Одиночка — Джек - Брэнд Макс. Страница 43

Все это напрочь перевернуло представления пленника о жизни. Из его души будто с корнем вырвали прежние понятия и взамен заронили семена иных представлений о человеческой доброте и благородстве. Внезапно на глазах Одиночки Джека выступили жгучие слезы.

Он тряхнул головой и решил, что сейчас об этом думать не будет, разберется со временем. Слишком новым, слишком важным открытием была для него эта мысль, чтобы он мог поверить ей в одно мгновение.

И мысленно он снова вернулся к Стивену Гранжу, юному, беспечному, безрассудно рискующему своей и чужой жизнью. У этого парня, без сомнения, было золотое сердце. Но если Стив Гранж сделан из добротного материала, то как насчет его сестры? Насчет Эстер? Что, если в ней тоже под бескомпромиссной бравадой таится золотая душа. Что, если она не просто бесчувственная, коварная, хитрая интриганка, которая использует любые средства ради получения выгоды?

Если это так…

И вдруг течение его мыслей разом оборвалось. И вместо этого перед его мысленным взором предстало лицо Эстер. Он увидел ее улыбку. Ощутил на себе ее ласковый взгляд. И сердце Одиночки Джека вдруг мучительно заныло от восторга и радости, той радости, которая нередко бывает сродни печали.

Глава 36

СОН ОСУЖДЕННОГО

Судебный процесс проходил с редкостной быстротой, потому что все было известно наперед.

Свидетелями со стороны «Штат против заключенного» были Пит и Сэм Уоллисы, Лефти Манделл, которого едва поставили к этому дню на ноги, чтобы привести в зал суда, и Дэн Макгрюдер собственной персоной.

Историю, которую они поведали, вкратце повторил и судья в своей заключительной речи, обращенной к присяжным заседателям. Прозвучало это так:

— Совершенно очевидно, что перед нами кровавый убийца, который подкрался к мирной компании юных друзей, собравшихся отдохнуть в уединенном месте, и без предупреждения открыл по ним бешеный огонь через открытую дверь, а затем, когда разбилась лампа, ворвался внутрь вместе со своим дьявольским волкодавом…

Присяжные вынесли вердикт: виновен. Виновен в убийстве первой степени.

На следующий день мистер Димз, стоя перед тем же судьей, слушал, как тот произносил роковое слово:

— Повесить.

Потом он вышел из зала суда, оставляя позади себя мрачные лица зрителей, чьи глаза, устремленные на него, были полны ужаса и сочувствия.

Но самому Одиночке Джеку было куда горше, чем им, и горе его усугублялось тем, что лишь недавно он сделал поразительное для себя открытие: оказывается, и в жизни, и в человеческой природе есть место счастью и радости, о которых он прежде никогда не мечтал. Он только что прошел мимо Эстер Гранж и видел, что ее лицо было бледно до прозрачности от долгого сидения в душном зале, а глаза полны слез. Он прошел мимо Стива Гранжа, стоящего позади своей сестры, — тот был багрово-красным от гнева на то, как несправедлив закон.

Умереть!.. Нет, это вовсе не пугало Димза, к этой мысли он достаточно притерпелся за свою недолгую жизнь. Но умереть сейчас и лишиться дружбы, которая только-только начиналась… или даже больше, чем дружбы…

Он вышел на освещенную солнцем улицу, однако солнце хоть и жгло его тело, но не могло согреть душу — она была окутана глубочайшей тьмой.

За его спиной прозвучал низкий голос:

— Что, несладко тебе, сынок? Правда?

Одиночка Джек поднял голову и увидел, что рядом с ним, широко расставляя ноги, шагает Шодресс, и лицо его пылает от жары и чувства удовлетворения: он торжествовал.

— А это ведь только начало, — продолжал босс Джовилла. — Ты теперь ни одного дня не сможешь прожить, не думая о виселице. А уж я помогу тебе об этом не забыть.

Он разразился ликующим хохотом, и впервые Димз не смог спокойно улыбнуться в ответ. Он почувствовал еще острее горчайшую обиду.

Это новое чувство испугало, поскольку он счел его признаком слабости и ужаснулся тому, что в его душу могла проникнуть слабость.

Шодресс, с дьявольской интуицией почувствовавший, что впервые одержал верх над своим врагом, исполнился пылкого торжества и, едва они с пленником вошли в двери тюрьмы, обратил внимание Макгрюдера на Димза.

— Он изображает из себя сильного и самоуверенного, Мак, — сказал Шодресс. — Но ты только погляди в его глаза! Да он час от часу слабеет! У него все поджилки трясутся, Мак! Вот с него пошла облетать вся его наглость, и долго ли он еще продержится? Он блефовал, пока его не прижали, а потом заскулил, как пес, которому дали пинка! Ты всего лишь трусливый щенок, Димз!

Шодресс подался вперед и ткнул Димза в лицо здоровенным кулаком.

Но Одиночка Джек на этот раз сумел сдержать себя в руках. Не зря же он всю жизнь занимался тем, что тренировал свои нервы, и они верно служили ему.

Теперь он просто откинулся на стуле и поудобнее пристроил свои закованные в цепи руки на коленях.

Глаза его были полузакрыты, и на губах блуждала довольная усмешка. Что бы ни думал в этот момент о молодом человеке Шодресс, он не смог удержаться и спросил:

— Что это с тобой? Чему улыбаешься?

— Странная вещь, но тебе этого все равно не понять, — ответил Димз.

— Чего?

— И даже если бы ты понял, все равно бы не поверил. Как насчет партии в покер, Макгрюдер?

— К дьяволу покер! — заорал Шодресс. — А ну давай выкладывай, что там у тебя на уме!

— Ты когда-нибудь слышал про медиумов? — спросил вместо ответа Димз.

— Это про тех типов, что болтают с духами? Только это обычно бабы, мужчины этим не занимаются. А что тебе-то до них?

— Ты не поверишь, — сказал Одиночка Джек, — но я всегда подозревал, что во мне тоже что-то такое есть.

— Ну, я-то тебе верю, — сказал Макгрюдер. — Ты и сам порой смахиваешь на такого духа.

— Не разрешай ему себя дурачить, Мак! — вмешался Шодресс, но против собственной воли в его глазах вспыхнул внезапный интерес. — А ты давай рассказывай свои байки! — подбодрил он Димза.

— Я расскажу это Макгрюдеру, — пообещал Димз. — С чего бы я стал тратить время на твою толстую рожу, Шодресс? Ты хотел бы это послушать, Дэн?

— Само собой!

— Ну так вот. С малолетства мне случалось видеть разные вещи, которые я никогда не мог видеть своими глазами. Сколько раз бывало, что я попадаю в незнакомую местность — и узнаю ее!

— Ну да!

— Это правда, Дэн.

— Верно, я слыхал, что такое бывает, — сказал Шодресс, заинтересовавшись рассказом и позабыв о своей ненависти. — Собственно говоря, это обычное дело.

— Я сейчас расскажу вам один случай, когда мне это здорово пригодилось, — продолжал Одиночка Джек. — Я бежал по улице города, в котором никогда раньше не был. Все, что я знал о нем, — это то, что он расположен в двадцати милях от моря и что через него проходит железная дорога. А мне позарез требовалось хорошо разбираться в его географии, потому что у меня карманы были набиты необработанными алмазами, а за мной гналась целая толпа. И еще я слышал, что за мной скачет лошадь и она все ближе и ближе. Я знал, что мне придется бежать так же быстро, как бежала та лошадь, если я не хочу, чтобы меня поймали — или подстрелили. А я очень не люблю бегать.

— Слушай, сынок, ну почему ты так не хочешь, чтоб мы хоть немного поверили в твою историю?

— Я разговариваю с Макгрюдером, — вежливо сказал Димз. — Есть такие вещи, которых тебе, Шодресс, не понять, как бы ты ни старался.

— Продолжай! — приказал Макгрюдер. — А ты, Шодресс, оставь-ка парня на пять минут в покое!

Шодресс заерзал в своем кресле, разрываясь между ненавистью к рассказчику и любопытством: что же произойдет дальше.

— Ну ладно, так что там было потом? — спросил он.

— Так вот… Неожиданно я почувствовал, что уже был на этой улице когда-то раньше и знаю про нее все. Мне показалось также, что когда-то я уже ходил этой дорогой. Чуть подальше, за фруктовой лавкой, на эту улицу должен выходить маленький переулок, и если я заверну за эту лавку, то выйду к реке…

Димз замолчал и встряхнул головой.