Что делать, если твой классный руководитель – Сатана (СИ) - "Шеол". Страница 40

Да что там, я и сама убить его была готова, но потом сразу же пожалела.

– Слушай, Иуд, так ты мне можешь сказать одну вещь? – комкая ремешок от сумки, начала я.

По-правде говоря этот вопрос меня уже давно волновал.

– Какую? – Искариот прищурился.

– А что в Аду с... кхм... грешниками делают? Неужели правда пытают и поджаривают в котлах? Только честно!

– Наи-ивная, – снисходительно протянул он. – Столь устрашающий образ нужен церкви на земле, чтобы выкачивать из народа деньги за проданные индульгенции и молитвы всякие. В Преисподней, может быть, и было плохо, если б не усилия демонов. Пандемониум был воздвигнут на месте, где раньше находилось Серное озеро в знак победы над природой Ада. Вот тогда был номер, когда я вместо того, чтобы очнуться в обжигающей лаве, пришел в себя посередине главного зала...

– Ну... а за Пандемониумом? – осторожно спросила я.

– И за ним все застроено, насколько хватает глаз, многие реки вроде Стикса осушены или используются каким-то образом в хозяйственных целях. Условия для жизни в Аду, конечно, похуже, чем на земле, но когда начинаешь воспринимать Преисподнюю как дом, все предстает совсем иначе. Даже в ее выжженных долинах можно найти что-то совершенно по-особенному чарующее, – мечтательно проговорил Нечистый. – А пытать нам особенно некого, основной контингент: некрещеные дети, ученые, язычники, атеисты да самоубийцы; многие, причем, – дельные люди. Ах да, еще наши контрактеры, ну, с ними порой бывает тяжеловато.

– Ну а маньяки, убийцы, насильники как же? – я изумленно округлила глаза.

– А, эти ребята, видимо, знают фишку про «помолись перед смертью и все грехи тебе будут отпущены». А те, кто не знают... К ним соответствующие меры, но чаще это же просто больные люди. Их еще блаженными называют, ну а у таких «блаженных» знаешь, куда пропуск?

– Догадываюсь, – хмуро пробормотала я, чувствуя, как представления о религии рушатся, – но это же...

– Несправедливо? И не ищи ее, справедливость эту, нет никакой, сколько бы не было попыток доказать обратное. Мрази живут, дети умирают – и это жизнь. В которой нет и не должно быть понятия справедливости, потому что она сама по себе является иллюзией. А главный иллюзионист у нас – бог, который, чтобы не признаваться в том, что самодур конченый, придумал выражение про «неисповедимые пути». А так... Мы все в Аду выживаем потихоньку, трудно порой, но кому сейчас легко? Что люди... Что демоны... У нас одна судьба, – сказав это, Иуда скрылся за дверью. – Жду тебя через уро-ок, убираться бу-у-удем, – донеслось уже из коридора.

Часть 48

Нечистый встретил меня у классного кабинета, сразу же после обществознания. Он стоял, подпирал спиной стену и лениво рассматривал снующих мимо учеников и обучающий персонал.

– Ну что, приступим? – он вновь поправил сползающие на нос очки.

– Это... Если у тебя другие дела, можешь и не помогать, если что, я скажу...

– Идем-идем, извращенка маленькая, – он буквально затолкал меня в класс, не дав договорить, – мне не в тягость, да и ты, держу пари, смотаться собиралась, не выполняя священный долг перед классом.

Я выдохнула, поджав губы. Просек-таки, я ведь действительно Дьявола рассчитывала один урок подождать на улице или в каком-нибудь кафе. И в своей-то квартире ненавижу убираться, не то что в классе.

– Почему это я извращенка?

– Потому что Дьявол кое-кого предупреждал в своей спальне потише себя вести, но кто-то не послушался, – промурлыкал Иуда.

На этом моменте у меня дернулся глаз. А ведь и правда, Нечистый же тогда за стеной в кабинете был...

– А вот поменьше слушай! – я, нахмурившись, сложила руки на груди. – Тебе-то что за интерес?

Нечистый почему-то засмеялся, прикрывая рот рукой. Из-под стекол очков ехидно сверкнули вишневые глаза.

– Так значит, все-таки было? А сначала сознаваться не хотела! – с победной усмешкой проговорил он, предусмотрительно уворачиваясь от удара.

– Вот я тебя сейчас мокрой тряпкой! Подожди у меня, негодник!

Но Иуда ждать вовсе не собирался, а принялся довольно ретиво убегать от всяческих выражений моего праведного гнева через ряды парт.

– Меня уже и половником били, и табуреткой, и даже метлой! – радостно сообщил он, вновь уворачиваясь от неумелого выпада. – Ну ладно-ладно, не обижайся, – Нечистый поймал мой кулак и заломил руку, так что в плече что-то хрустнуло, – хватит махаться-то, вспыльчивая какая.

– Ну да, а теперь еще и руку мне выверни давай, – надулась я, – бессовестный.

– Ну а чего ж ты хотела? – дурашливо развел руками Искариот, выпустив меня из мертвой хватки. – Говори, что делать нужно?

– Вот, воды иди набери, – я вручила ему зеленое эмалированное ведро и выпроводила из класса, кое-как объяснив, где взять ее, воду эту.

Не стану же сама ее таскать с больной рукой. Надо будет ему сказать, чтоб силу свою на будущее рассчитывал, а то так и сломать что-нибудь недолго.

Дверь скрипнула и я обернулась, удивленная, что Нечистый так быстро воротился. Но это был вовсе не он.

В облике заглядывающего в кабинет дядьки, вроде бы, и не было вовсе ничего необычного, кроме одной ма-аленькой особенности... У него брови сходились прямо посредине лба. А так все в норме, стандартный тестостероновый самец.

– Э... А вы кто собственно?.. – лениво начала я, но договорить не успела, потому что «монобровь», очевидно церемониться совершенно не собирался и без приветствий сразу же залепил мне знатную оплеуху, в результате которой я оказалась на полу с гудящим затылком.

Вот тебе раз...

– Какого черта? – мрачно поинтересовалась я, воинственно сдувая со лба прядь непослушных волос.

– Извини, пожалуйста! – тут же сердечно извинился дядька. – Прости, ради бога, обознался!

Но не-ет уж, не тут-то было, сегодняшний лимит прощения исчерпан еще на Иуде, а тебе мужик, достанется по полной программе.

– Я т-тебя отучу, как на девушек с кулаками бросаться, умник, – в голове все еще что-то гулко ухало, поэтому приходилось придерживаться за затылок, – ты меня, зараза, стороной за десять километров обходить будешь...

Сказанное выше было чисто для красного словца. Я вообще, когда злюсь, могу и не такого наговорить, контролировать себя в такие моменты я никогда не умела и, похоже, не научусь. Но бить меня, а тем более, бить по голове, категорически запрещено, потому что место это у меня слабое, и туда чуть чего сразу же ударяет кровь. А когда она туда ударяет, я вытворяю такое, чего бы совершенно обычной Ане Макаровой и в мысли не пришло сделать. Но знакомство с Дьяволом даром не обходится...

Кто бы мог подумать... Но я на полном серьезе схватила стул и без зазрения совести принялась им лупасить задиристого незнакомца. Правда ему, похоже, от этого было ни горячо, ни холодно, но пылу моему перепугался он изрядно. Ну или мне так показалось.

И тут дверь, скрипнув, отворилась и в проеме завис Искариот.

Я даже свое увлекательное занятие прекратила, чтобы понаблюдать за тем, как изменяется выражение его лица. Ну еще бы, такая картина... Псевдо-возлюбленная Дьявола, с виду спокойная, метелит советским стулом брутального качка, при этом в красках объясняя, чего он сделать не сможет, если ему этим самым стулом врезать промеж ног.

Нечистый дух глубокомысленно присвистнул, тем самым привлекая к себе внимание «моноброви». Последовало секундное молчание, потом дядька чуть не оглушил меня своим утробным рыком, который заключался примерно в том, что:

– И-иуда!!

И большой смысловой нагрузкой не блистал.

– Опс! – притворно удивился Нечистый. – Аннушка, по сложившися обстоятельствам я, к сожалению, должен временно отлучиться, и скоро не вернусь. Передай господину Люциферу, что я не нарочно, а по уважительной причине, и еще... – Искариот предусмотрительно скрылся за дверью, пока монобровь продолжал свое бравое наступление, – ...ты зря ему стулом врезала, он страх какой злопамятный! – донеслось уже из коридора.