таким триумфом, что Дэниелс обернулся и погрозил Сатане кулаком.

Глава 14

МУЗЫКА ДЛЯ ДЬЯВОЛА

Мысль подобна шпоре. Она поднимает голову человека, как шпора заставляет лошадь вскидывать свою. И она убыстряет шаг, едва различимо добавив силы. Такая мысль пришла в голову Бака, когда он снова поднимался на веранду отеля. Вероятно, он испытал не слишком приятное ощущение, так как побледнел и сжал кулаки. Затем нащупал свой револьвер в кобуре. Но мысль о схватке как о некотором незначительном шансе изменить намерения Дэна не давала ему покоя.

Но подобная идея требовала серьезного обдумывания. Дэниелс присел на стул в конце веранды и, опустив подбородок на грудь, курил сигарету за сигаретой, бездумно швыряя окурки через перила. Несколько раз он хватался за лицо, словно испытывал внезапную боль. Румянец не вернулся к нему, бледность по-прежнему сохранялась, но глаза засверкали лихорадочным блеском, а зубы сжались крепче. Было неприятно смотреть на его лицо в этот момент. Постепенно Бак проникался все большей решимостью.

Прошло немало времени, прежде чем он пошевелился, но затем до него донесся отдаленный тонкий и ясный свист. Он никак не мог разобрать мелодию. Скорее, звучало странное попурри из множества песен с дикими вольными переходами и трелями. Как будто какая-то певчая птица упивалась собственным пением, насвистывая обрывки всех знакомых мелодий и создавая в результате величественные рапсодии, исполняемые во всю глотку. Заслышав свист, Бак резко поднял голову и наконец, все еще прислушиваясь, встал и вернулся в салун.

Там Дэниелс обнаружил все ту же служанку и спросил у нее, как зовут доктора, который лечит Джерри.

— Это не док, — ответила косоглазая леди. — Толстяк Мэтьюз — вот кто заботится об этом Стрэнне, чтоб ему пусто было! Толстяк сейчас в баре. Но что случилось? Похоже, вы что-то разнюхали?

— Да, — загадочно сообщил Дэниелс. — Я услышал кое-что, что прозвучит нежной музыкой для ушей дьявола.

Он повернулся и направился в бар. Там Бак обнаружил Толстяка, расправлявшегося со стаканом горлодера в три пальца высотой. Дэниелс подошел к бару, сам себе налил выпивку и встал там, играя стаканом. Хотя действие горлодера и обладало достаточной приятностью, он имел столько градусов, что сокрушал самое здоровое сердце и обжигал самую луженую глотку. Горлодер действовал на взрослых мужчин подобно касторке на ребенка. Великая тайна, почему его пьют мужчины. Эту тайну знает только душа горной пустыни. Покачивая свой стакан, Дэниелс рассматривал Мэтьюза.

Несомненно, Бак искал именно этого человека. Излишки жира, не украшавшие фигуру шерифа, как нельзя лучше раскрывали смысл прозвища, понятного даже для слабоумного идиота. Однако Толстяк тихо мурлыкал себе под нос, хотя обычно врачи не лечат пением тяжело раненных пациентов.

— Я выпью еще, — каркнул Мэтьюз, — мне это необходимо.

— Плохой денек выдался? — проникновенно поинтересовался О'Брайен.

— Плохой денек? Да, и каждый день то же самое. Какие силы нужны, О'Брайен, чтобы стоять возле этой комнаты и ждать, что Джерри помрет в любой момент! А глаза дьявола Стрэнна следят за каждым твоим шагом. Если Джерри умрет, Мак вцепится мне в глотку как бульдог.

— Ошибаешься, Толстяк, — возразил О'Брайен. — Он поступит иначе. Отправится убивать. Подождет, пока встретится с ним на площади, при народе, и заставит его начать драку. Таков Мак Стрэнн! Помнишь Фицпатрика? Он преследовал его почти два месяца, но Фиц знал, что случится, если он даже чихнет. Соображал, что если сделает неверное движение, то оно окажется последним в его жизни. Поэтому Фиц собрался и отдался на волю случая. Но наконец его нервы не выдержали. Однажды… Это случилось прямо здесь, в моем баре, Толстяк…

— Черт тебя побери!

— Да, это случилось до того, как ты сюда добрался. Но Фиц выпил пару порций горлодера и возомнил себя Биллом Киддом. Тут-то и появился Мак. Они сразу сцепились. Ну, Фиц был здоровенный мужик, я и сам не маленький, но мне приходилось задирать голову, когда я с ним разговаривал. Помесь шотландцев с ирландцами… у них в крови жажда драки. Мак взглянул на него, а Фиц что-то буркнул. А вскоре Фица уже никто бы не остановил — не слишком приятное зрелище. По его лицу стало ясно, что он понимал — с ним уже покончено. Знал заранее, но удержаться не мог, слишком уж ударила ему в голову выпивка. А излишняя гордость не позволила отступить. Очень скоро он принялся ругать Мака Стрэнна на чем свет стоит.

Ну, к тому времени все убрались из салуна — сообразили, что кое-какие слова обернутся выпущенными пулями. Но Мак по-прежнему стоял там, наблюдая и скалясь своей уродливой ухмылкой. Будь проклята его черная душа! О Боже, Толстяк, он выглядел проголодавшимся. Когда Мак ухмылялся, его верхняя губа поднималась, выставляя напоказ все зубы. Я думал, что он вцепится ими в горло Фица. Но он не сделал этого. Даже не пошевелился, в то время как Фиц входил в раж все больше и больше. Наконец Фиц дернулся. Да, он вытащил револьвер и направил его на Мака, прежде чем тот успел пошевелиться. Но как только оружие оказалось в его руке, я увидел вспышку. Оба револьвера выстрелили одновременно, однако пуля Мака попала в руку Фица и выбила оружие — так что бедняга, конечно, промахнулся. Но он увидел свою кровь, а ты представляешь, что творится в таких случаях с помесью шотландцев и ирландцев. Некоторых людей заставляет остывать вид собственной крови. У нас в школе учился мальчишка, который любил драться до тех пор, пока у него из носа не пойдет кровь, после чего он сразу успокаивался. С этими же все про исходит наоборот. Покажите им кровь, и они становятся полностью ненормальными.

Так и случилось с Фицем. Когда он увидел кровь на своей руке, то бросился на Мака. После этого рассказывать особо не о чем. Стрэнн принял его в свои объятия, и я услышал хруст костей. Боже! Он все еще сжимал Фица, пока тот бил его по лицу окровавленной рукой.

Веришь, я стоял там словно замороженный! Да, Толстяк, не мог пошевелиться. И чувствовал внутри тошноту и пустоту, как когда-то в детстве, когда на моих глазах бык поддел на рога теленка.

Затем я услышал, как Фиц захрипел, а Мак завыл, словно собака, которая попробовала кровь и возжаждала следующую порцию. От всего этого волосы становились дыбом, как пишут в романах.