Кратер Эршота - Пальман Вячеслав Иванович. Страница 1

Вячеслав Иванович Пальман

Кратер Эршота

Часть первая

Белое пятно на карте

Глава первая

без которой читателю многое было бы неясно в дальнейшем

— А теперь дай мне ружьё и смотри… Борис взял двустволку из рук смущённого Пети и ловко вскинул её к плечу.

— Бросай! — крикнул Борис.

Черепок взлетел в воздух и блеснул глазурью на солнце. Раздался выстрел — черепок разлетелся на мелкие куски.

— Видал? Вот как надо! В тайге некогда раздумывать. Охотник бьёт птицу влёт и с ходу. Одна секунда может решить все. Будешь раздумывать да водить стволами — тогда плохо твоё дело… Знаешь быстроту полёта дикой утки?

— Кажется, сто километров…

— Вот именно «кажется». До двухсот!.. Не всякий самолёт догонит. А ну, пробуй…

Петя перезарядил ружьё и поднял стволы.

— Раз, два, три! — крикнул Борис, и второй черепок взвился вверх.

Петя весь сжался и, ведя стволами вслед черепку, рывком надавил спуск. Выстрел! Дробь шурша зацепила черепок уже при падении. Стрелок покраснел.

Борис досадливо крякнул.

— Опять опоздал! Правда, это уже получше, но ещё далеко не то, что нужно. Больше подвижности, Петька! И вообще — больше уверенности. Нельзя быть нерешительным! Верь в себя! Не вышло раз, пробуй в другой. Если опять не так, ещё раз действуй, пока не добьёшься своего. Упрямства в тебе маловато, Петька.

— Давай ещё раз попробуем. А ну, подкинь…

— Нет уж, хватит на сегодня. Патроны все вышли. Да и домой пора.

И они пошли от речки медленным шагом людей, окончивших трудную работу.

Улицы молодого города начинались у подножия покатого склона горбатой сопки, от маленькой говорливой речки Хамаданки, по имени которой назывался и город. Он вырос за какие-нибудь десять — двенадцать лет и теперь носил высокое и обязывающее имя города не зря. Тут и там подымались заводские трубы; со стороны бухты, где раскинулись портовые строения, часто доносились волнующие басовитые гудки морских пароходов. Ровные улицы были застроены красивыми каменными домами, окрашенными в белые и сероватые тона, под стать северному небу и серым гранитным скалам, нависшим над южной частью города, где начинался суровый массив Ак-Чекана.

Если чем и уступал Хамадан другим, более старым городам востока нашей страны, так это отсутствием зелени. Не получалось тут с озеленением. Каждый год жители сажали на улицах и скверах сотни деревьев, окружали их самым любовным вниманием, а вот не хотели приживаться в городе деревья! И чего им не хватало? Растут же лиственницы и даже берёзки на площадке городского парка. И довольно высокие. Говорят, там когда-то был густой таёжный лес, но теперь этот чудом уцелевший кусочек леса — единственное зеленое пятно на строгом фоне северного приморского города.

Юноши шли вверх по Шоссейной улице к дому Усковых и продолжали свой разговор.

— Мало научиться бить верно в цель, — сказал Борис. — В походе все нужно: ты и радист, ты и охотник, ты и рыболов, ты и повар и ездовой, и даже брюки починить умей.

— Ну уж, и брюки… — Петя недоверчиво посмотрел на старшего товарища.

— Бывает всякое… Ещё когда я был на первом курсе, послали нас на практику в поисковую партию, под Большой Невер. Я тогда рассуждал, как ты сейчас. Вот и хлебнул… Однажды ехали мы верхами. Ну, сам понимаешь, — чаща, тайга. Зазевался, сучок поддел меня за карман и выбросил из седла. Спасибо, лошадь умная попалась, сразу остановилась. Всем было смешно. А мне и обидно и стыдно; ни иголки, ни нитки, а брюки от кармана до коленки — как ножницами… Сел в седло, одной рукой держусь за повод, другой — за остатки брюк. А они расползаются…

— Слушай, Борис, — заговорил вдруг Петя, почему-то понизив голос. — А вдруг дядя Вася откажет? Вы уедете, а я останусь…

Борис молчал.

— Он так странно мне ответил, — продолжал Петя, — не отказал, но и не обнадёжил. Когда я передал ему письмо от мамы, он прочитал и почему-то вздохнул. А потом спрашивает: «Не боишься? В походе трудно».

— Нет, — перебил Борис. — Он сказал: «В походе всё-таки трудно».

— Верно, — подтвердил Петя, смеясь, — ведь у него через два слова — «всё-таки»… А я говорю: «Что ж, дядя Вася, раз я хочу стать геологом, надо приучить себя ко всему. Вот похожу с вами сезон, мне и учиться тогда будет легче». Он, кажется, повеселел. Поговорил со мной о семье, расспросил о Владивостоке. Ведь он там родился и жил до института с бабушкой и с сестрой, то есть с моей мамой. Ему, наверное, вообще-то нравится, что я тоже хочу стать геологом. Но не знаю… Он все молчит, присматривается ко мне…

— Ладно, не унывай! Я с ним поговорю, — пообещал Борис. — В полевой партии тебе дело найдётся. Да и силёнок хватит.

Он, улыбаясь, взглянул на подтянутую фигуру подростка.

— Футболист? Защита?

— Правый нападающий! — ответил Петя и все же не без зависти посмотрел на своего старшего товарища: хорошо Борису, он — студент-геолог, приехал на практику. Когда его отец, геолог Алексей Александрович Фисун, попросил Василия Михайловича Ускова взять Бориса в свою партию, Усков сразу согласился.

— Студиозуса возьму, — сказал он. — И с превеликим удовольствием. Люди нужны, а с молодёжью в походе всё-таки веселей…

Так что насчёт Бориса дело было, что называется, в шляпе. А вот с Петей… Усков призадумывался не раз. прежде чем решиться.

— Все-таки, — говорил он жене, — мальчик… Правда — крепыш, парень боевой, спортивный, сметливый, не неженка. Но как не толкуй — едва пятнадцать лет.

Усков действительно не знал, как быть. Мальчик приезжал на каникулы уже третий год в надежде, что дядя когда-нибудь возьмёт его в экспедицию. Он, как говорится, спал и видел тот счастливый день, когда услышит: «Ну, Петро, давай едем!» С каждым годом эта мечта становилась сильней. Глаза мальчика смотрели с мольбой на дядю, на двоюродную сестру Веру, десятиклассницу, которая почему то всегда насмешливо называла его «кузеном».

Наконец — и, быть может, это было самое главное — мать Пети просила своего брата Василия Михайловича непременно взять мальчика в экспедицию. Она приводила доводы, мимо которых пройти было трудно. Она напоминала, что отец Пети погиб на войне, и мальчик живёт в одном только женском обществе: мама, бабушка, сестры…

«А я бы хотела, — писала она, — чтобы он попал в обстановку, которая пробуждает любознательность к воспитывает мужество. Я бы хотела, чтобы он стал геологом, как ты, как его отец, как наш отец, как все в нашей семье».

— Все-таки, — сказал Усков после долгих колебаний, — придётся мальчишку взять!

— И правильно сделаешь, — поддержала его Варвара Петровна, жена Ускова.

Однако, как человек осторожный и сдержанный, Василий Михайлович не торопился объявить Пете своё решение. Да, собственно говоря, ещё и обещать было нечего: Усков пока и сам не получил назначения. Он был одним из наиболее опытных и заслуженных работников треста «Севстрой». На его счёту числилось немало крупных открытий, три из них были отмечены орденами. В нынешнем году Усков ждал какое-то особенно интересное назначение, но дело почему-то затягивалось…

— Я вот тебя обнадёживаю, — вдруг сказал Борис, — а почему, скажи мне, мы до сих пор не едем?

— Не знаю. Дядя Вася мне не докладывает, — буркнул Петя.

Навстречу юношам неторопливо шёл довольно высокий человек в сером щеголеватом костюме и модных туфлях. Сразу видно было приезжего: местные жители предпочитают сапоги и свитеры. Незнакомец часто останавливался и внимательно осматривал деревца, посаженные совсем недавно вдоль тротуара. Остановится, возьмёт веточку, задумчиво её осмотрит, потом выпустит, покачает рукой стволик…