Одиночка — Джек - Брэнд Макс. Страница 48

К этой наковальне и подошел Одиночка Джек.

Он вытащил из кармана куртки второй револьвер Макгрюдера и пристроил свои окованные наручниками запястья на толстой железной плите. Оба револьвера в его руках были нацелены на Макгрюдера.

— Вот что я думаю, Дэн, — стал объяснять Димз. — Если ты возьмешь вон тот топор и станешь рубить им по этим цепям, ты их, наверное, разобьешь. У меня в каждой руке по револьверу. У тебя может возникнуть искушение разок промахнуться и отрубить руку в запястье. Если ты это сделаешь — ты убит. Или если окажешься еще более безрассудным, решив направить топор мне в голову… Но не думаю, что ты способен так далеко зайти. Ты храбрый человек, Дэн, но вряд ли тебе так уж хочется отдать жизнь за своего хозяина. Теперь начинай и бей изо всех сил, но только будь уверен, что бьешь по цели! Тогда все будет в порядке.

Дэн Макгрюдер повиновался.

Ему было не так-то легко поднимать и опускать тяжелый топор под прицелом двух глядящих на него неподвижных зрачков револьверов. Он видел, что один из них нацелен ему прямо в сердце, а другой — в голову.

И в его голову вдруг стали закрадываться безумные мысли. Если он отрубит руку, которая целится ему в сердце, разве от неожиданности и страшного болевого шока другая рука сможет выстрелить точно и попасть в цель?..

Особенно если в тот же момент следующий удар топора обрушится на голову преступника!

С отчаянной решимостью, переполнившей его сердце, он замахнулся топором для удара, но в тот момент, когда топор уже был на вершине взмаха, его глаза наткнулись на острый холодный спокойный взгляд Димза.

Этот взгляд пронзил его насквозь, и внезапно он понял, что у него нет ни единого шанса остаться живым, если он предпримет что-то против этого человека.

Он дал топору опуститься на первую цепь. И столько в этом ударе было нерастраченной силы, что сталь наконец хрустнула и цепь упала.

— Отлично, — сказал пленник. — Вторая мысль оказалась лучше, да, Дэн?

Джек сопроводил эти слова такой улыбкой краем рта — что Макгрюдера прошиб холодный пот.

Вторая цепь поддавалась труднее.

— Оставь ее, Джек, — предложил Макгрюдер, задыхаясь. — Мы такой шум подняли, что сейчас сюда все сбегутся…

— Благодарю за совет, — сказал Одиночка Джек. — Но я хочу, чтобы обе мои руки были при мне.

Он опять улыбнулся, и зазубренный топор вновь поднялся для удара.

Этот удар оказался счастливым. Он перерубил надвое центральное звено, и теперь обе руки Димза были свободны, правда еще отягощенные звенящими болтающимися обрывками цепей.

— Самая лучшая работа, которую ты сделал в своей жизни, — сухо оценил Одиночка Джек труд охранника, — а теперь иди вперед.

— Что ты собираешься со мной сделать, Джек? — испуганно спросил тот.

— Я не причиню тебе вреда. Пока ты ведешь себя как надо, и я буду поступать по-хорошему. Но ни одного движения, которое может вызвать мое подозрение! Ни одного лишнего шага, друг мой!

— Я буду послушен! — с горячностью заявил Макгрюдер, и они опять очутились в коридоре: пленник повиновался инструкциям преступника.

— Эй, там! — послышался вдруг голос внизу лестницы. — Эй, Макгрюдер!

— Здесь я! — ответил Макгрюдер слегка дрожащим голосом.

— Старик послал меня спросить, какого черта поднял здесь такой шум?

На минуту воцарилось молчание.

— Скажи ему, чтоб привел Шодресса, пусть тот сам посмотрит, — прошептал Одиночка Джек.

— Эй, иди обратно и скажи Шодрессу, что он сам может прийти и посмотреть!

— Что? Ты предлагаешь мне сказать ему это?!

— Да.

— Ладно. Дело твое, Макгрюдер. Но ты, должно быть, просто спятил!

Послышались тяжелые шаги, спускающиеся вниз, а затем хлопнула входная дверь.

— А что было бы, поднимись он на второй этаж, вместо того чтобы просто позвать с лестницы?

— Видишь, удача сопутствует мне, — сказал Одиночка Джек. — Иди чуть помедленнее, Макгрюдер, я хочу, чтобы ты был прямо передо мной, когда мы начнем спускаться.

Это да еще шум, который, уходя, поднял посланец Шодресса, опять навели Макгрюдера на отчаянную мысль. Если он сумеет быстро выскочить вперед и завернуть за угол коридора, справа перед ним откроется выход на лестницу: одним прыжком он может оказаться на первой площадке, а там всего один пролет — и он вне поля зрения Одиночки Джека и вне досягаемости его смертоносного оружия!

Эта мысль гвоздем засела у него в голове. Да, это лучшее из всего возможного и самое умное, что может предпринять Макгрюдер. Теперь он должен либо искупить свою вину, либо быть навеки опозоренным. Как позволить беспомощному, еще несколько минут назад закованному в цепи узнику убежать?! Но во сто раз преступнее самому разбить эти цепи, что связывали ужасные руки!

Нет, такого унижения Макгрюдеру не пережить, и он спросил:

— Как же ты ухитрился разорвать цепи на ногах, Джек?

— Я ночью распиливал их напильником.

— А, так вот какая крыса то и дело пищала за стеной!

— Да, вот, представь, такая крыса.

— Я почти догадывался… Шодресс взбесится, когда об этом узнает!

— Шодрессу лучше об этом не знать! По крайней мере, пока он в Джовилле, но… Назад, Дэн!

В одно мгновение Макгрюдер прыжком оказался за углом коридора.

Он мелькнул и исчез за поворотом, и одним духом рванулся по ступеням на нижнюю площадку.

Одиночка Джек помчался за ним. Не могло быть никаких сомнений, чем бы это закончилось, но стремительному, тигриному бегу преступника, преследующего жертву, мешали сковывающие движения обрывки цепей.

Однако храбрецу Дэну Макгрюдеру не удалось воспользоваться своим единственным шансом. Когда он соскочил на площадку, его качнуло. И если бы качнуло в сторону спуска на нижнюю площадку, все могло бы кончиться по-иному. Однако, к несчастью, его шатнуло назад, и когда он опять рванулся с места навстречу спасению, то увидел, что наверху лестницы уже стоял Одиночка Джек, сжимая в руке револьвер.

Пронзительный крик вырвался из уст Макгрюдера, но его оборвал грохот выстрела. Дэн упал на ступени и скатился по ним до самого низа. А в стене у лестницы так и осталась круглая дыра, которую проделала пуля Одиночки Джека, пройдя перед этим сквозь тело, а потом и сердце несчастного Дэна Макгрюдера.

На верхней ступеньке Одиночка Джек остановился.

Его внезапно осенила какая-то мысль, и, повернувшись, он поспешил в оружейную, из которой только что вышел. Сразу же за дверью, войдя туда, он обнаружил двустволку с отпиленными стволами, ту самую, которую ни на минуту не выпускал из рук Шодресс с самого начала его заключения.

Он взял ее и со зловещей нежностью примерил к руке.

Затем, гремя обрывками кандалов, выскочил за дверь и побежал в то помещение, которое служило камерой смертника.

Оказавшись там, он удивился, что в старинном здании до сих пор царит тишина. Но когда шагнул к окну, увидел кое-какие признаки жизни. С дюжину человек выскочили на веранду гостиницы, расположившейся как раз напротив тюрьмы, и разглядывали каземат, явно встревоженные гулким эхом револьверного выстрела, раскатившегося по лестнице.

Потом дверь гостиницы рывком распахнулась, и оттуда выскочил Большой Шодресс. Он был разъярен, как никогда, и так охвачен гневом, что на бегу выхватил из кобуры револьвер и, потрясая им, изрыгал такие проклятия, что густое облако брани ощутимо повисло в воздухе.

Бегущий следом ухмыляющийся посланник, который передал Шодрессу оскорбительные слова Макгрюдера, замедлил шаг в дверях.

Тут Одиночка Джек осторожно выглянул из тюремного окна. Краем глаза он заметил, как молча и поспешно разбегались по улице парни Шодресса, будто оружие, которое он сейчас держал в руках, было нацелено в самое сердце каждого из них. Так велико было их удивление и испуг, что никто даже не вскрикнул, но все безоговорочно положились на быстроту своих ног, уносящих за пределы опасного места.

Тогда, перегнувшись через подоконник, Димз окликнул:

— Шодресс!

Толстяк, резко остановившись посреди улицы, которую перебегал, дикими глазами глянул вверх, на открытое окно тюрьмы, и увидел, что там его ждет неминуемая смерть, затаившаяся в двух стволах его же собственного ружья и в зловещей улыбке на лице Одиночки Джека Димза, которое виднелось позади него.