Право на Спящую Красавицу - Райс Энн. Страница 38

Королева не хотела простого слугу, ибо простых слуг в Замке пруд пруди. Для полного счастья ей не хватало изучить меня, сломать и сделать идеальной игрушкой.

– Игрушкой, – прошептала Красавица. Именно живой куклой она чувствовала себя, побывав в руках Королевы.

– Она с огромным удовольствием отправляла меня прислуживать другим принцам и принцессам. Первым делом определила к принцу Геральду, который еще не знал, что скоро ему предстоит покинуть Замок. Он жутко ревновал и бесился, когда Королева приблизила меня к себе. Королева же составила изящный план, как вознаградить его за службу, а заодно перековать мой характер.

Принца Геральда ежедневно привязывали к стене в спальне Королевы, откуда он следил, как я изо всех стараюсь угодить ее величеству. Это стало пыткой для Геральда, пока он не понял, что в мои обязанности входит ублажать и его.

Лопаточкой и просто голой рукой Королева вгоняла меня в исступление, учила быть изящным и педантичным. Я подносил ей и шнуровал туфельки, опоясывал ее, причесывал, полировал каменья… Лупила она меня без продыху, ягодицы не знали милости, икры и бедра покрылись незаживающими рубцами. Лицо постоянно блестело от слез, как и у всех рабов в Замке.

Когда от ревности член Геральда затвердел до такой степени, что принц готов был извергнуть свою страсть без посторонней помощи, Королева послала меня омыть его и ублажить.

Ты не представляешь, как это было унизительно. Я ненавидел тело Геральда. И все же послушно взял бадью с теплой водой и отправился мыть ему хозяйство, а мыть его следовало, как обычно, зажав губку в зубах.

Геральд встал на низкий столик, и я на коленях омыл ему ягодицы, промежность и член. Но Королеве и этого было мало, по ее приказу, я – тихо плача, как юная принцесса, – вылизал Геральду ствол, яйца и щель между жопок. Даже в анус – такой кислый, если не сказать, солоноватый на вкус – язык запустил.

Принц Геральд своего удовольствия не скрывал.

У него на заднице имелись шрамы. Мне было отрадно видеть, что Королева больше не порет его лично, препоручая это дело груму. Геральда секли в общем зале, среди остальных рабов, которые никак его промеж себя не выделяли. И все же я кривился, когда вылизывал его рубцы.

После омовения Королева поставила Геральда на колени и велела ему заложить руки за спину, а мне – вознаградить ее бывшего фаворита. Я понял, чего от меня ждут, но притворился, что не знаю. Тогда Королева прямо велела мне взять в рот член Геральда и опустошить его чресла.

Не передать, как я испугался. Я чувствовал, что не справлюсь, и только из страха прогневать ее величество принялся сосать Геральду. Губы и челюсти немели, а Геральд еще и сам тыкал мне жирной головкой члена в глотку. Королева порола меня беспощадно, задавая ритм. Она приказывала сосать медленно, со смаком и пользоваться языком. Когда семя Геральда наконец излилось мне в рот, она велела проглотить все до капли.

Сдержанность моя не обрадовала Королеву, она напомнила, что любой ее приказ я должен исполнять не колеблясь.

Красавица кивнула, вспомнив, как учил ее Принц, еще в корчме: даже самому последнему простолюдину она должна угождать как лорду.

– Она послала за всеми принцами, что подвергались наказаниям в тот день, и отвела меня в смежные покои.

Когда же к нам ввели еще шесть принцев, я принялся молить о пощаде единственным доступным способом: выл и целовал Королеве ноги. Меня имели невежды кухари, я раболепно исполнял прихоти конюха, однако предстоящее казалось мне одновременно и выше пережитого, и ниже. Все шестеро принцев были мне ровней: горделивые и властные у себя дома, покорные и смиренные в Замке.

Происходящее просто не укладывалось в голове, я понял одно: лорды и леди никогда не устанут придумывать новые способы унизить рабов. И дело было вовсе не в происхождении – господам нравилось разнообразие.

Страшась прогневать Королеву, я боялся думать слишком долго. Будущее и прошлое вновь утратили для меня смысл. И пока я валялся в ногах у ее величества, она приказала выпоротым и голодным принцам взять по лопаточке из сундука.

Принцы выстроились в колонну справа, на коленях. Их члены торчали кольями, ибо принцев возбуждал вид моих страданий не меньше, чем предвкушение удовольствия.

Мне же велели встать на колени и заложить руки за спину. Идти так оказалось труднее, чем на четвереньках, когда опираешься на локти: выпрямив спину, расставив колени, я медленно двинулся через строй. Член мой был открыт и беззащитен, открыто было и мое лицо. Я чувствовал себя еще более уязвимым, чем на кухне.

Правила игры оказались незамысловаты: от принцев требовалось проявить твердость руки. Тот, кто сек меня жестче и яростней остальных, первым получал награду. Я, ублажив его, проходил через строй заново.

Мне велели пошевеливаться, не то я на целый час отправлюсь в распоряжение принцев, и вот тогда они позабавятся со мной как следует. Я ужаснулся, ведь принцы отымели бы меня на потеху себе, не Королеве!

Они били как будто все одновременно, да еще так яростно. Я рывками продвигался вперед, подгоняемый их смехом и шлепками, в позиции, к которой мои новые мучители сами давно привыкли.

Передохнуть удавалось, лишь когда меня отправляли сосать тому, кто нанес самый жестокий и смачный шлепок. Награду он получал на месте, в строю, а его товарищи смотрели – еще бы! – и не забывали советовать, как мне лучше сосать.

Эти мои пять менторов придерживали товарища за руки, пока тот, блаженно прикрыв глаза, вручал свой член моим ласкам, и отдавали мне презрительные команды.

Естественно, кончать никто из них не торопился, они растягивали удовольствие, как могли, а Королева взирала на все это, развалившись в кресле, и одобрительно кивала.

Во мне же происходили странные изменения. Я ошалел от боли и унижения, зад пылал, коленки стерлись, к тому же принцы видели мое лицо, мой член.

Всякий раз, беря в рот, я словно растворялся в действии. Все мои мысли занимал размер члена, его форма и кислый или солоноватый привкус соков, что брызгали мне в рот. И больше всего – ритм, скорость. Голоса принцев, их смешки, приказы слились в единый неразборчивый шум, на меня вдруг накатило чувство слабости и покорности. Я будто заново оказался наедине с лордом-конюхом, когда он ставил меня на стол и стегал. От возбуждения кожа покрывалась мурашками.

Словами не передать, как пытка превратилась в удовольствие. Она повторялась и повторялась, и я ничего не мог с этим поделать. Зато, отсасывая, я сберегал свой зад. Он пульсировал и в то ж время наливался теплом, кожу приятно покалывало, когда в глотку мне долбился очередной член.

Мне нравилось, что на меня смотрит так много людей, хоть я не сразу это понял. До того увяз в страдании, борьбе и жажде угодить Королеве, что слабость, раболепие и безволие чувствовал сильнее, чем удовольствие.

И так с каждым новым заданием. Я пугался, противился, цеплялся за юбку Королевы, а потом вдруг в самый разгар пытки меня отпускало, и я погружался в блаженное спокойствие.

Я чувствовал себя одним из них, одним из этих принцев. Слушался их команд и прогибался в ответ на каждый удар.

Тебе, наверное, непонятно, однако я приближался к истинной покорности.

Когда же наконец все шестеро принцев получили свое и удалились, Королева обняла меня и расцеловала. Потом, лежа на тюфяке подле ее кровати, я нежился в сладкой истоме. Казалось, сам воздух ласкает меня. Довольный, что смог угодить госпоже, я погрузился в сон.

Как-то раз, когда я прогневал ее ужасной нерасторопностью, Королева устроила мне очередную проверку на прочность. Повелела отправить меня на поругание принцессам.

Я ушам своим не поверил: она отсылала меня прочь! Королева вызвала лорда Грегори и велела отвести меня в Особую пыточную, где принцессам давался ровно час, чтобы они могли со мной позабавиться. Потом меня надлежало привязать к столбу в саду, высечь ремнем и оставить так до утра.

Давно Королева меня не отлучала так надолго. Я боялся вообразить, что станут делать со мной, голым и беззащитным, принцессы.