Нераздельные (ЛП) - Шустерман Нил. Страница 21

— А ты сделал ставку?

— Нет, — качает головой Дживан. — Мне почему-то кажется, что если я выиграю, я вроде как частично буду в ответе за эти смерти. — В это мгновение Дживан выглядит намного моложе своего возраста. И в то же время намного старше. — Глупо, наверное.

— Даже если так, кое-кто совершает значительно большую глупость, чем ты.

Они оба бросают взгляд на экран. Картина Нормана Рокуэлла кажется одновременно невинной и зловещей.

— Ты же знаешь, юновласти быстро обнаружат этот подкаст, — замечает Дживан. — До тебя не проследят, но уничтожат прежде, чем он успеет распространиться.

— Знаю, — отвечает Хэйден. — Но даже если его услышит только горстка людей, я буду доволен.

— Нет, не будешь. Ты хочешь, чтобы его услышал каждый. Впрочем, все равно не получится. — Дживан вздрагивает и обнимает себя руками. Только сейчас Хэйден осознает, какая холодная стоит ночь. — Тебе нужно придумать что-то неубиваемое, — продолжает Дживан. — Чтобы оно постоянно воспроизводилось и меняло местоположение в сети — так его невозможно будет отследить и стереть.

— Типа игры «Шлепни крота [14]», только в цифре.

Дживану требуется некоторое время для осмысления.

— Ну да, «Шлепни крота». Смешно.

— И ты… можешь это сделать?

— Наверное. А может, тебе лучше подойдет старое доброе радио? Это ведь не подкаст, его так запросто, нажав на кнопку, не удалишь.

Идея нравится Хэйдену. Сложность только в том, как сделать радиосигнал более дальнобойным.

— Ты так и не загрузил запись, — замечает Дживан.

Хэйден пожимает плечами.

— Мне всегда трудно довести дело до конца — это мое слабое место.

Дживан смотрит на монитор. Обычно Хэйден легко читает мысли собеседников, но сейчас он понятия не имеет, что происходит у Дживана в голове. Впрочем, что бы там ни крутилось, оно явно резонирует с мыслями Хэйдена, потому что Дживан протягивает руку и делает то, на что не отваживался Хэйден: нажимает кнопку «Отправить».

Они в молчании наблюдают, как загружается запись. Несколько секунд — и все кончено. Один клик или изменит мир, или погубит автора. А может, и то, и другое.

14 • Смотритель территории

Садовник по профессии, он согласился на эту работу просто потому, что это была работа. Ему предложили приличную зарплату и социальные льготы, даже жилье и кормежку.

— Не отказывайся, не будь идиотом, — сказала ему жена. — Ну и что, что это заготовительный лагерь? Если ты готов там жить, то и я готова.

Надежная работа в хорошо финансируемом учреждении — что может быть лучше? Особенно если учесть, что у него нет диплома по садоводству.

— И вообще, — заметила жена, — это же не ты будешь кого-то там расплетать.

Да, верно. За пять лет работы в заготовительном лагере «Лошадиный Ручей» он почти не сталкивался с детьми. В лагере царят очень жесткие правила: расплетов переключают с одного вида деятельности на другой строго по расписанию. Занятия спортом — чтобы улучшить физические кондиции и нарастить мышечную массу, а значит и повысить стоимость органов. Интеллектуальные и творческие задачи, чтобы измерить и развить умственные способности. Расплеты в лагере «Лошадиный ручей» слишком заняты, чтобы замечать садовника.

А вот десятины, которые располагают чуть большей свободой, время от времени заговаривали с ним.

— Что это за цветы? — спрашивали они — невинные, светлые, разительно контрастирующие с остальными расплетами, погруженными в темное, токсичное облако отчаяния. — Какие миленькие! Вы сами их вырастили?

Он всегда отвечал вежливо, но старался не смотреть на этих детей, зная их судьбу, пусть сами они и принимали ее безропотно. Его личное суеверие: не смотри в глаза обреченным.

Он не просто садовник — его навыки и успехи в садоводстве помогли ему вырасти до смотрителя территории. Теперь он сам выбирает себе занятия и раздает задания остальным. На себя он берет самое сложное: уход за живыми изгородями, дизайн клумб. Ему нравится самому высаживать на них цветы. Самая большая и красивая клумба располагается перед зданием, которое ребята называют «Живодерней». Особенно гордится он тем, что получилось этой осенью: головокружительное разноцветье трициртисов, аконитов и других осенних цветов, а среди них — яркие оранжевые тыковки.

— Ты должен гордиться тем, что делаешь, — твердит ему жена. — Твои клумбы — последняя частичка природы, которую видят эти дети перед расплетением. Это твой им подарок.

Вот почему он особенно заботится о том, чтобы каждое растение на клумбе перед Живодерней было высажено его собственными руками.

В последнее время его беспокоит усиление мер безопасности и приток в лагерь «защитного персонала». Новые охранники — вовсе даже и не охранники, а самый настоящий спецназ, присланный юновластями. У них боевое оружие и пуленепробиваемые доспехи. Просто страх берет. Смотритель слышал о недавних нападениях на заготовительные лагеря, но ведь лагерей великое множество, а те, что подверглись атакам, уж очень далеко отсюда. Какова вероятность, что Аистиный батальон выберет своей целью этот маленький лагерь в сельской части Оклахомы? По мнению смотрителя, параноидальные меры безопасности только тревожат всех без всякой на то причины.

Смотритель с помощником подравнивают шпалеру в форме дракона, когда, разрушая буколическую умиротворенность ясного дня, начинается атака. Первого взрыва он не видит — и скорее ощущает, чем слышит. Налетает ударная волна, и если бы смотритель не стоял за кустом на коленях, его отбросило бы назад. Кусок бетона размером с баскетбольный мяч пробивает дыру в сердце «дракона», перед этим разорвав пополам напарника. Забрызганный кровью своего мертвого товарища, смотритель падает на землю. Приподняв голову, он видит, что административного здания больше нет, на его месте торчат лишь иззубренные фрагменты стен. Повсюду вокруг продолжают сыпаться обломки.

И персонал лагеря, и расплеты в панике разбегаются в разные стороны. Следующим взрывом сносит сторожевую вышку, стилизованную под деревенскую ветряную мельницу. Разлетающиеся бревна крушат всё и вся на своем пути, а из-за бывшей фальшивой мельницы, оттуда, где когда-то была стальная ограда, на территорию устремляется поток вооруженных до зубов подростков. Такого оружия смотрителю никогда прежде не доводилось видеть. «Пах-пах-пах» — гремят винтовки, «тра-та-та-та-та» — строчат пулеметы; в воздухе стоит трагически-пронзительный визг гранатометов, отправляющих свой смертельный боевой заряд в сторону домов для сотрудников. Одна из гранат влетает в окно угловой квартиры на третьем этаже — уютной, с прекрасным видом на сад — и мгновением позже от взрыва внутри вылетают все стекла.

Смотритель едва сдерживает крик и вжимается в землю, хоронясь за густым плющом у основания шпалеры. Если его обнаружат — он труп. И если кто-то случайно пальнет в его сторону — он опять-таки труп. Остается только лежать тихо, как мышка, слиться с зеленью, которую он так старательно выращивал.

Спецназ юновластей со всей его военной подготовкой и вооружением едва ли может противостоять столь мощному натиску. Прячась за пуленепробиваемыми щитами, они открывают ответный огонь по устрашающей ораве подростков; кого-то им удается задеть, но не так уж и много. Потом из толпы атакующих выбегает безоружная девочка и устремляется к спецназовцам, подняв руки.

— Помогите мне, помогите! Не стреляйте! — кричит она.

Спецназовцы прекращают огонь и приоткрывают щиты. Девчонка подбегает к своим спасителям и… сводит ладони вместе.

В следующее мгновение от нее не остается даже ошметков.

Взрыв такой мощный, что вся команда спецназа взлетает, словно кегли, раскиданные шаром для боулинга; корчащиеся тела горят в воздухе.

Еще один безоружный парень, хлипкий на вид, но, видимо, фанатично преданный идее, бросается, раскинув руки, к броневику спецназа, и как только его ладони ударяются о кузов, раздается взрыв и броневик разваливается на две части: одна, словно пушечное ядро, разбивает главные ворота, вторая проносится по цветнику у Живодерни, сметая все на своем пути.