Крест - Болдова Марина Владимировна. Страница 33

А потом произошло что-то. Отец не заметил, а она, Лиза заметила сразу. Бабушка стала какой-то рассеянной. Лизе шел шестнадцатый год, и она была уже влюблена в Бориса Махотина, самого – самого лучшего, умного и сильного. Ей так хотелось об этом рассказать бабушке Вере, но она боялась. Эмоции проявлять не пристало! А как о Бореньке без эмоций! Он такой! И она рассказала отцу. Тот неожиданно прислушался. Внимательно посмотрев на дочь, спросил: «Это ты серьезно?». Получив радостный кивок в ответ, задумался. А на следующий день они с Борисом поссорились всерьез. Она долго не могла взять в толк, почему он на нее орет, бешено вращая зрачками и страшно ругаясь. Все выяснилось, когда он немного успокоился. Оказывается, ее отец приходил к его родителям и вежливо предупредил их, что, если что, головы снесет всем! А они знать не знали, чем и с кем там живет их уже взрослый сын! Магическое имя Евгений Крестовский произвело на них ошеломляющее впечатление. «Ты понимаешь, куда ты вляпался, дурень?!» – наорал отец на сына, в то время как мать безостановочно охала «что делать, что делать?». «Дура!» – сказал Борис Лизе уже спокойно, – «Я мог бы и дальше с тобой, а так! Да пошла ты со своим папашей на х…!» – и он ушел. Она бежала за ним, плакала, оступилась на лестнице, пролетев почти десяток ступенек, но он даже не оглянулся. Она караулила его возле подъезда, сгорала от ревности, видя с другими девчонками, более старшими и красивыми, чем она сама. На отца она смотреть не могла. Ненавидела. Но боялась проявить «эмоции». Он сам начал неприятный разговор. Однажды, видя, как она ковыряется в тарелке, он с досадой бросил: «Хочешь его? Получишь! Только ешь давай как следует, а то и так не красавица, да еще кости торчать начали!». «Ну, ты и …боров!» – возмутился друг отца дядя Вова Кучеренко, повертев пальцем у своего виска. «А на кой мне еще эта проблема, Короткий?!» – возразил ему отец. И дядя Вова только виновато посмотрел на Лизу. А вечером к ней пришел Борис. И опять кино, конфеты, мороженое. И опять счастье, заполнившее ее до краев. И опять желание поделиться с бабушкой Верой.

Она пришла к ней в неурочное время. Обычно звонила, воскресные встречи уже давно отменились сами собой. Бабушка открыла дверь, и Лариса с ужасом увидела на ее лице следы недавних слез. Это ведь было не принято – плакать! Как же так, что же могло случиться, если бабушка так расстроилась? Лиза дотронулась до ее руки. И бабушка опять заплакала.

Они пили чай с пирогом. Все, как всегда. Сгущенка в чае, яблоки в начинке. Но это были уже другие чай и пирог. Они не говорили об отце. Лиза не посмела задавать вопросы. Да и не нужно было. Бабушка Вера сама призналась из-за чего плачет. «Бывает, Лизабет, когда горе такое, что и не сдержать слез! Сегодня я узнала, что они все умерли. Единственные родные мне люди!». «Кто, бабушка?» – у Лизы округлились глаза. Никогда она не знала, что у них есть еще какие-то родственники. Даже про своего мужа бабушка Вера никогда не рассказывала. Да и был ли муж? «Сейчас это уже не важно, кто они. Все связи потеряны. И незачем тебе об этом знать. Это мне придется вернуться в прошлое. Пришло время отдать старые долги. Но это только мои долги, они никого не касаются. Отцу ничего не говори, обещаешь?» Лиза кивнула. «Знай только, род Крестовских не угас. Но если бы я в свое время не поступилась совестью, не было бы такой девушки Лизы Крестовской. Так что, Бог мне судья!». Лиза слушала, затаив дыхание. Род Крестовских! Конечно, в прошлом – может быть! Но сейчас! Кому это нужно? Что за бред?

Она ушла от бабушки, так и не поговорив с ней о Борисе. Да и она не уверена была, что та ее стала бы слушать. Бабушка, конечно, переживает. Скорее всего, умер кто-то из дальних родственников, какой-нибудь там ветви Крестовских. И она расстроилась. К старости все становятся слезливыми, вон, нянька, плачет над всеми, практически, фильмами. И ругает ее, Лизу, за бессердечие, когда та посмеивается над ней.

Сейчас Лиза понимает, что нужно было ее расспросить подробно, что за родня у них была. Отца, похоже, никогда не интересовало его происхождение. Да и какое происхождение у советского человека? «А ведь бабушка не работала ни дня!» – вдруг вспомнилось Лизе, – «А жила вполне безбедно. Отец помогал? А серебро, книги, мебель? Как ей удалось все это сохранить?» – Лиза еще раз набрала номер сотового отца.

– Пап, мне нужно с тобой поговорить, когда ты сможешь? Как это? Куда? Какое море, папа, ты же не собирался? С кем? С к-е – м?!!! Да ты с ума сошел!» – у Лизы вдруг резко замерзла рука, державшая трубку. Она бросила телефон на пол, глядя на него с отвращением.

«Сука, мерзавка, тварь беспородная! Убью!!!» – топтала она ногами ни в чем не повинный аппарат. Злоба и ревность, помноженные на ненависть выходили из нее огромными порциями. Она раскрошила телефон до мелких кусочков, втоптала их в ворсистый ковер ручной работы и, упав на колени, завыла в голос, колотя сжатыми кулаками об пол.

Соседка с нижнего этажа, поливавшая на балконе цветы, испуганно вздрогнула. «Собаку они завели, что ли? Сами-то уехали, вот и воет животина некормленая! Жуть какая! Огромная псина, не иначе! Что делать-то? В милицию звонить? Или в МЧС?» – и она пошла советоваться со своим мужем, который мирно дремал в кресле, прикрывшись газеткой.

Глава 41

Семен Лукич Воронин не стал говорить, что у него уже созрел план. Незачем заранее воду мутить. Но у него в Кротовке свои связи. Жена его бывшая, Полина, оттуда родом. Давно они не виделись! Как свез ее обратно в отчий дом, так и не встречались больше. Говорили, в город она уехала, замуж там вышла. А с тестем у него отношения были замечательные. Старику-то сейчас уже под восемьдесят! Сколько он натерпелся от Полинкиной матери, один Бог знает! Та еще покруче доченьки была скандалистка! Выйдет за ворота, да и давай мужа своего поносить на всю улицу. Если б не золотой характер и не любовь – бросил бы он свою бабищу, факт! А так только посмеивался. Семен ему сколько раз говорил: бросай, переезжай ко мне, в Рождественку. А тот даже сердитый становился – мол, не понимаешь ты, Семка, ничего в любви. Нравится, говорил, мне, как она ругается: румяная становится, как будто молодеет на глазах. Вот и пойми – любовь это такая? С тестем виделся он совсем недавно. Узнал, что он жену похоронил, и приехал скоренько. Опять звал с собой. Не поехал, так и живет один в старой избе.

Лукич притормозил у магазина. Очень уж старик сладкий ликер уважает. Кокосовый. Только у них в магазине такой продают, Надюха – продавщица сама его любит, вот и берет в городе. Сейчас он прикупит тестю в подарок. И водочки. Не без этого, так разговор мягче пойдет. Лукич попросил Надюху упаковать бутылки в бумагу, положить колбаски на закусь и хлеба свежего. С пакетом в руках он вышел на крыльцо. Вот и с Надюхой у него были отношения. Но поняла она, что шансов охомутать у нее никаких, и бросила его скоренько. Лукич не обиделся. Баба к семье тянется, что уж тут попишешь! Но Надюхе что-то не везет пока с мужьями. Не берет никто. Спать, спят, а замуж – не берут.

Дорога до Кротовки была в основном грунтовая. Провели, правда, трассу недавно, но по ней получается длиннее. Вот и ездят друг к другу в гости по старой, проверенной. Кротовка поменьше их деревни будет. И не такая цивильная, как говорит Вишняков. Он-то, когда решил фермером стать, всю округу объездил. Дельный мужик, опять таки работу многим дал. И пример показал, как можно из захудалого хозяйства прибыльное дело организовать. Лукичу, как участковому, от этого только польза. Пьяни стало поменьше, летом подростки на полях Вишнякова подрабатывают: платит щедро, идут к нему с охотой. Опять таки, не шляются без дела, пиво не хлещут.

Дед словно поджидал его: сидел себе на крыльце, на верхней ступеньке и папироску посасывал. Увидел бывшего зятя, прищурился хитренько.

– И чего это ко мне таку важную птицу занесло?

– Здорово, батя, – Лукич приветственно помахал ярким пакетом. Потом достал из него пузатую бутылку и показал тестю.