Парень с границы - Брэнд Макс. Страница 17

— Ничего страшного. Эдгардо всегда может отречься от тебя и поклясться, что ты обманом навязался ему.

— Разумеется, он может так сделать. Но кто ему поверит? Он представил меня всем своим друзьям, потому что вы заставили его это сделать! Что они будут говорить о нем?

— Это не наша забота. А пока используй Эдгардо Манкоса и его имя.

— Это, пожалуй, разумно, только опасно.

— Опасность придает жизни интерес.

Рикардо кивнул и рассмеялся.

— Я тоже так считаю, — заявил он, — только, по-моему, тени сгущаются. Вчера с мексиканских гор приехал человек и представился дону Эдгардо как старинный друг его брата Хосе. Дон Эдгардо побледнел и бросился разыскивать меня — хотел, чтобы я исчез из дома.

— Ты конечно же отказался?

— Само собой. У меня же не было вашего распоряжения.

— И правильно сделал. Манкос дает тебе слишком многое, чтобы порвать с ним сейчас. Он продолжает давать тебе уроки?

— Да, и столько мук выносит со мной в течение дня! — проговорил Рикардо, злорадно улыбаясь. — В сущности, ему приходится давать мне уроки хороших манер всякий раз, когда я делаю вылазки из дома, чтобы просто прогуляться по улице или городской площади. Он вынужден учить меня всему — как идти, как останавливаться, как раскланиваться с его друзьями и знакомыми из различных сословий… Я уже освоил несколько стилей. Со слугами мне надлежит держаться высокомерно и пренебрежительно и быть попеременно то резким, то чуть помягче. Собаку нужно выпороть десять раз, а потом один раз погладить. Таковы методы Эдгардо Манкоса. А есть еще друзья и те, кто занимает более высокое положение. Гринго — это особый разговор, и вести себя с ними нужно определенным образом. Все эти тонкости я должен очень хорошо знать. Я то и дело кланяюсь, шаркаю ножкой, жму чьи-то руки, и всякий раз с должной мерой усердия. А еще у меня есть учитель танцев. Он приходит каждый день и по часу занимается со мной. Ведь если ты Манкос, то должен быть элегантным во всех отношениях.

Уильям Бенн кивнул:

— А сеньора?

— Она то очень сдержанна, то темпераментна. Порой, глядя на меня, вздрагивает и говорит, что ни у кого из рода Манкосов не может быть таких волос и глаз, как у меня, но потом забывает об этом и обращается со мной как со своим настоящим племянником. Иногда бывает очень добра, хотя и научилась, видимо, у своего мужа задирать нос.

— Скажи, Рикардо, не испытываешь ли ты сожаления, что попал в такую жизнь?

— Я похоронил все свои сожаления, — небрежно промолвил Рикардо.

— Что ж, раз уж решил, то держись до конца, — одобрительно заметил Уильям Бенн. — Быть может, скоро тебе придется сделать что-то, отчего ты сам станешь богатым. Ты слышишь меня?

— Да, слышу.

— Ты ведь бываешь на здешних вечеринках, не так ли?

— Да, бываю.

— Не только с мексиканцами, а и с белыми тоже?

— И с теми и с другими, — ответил Рикардо с открытой улыбкой. — У иных американских семейств голова кругом идет, когда они слышат о том, с каких древних времен ведет свою историю род Манкосов. Мужчины, особенно те, кто помоложе, обычно отфыркиваются, зато дамы и барышни слушают открыв рот.

— Это как раз то, что я и хотел услышать, — довольно заметил Бенн. — А теперь скажи-ка мне, не знаком ли ты с дочерью Джона Рейнджера?

— Это того, кого убили?

При этих словах Уильям Бенн нахмурился, и Хуана очень напугала такая перемена в выражении его лица.

— Зачем ты так говоришь? Ему дали возможность взять в руки оружие, но он не воспользовался ею.

— Когда опытный стрелок выступает против обычного человека, это всегда убийство, — возразил Рикардо.

— Рейнджер побывал, как минимум, в сотне схваток! — воскликнул Бенн.

— У него не было ни малейшего шанса, и вы это прекрасно знаете, — не сдавался Рикардо. — Представьте себе обычного среднего честного бизнесмена. Время от времени ему, конечно, приходится стрелять, но чаще всего наобум. Это никак нельзя назвать настоящей практикой. Иногда у него не выдерживают нервы, и он в ярости начинает палить по фарфоровым статуэткам, а после этого думает, что готов к настоящему бою. Он может быть смелым и отважным, но этого явно недостаточно, когда имеешь дело с профессионалом.

— Ты ничего не добьешься в жизни, если будешь рвать на себе волосы, услышав такие вот истории, — предостерег его Бенн.

— Учитывая это, — как ни в чем не бывало продолжал Рикардо, — я пару часов в день обязательно упражняюсь с винтовкой и револьвером. Доктор занимается со мной и в последнее время многому меня научил по части стрельбы.

Уильям Бенн одобрительно кивнул:

— А вот это уже другое дело! Уверенность лучше, чем быстрота действий, а ничто на свете не придает такой уверенности, как доброе ружье в руках… Но теперь, Рикардо, я хотел бы поговорить с тобой о другом. Задать тебе несколько вопросов о твоих братьях.

— Конечно, — согласился Рикардо, и Хуан тщетно силился услышать в его голосе хоть малейший оттенок теплоты.

— Расскажи мне о них.

— Самый большой и сильный — брат Педро. Он храбр и несокрушим, как Геракл. Винсент не так силен и не так тверд, но бывают моменты, когда он может сокрушить каменную стену. Самый младший, Хуан, умнее остальных. Он похож на лису.

— Да, похож, — согласился Уильям Бенн. — И сейчас он в городе.

Ни единый мускул не дрогнул на лице Рикардо, ни один звук не вырвался из его горла.

— Я скажу тебе, как было дело, — продолжал Бенн. — Он подошел ко мне на улице и сказал, что хочет видеть тебя. Но я не мог допустить этого.

— Почему?

— Не хотел тебя расстраивать.

— А если семья нуждается в моей помощи?

— Пусть выкарабкиваются сами. Четверо взрослых мужчин и одна сильная женщина — кто держит их в этой дыре?

— Не знаю… Так Хуан в городе?

— Да, в городе. Я сумел отделаться от него и приготовил ему ловушку, но он ускользнул от меня. Ну да ладно, мы отвлеклись от главного. Я начал говорить с тобой о Мод Рейнджер, а ты тут же начал доказывать мне, что ее отца убили, хотя на самом деле это была честная схватка по всем правилам Запада. Так вот, мой мальчик, я хочу, чтобы, когда представится случай, ты обратил внимание на эту девушку.

— Она же еще совсем дитя. Ей, наверное, не больше семнадцати — восемнадцати лет!

— Ну а ты у нас умудренный опытом, пожилой человек… скольких? Восемнадцати? Так ведь?

Рикардо пожал плечами.

— Она вечно сидит в уголке, застыв, словно каменная, — проговорил он. — Кому с такой захочется разговаривать?

— Тебе, глупый юнец! — воскликнул Уильям Бенн. — Неужели я должен еще и думать вместо тебя?

Рикардо молчал, но даже на расстоянии чувствовалось, что он уважает этого человека и не собирается ему перечить.

— Мы с доктором стараемся сделать из тебя человека, мой мальчик, — продолжал Бенн. — Еще никогда в жизни мы так не старались, и теперь я начинаю думать, что у меня есть хороший шанс использовать тебя по достоинству. А ты уверяешь меня, что девушка будто каменная. Вот что я скажу тебе: с ней не надо говорить, достаточно просто глупой болтовни. Ее собственность оценивается в несколько миллионов. Разве такой «пустячок» не придает живые краски любому камню, мой друг?

Рикардо задумчиво помолчал, затем с нарочитой небрежностью проговорил:

— Она вполне хороша собой. И что я должен с ней сделать?

— Ты самонадеянный щенок! — усмехнулся Уильям Бенн. — Я хочу, чтобы ты попробовал вскружить ей голову. Она достаточно взрослая, чтобы выйти замуж, и вы оба достаточно взрослые, чтобы тратить ее деньги. Разве не так?

— Но разве это не то же самое, что ограбить колыбельку? Вы сами говорили, что никогда бы не пошли на такое.

— Ограбить колыбельку? В колыбельке никогда не найдешь миллионов, если только вокруг не сидят псы-людоеды, приставленные ее охранять. У нее есть дядя-опекун, и он будет самой высокой стеной, через которую тебе когда-либо доводилось перелезать. Можешь не сомневаться, завладеть этой девушкой равносильно тому, чтобы пытаться справиться с самой сложной задачей в мире! Которая к тому же так хорошо оплачивается. И вот что еще я тебе скажу: ты даже не успеешь подступиться к ней, как наткнешься на преграды. Постарайся понять, в чем дело, а потом приходи ко мне, и мы вместе подумаем, как действовать дальше. На сегодня все. До свидания, Рикардо.