Лезвие бритвы (илл. Г. Бойко) - Ефремов Иван Антонович. Страница 39

— Нет силы с вами спорить,Иван Родионович,- сдалась лаборантка,- и все же…

— И все же отправляйтесь в аптекоуправление. А я сейчас позвоню нашей очередной жертве.

Словно в ответ на слова Гирина, зазвонил телефон.

— Иван Родионович, вас просят срочно подняться в дирекцию,- сказала кинувшаяся на звонок Вера. — Изменений не будет?

— Нет. Поезжайте! Я сам вызову добровольца. Кто у нас на очереди?

— Женщина. Соловьева Татьяна Павловна, — откликнулся Сергей.

— Пожалуй, получится все же перерыв часа на три. Идите погуляйте, Сережа. Или съездите домой. Или пойдите с Верочкой. Работать будем весь вечер допоздна.

Проходя узкими коридорами и темными закоулками, отделявшими изолированную лабораторию от главного здания института, Гирин досадовал на внезапное вторжение в свое отшельничество. Досада превратилась в беспокойство, едва он ступил на широкую, залитую светом лестницу. Будто бы раскрывалось и выставлялось на обозрение что-то его сокровенное,еще незрелое и беспомощное. С этой тревогой он вошел в кабинет директора. Болезненный директор неохотно привстал, здороваясь,и снова опустился в кресло.Рядом с ним восседал маленький коренастый профессор. Гирин знал его как одного из заведующих лабораториями института. По лицам обоих угадывался неприятный разговор.

— Вы работаете у Вольфсона младшим сотрудником со степенью?

— Да, у профессора Вольфсона.

— И что же вы делаете у него?

— Я не уполномочен профессором обсуждать его работу даже с руководством института. Профессор заканчивает на дому свой отчет и, безусловно, даст вам все нужные разъяснения.

— Вот как, секреты!

— Никаких секретов. Элементарная субординация. И научная этика.

— По-вашему, мы неэтичны?

Гирин молча пожал плечами. Директор неприязненно сжал губы. Вмешался сидевший с ним рядом профессор:

— Вы неверно поняли, товарищ Гирин. Вас спросили не о работе вашего руководителя, а о вашей собственной.

— Простите,у меня пока нет своей работы,я выполняю лишь задания профессора Вольфсона. В плане института за мной ничего не значится.

— Не значится!- согласился директор.- Однако вы ведете какую-то свою работу,пользуясь лабораторией,и дирекция ничего об этом не знает.Вы считаете это правильным?

— Ни в коем случае. Я провожу серию психофизиологических опытов по договоренности с профессором Вольфсоном сейчас, когда в его плановых опытах наступил перерыв. Я полагал, что профессор поставил вас в известность. Работа не имеет ничего общего с планом, проводится мною на свои собственные средства, и я пользуюсь лишь помещением и добровольной работой студентов, моих учеников.

— Что это за опыты по существу?

— Попытка раскрытия избыточной информации у одаренных эйдетикой людей.

— М-да!Далеко от чего бы то ни было в нашей тематике.Вам бы,наверное, надо работать у Кащенко. Ну и как же вы ведете это раскрытие?

— Эйдетик получает прием ЛСД-25. Это производное спорыньи, диэтиламид-тартрат д-лизергиновой кислоты. Оно уменьшает выброс фосфора из организма, подавляя действие гормона гипофиза. Тем самым нарушается важнейшая питуитарно-адреналиновая психическая ось во внутренней секреции организма и получается искусственный психоз типа глубокой истерии или шизофрении. На три-четыре часа.

— И зачем вам это нужно?

— Чтобы расщепить нормально сбалансированное сознание,отделив сознательный процесс мышления от подсознательного, и этим путем открыть подавленные сознанием хранилища избыточной информации. Я предполагаю, что в них хранится память прошлых поколений, обычно вскрывающихся у человека только на низших ступенях нервной деятельности и гораздо более развитая у животных, с их сложными инстинктами и бессознательными действиями.

— Но ведь это чепуха! Мистика какая-то!

— Что и требуется проверить опытами. Кибернетику тоже не так давно считали чепухой. А именно кибернетика дала нам возможность впервые создать научное представление о работе мозга. То же будет и с памятью.

— Не намерен с вами спорить. Хотя стоило бы разгромить вас как следует.

— Мы много говорим о спорах. «Надо спорить, спорное утверждение, пьеса, книга»- встречается на каждом шагу. Но как-то забывают, что словесный спор — это всего лишь схоластика, не более. Единственный серьезный и реальный спор — делом, не словами. Спорный опыт- поставьте другой,спорная книга- напишите другую, с других позиций, спорная теория- создайте другую. Причем по тем же самым вопросам и предметам, не иначе. Я тоже не хочу спорить, а просто работаю.

— Работа ваша опасна!- внезапно выпалил директор.Гирин изумленно воззрился на него. — Да, опасна и безответственна. Подумали ли вы, что может случиться с какой-либо из ваших «морских свинок»?Что отвечать придется институту, мне!

— Позвольте,я вас не понимаю.Кто же может прежде всего судить об опасности и безопасности, как не те, кто работает? И кто, как не я- врач, — отвечает в первую очередь? Куда серьезнее, чем вы, тем более что и вся-то ваша ответственность в этом деле больше воображаемая.

— Достаточно.Надеюсь,вы поняли, что я намерен разобраться в этом деле. Кто разрешил использовать лабораторию для ваших опытов? Спасибо профессору Цибульскому,- директор кивнул в сторону сидевшего рядом,- я бы ничего не знал, пока гром не грянул!

Гирин хотел возразить, но лишь махнул рукой.

— Можно подумать,что вы бескорыстный поборник науки,- недобро вмешался Цибульский.- А что это такое?- И он помахал листком бумаги, который схватил со стола директора.

— Да, да, объясните, пожалуйста,- вскинулся директор.- Вы занимаетесь частной практикой?

— Не вздумайте меня допрашивать, потому что такие вопросы вне вашей компетенции. Но на просьбу сообщить извольте: никакой частной практики у меня нет. И не было с момента получения диплома врача. Конечно, при нужде в помощи никогда не отказывал.

— А потом ваши пациенты пишут восторженные письма нам в институт и доказывают, какой вы великий человек,- язвительно проговорил Цибульский.

— Не понимаю, откуда это! Перестаньте издеваться, профессор, это не прибавляет уважения к вам.

— Вот как? А вам прибавляет то,что вы заставили…- Цибульский назвал фамилию геофизика,- и мать и отца,у которых вы якобы спасли сына, писать сюда о ваших доблестях и дали адрес института?

Молниеносная догадка пронзила Гирина, и глубокое отвращение отразилось на его лице.

— Теперь я понял. Действительно, что мне вам сказать, — Гирин запнулся и продолжал: — Какую же надо иметь психологию, чтобы так принять естественную благодарность матери и так оценить мое в этом участие!Жаль,что еще не созданы машины для чистки мозгов от мусора, и особенно для ученых! Извините, товарищ директор, но вы ничего больше не хотите сказать мне? Тогда разрешите откланяться.

И Гирин, покинув начальство, стал медленно спускаться по залитой солнцем центральной лестнице.

— Видели, как мы его скрутили? В бараний рог!- воскликнул Цибульский, едва дверь кабинета закрылась за Гириным.- Ему ничего не осталось, как бежать.

— Да нет,- задумчиво возразил директор,- его уход не был похож на бегство. Так уходят только правые люди, и я тут, очевидно, сделал промах. Можете идти, — отпустил директор Цибульского, озадаченного таким оборотом дела.

Гирин шел в лабораторию бесконечными подвальными переходами и спокойно размышлял о случившемся. Жизненный опыт и знание психологии научили его не огорчаться из-за подобных столкновений с косностью,гнусностью или непониманием. «На то и существуют люди, подобные Цибульскому, чтобы ученый делался крепче, яростнее, убежденнее»- так перефразировал он старую пословицу. Конечно, он попросит помощи у партийной организации, чтобы убедить дирекцию и сохранить за собой лабораторию. Беда в том, что он сам не уверен в правильности своего пути с эйдетикой. Еще не добыты сколько-нибудь убедительные данные. Пусть неудачными окажутся эти первые опыты, все равно они лишь малая часть исследований, намеченных им в ближайшие годы!