На всех парах (ЛП) - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 65

Конечно, от них исходил запах, но однажды привыкнув, как Ангела привыкла давным-давно, ты никогда после о нем уже не вспоминал. А еще, когда поезд останавливался в стороне от основных направлений, они убегали с поручениями и собирали телеграммы с новостями обо всем, что может иметь отношение к поездке.

Старые добрые телеграммы – стали говорить люди в наши дни. Раньше к ним относились с пренебрежением, но теперь люди стали использовать телеграммы даже чтобы узнать, какая погода ожидает их впереди. Немного удобства, но не такая уж необходимая необходимость.

Тем не менее, в отрыве от телеграмм вы начинали чувствовать себя второсортным гражданином. Шпилька часто рассказывала ему, как бесятся клиенты от своих телеграммных счетов, которые, по его мнению, были не так уж плохи в сложившихся обстоятельствах. Но у людей в голове срабатывала какая-то трещотка: это новинка, значит, она должна быть у меня. Вчера ты еще об это не знал, а послезавтра уже не можешь без этого обойтись. Так работают технологии. Кажется, что ты управляешь ими, но, если подумать, все обстоит с точностью до наоборот.

Насмотревшись на водопроводный кран, Мокрист почувствовал себя неприкаянным и теперь – как он делал каждый раз, когда чувствовал себя неприкаянным, – отправился в вагон охраны. Детрит спал неподалеку, на куче упаковочных коробок, окруженный всем сопутствующим мусором. Складывалось впечатление, что все путешественники, которые не были в собственном смысле пассажирами, облюбовали вагон охраны как временный дом. Возможно, причиной тому была кофеварка. А еще там был Сумрак Тьмы, который варил очень особенный кофе. Мокрист немного подумал, а затем ухмыляющийся гоблин протянул ему кружку с пузырящимся напитком.

— Я все понял. Ты шаман, да?

Ухмылка гоблина стала шире.

— Простите, мистер. Тут вы не угадали. Можете звать меня шамгогом. Звучит, к сожалению, не очень, но нет в мире совершенства.

Мокрист посмотрел на кофе и спросил:

— Пахнет приятно, но что со мной от него будет?

Шамгог ненадолго задумался.

— От него вы будете настороже, деловой человек! Может, волосы на груди вырастут. Небольшая тенденция ходить в туалет почаще.

Он посмотрел на Мокриста так искоса, как может только гоблин и добавил:

— Гарантировано не заставит вас убивать гномов.

Кофе был и правда отменным. Надо было отдать гоблину должное.

Он всматривался в окно. Наверное, это все воображение, но Скундский лес казался все темнее и темнее по мере того, как они приближались к нему. Лес был хуже пустошей. Насколько Мокрист помнил, деревья в Скундском лесу стоят плечом к плечу, а если вы думаете, что у деревьев нет плеч, вы просто не были в Скундском лесу. Это было одно из тех мест, где до сих пор осталось полно магии. И многие страхи и поверья все еще витали вокруг. Никто не совался туда без необходимости – разве что какой-нибудь случайный дровосек, на спор. Это было мрачное место, следящее за тобой через равнину и ожидающее своего часа. Место, которого лучше избегать, если не хочешь, чтобы тебе на голову свалился волшебник. Если бы какому-нибудь пейзажу удалось научиться рычать, это бы был Скундский лес.

Мокрист воспользовался возможностью рассмотреть оснащение вагона. На такое путешествие предусматривалось два охранника, и хотя поездом и нельзя было управлять отсюда, но охранник мог, по крайней мере, остановить его, – полезные сведения.

По мере наступления темноты храп Детрита стихал от чего-то, приблизительно напоминающего боевой клич бобров, сражающихся насмерть, до низкого гула, от которого резонировал весь вагон. Было что-то удивительное в виде мощной груди, сделанной из камня. Не в первый раз Мокрист вспомнил: «Из камня сделаны они, и сказано было, что камень живой». И снова его мысли вернулись к Железной Герде. И, к своему восторгу, он совершенно перестал волноваться: лошади, големы, механизмы – отлично, и в чем тут подвох?

Он посмотрел вокруг. За исключением спящего Детрита, вагон охраны вмиг опустел. Остальные обитатели поезда устраивались на ночь где-то еще, занятые собственные делами; командор Ваймс делал обход вагонов.

Мокрист двигался быстро, неспособный больше сопротивляться бесенку внутри себя. В конце концов, уговаривал он себя, он достаточно долго ждал, а другого шанса может не представиться. Он открыл дверь вагона и, уцепившись за край, взобрался наверх, толчком захлопнул дверь и вылез на крышу. Очутившись там, он позабыл обо всякой осторожности, и стал танцевать по крыше поезда, перепрыгивая с вагона на вагон, прислушиваясь к ритму колес, подстраиваясь под него, чувствуя паровоз и всю тональность железной дороги, пока ему не начало казаться, что он его понимает. Это было как благословение, как дар. Что-то, чего стоит добиваться, но что, тем не менее, не потерпит фамильярности. Совершенно увлеченный он думал о том, что пар не стоит недооценивать.

Один раз он услышал «Ой» снизу, и это «ой» было ему знакомо. Он наклонился и произнес:

— Мокрист фон Губвиг. Кое-что проверяю.

Он услышал, как голос, произнесший «ой», ворчит, и оставил его ворчать себе сколько угодно, потому что он делал то, что хотел сделать с тех самых пор, как впервые увидел Летуна.

Опьяненный восторгом езды, Мокрист проскользнул обратно в вагон охраны, в котором по-прежнему не было никого, кроме Детрита. Он пригладил волосы, вытер сажу с лица, и вышел из вагона, все еще улыбаясь.

Вниз по ходу поезда погас свет, когда командор Ваймс появился из своей последней вылазки и отправился за кофе.

— Король и его военные советники строят планы, - сообщил он. – Ваши последние телеграммные отчеты и то, что я слышал от… скажем так – наблюдателей на местности, позволяет мне предположить, что строительство дороги идет довольно успешно.

Он хитро взглянул на Мокриста.

— Кажется, скоро, ваши слова подтвердятся делами. Да, еще кое-что. Телеграмма от вашей жены. Даже несмотря на распространяющиеся известия о перевороте в Шмальцберге, на башни вне Убервальда напали всего пару раз.

Мокрист был захвачен врасплох.

— Ну… это хорошие новости.

Ваймс только поморщился.

— Рано радоваться. Держу пари, там еще остались те, кто готов свалить башню, даже если будет видеть Така наверху. Понимаете, вот в чем проблема. Если столько времени питаться одной ненавистью, выплюнуть ее будет очень сложно.

Мокрист с самого начала убедился, что – о, радость – у него будет отдельное купе. Правда в отличие от купе первого класса, его было более утилитарным, и пользоваться им было занятием, подходящим людям со страстью к округлым кубикам и прочим печально известным игрушкам.

Там была раскладная кровать, разложившаяся ему по голове, и ванна, в которую могла поместиться разве что его зубная щетка. Но к ванне прилагалась мочалка, и, поскольку он был достаточно гибок, он постарался найти ей применение. Закончил умывание он если не чистым, то всяко не грязнее, чем был. И, боги, он так устал. Но, что бы ни заставляло его всерьез нуждаться во сне, ум его был врагом его, и чем старательнее он старался уснуть под убаюкивающий стук колес, тем обильнее распускалось в его голове целое облако пустячных мыслей.

Пока им везло – они столкнулись всего с двумя шпионами глубинников, и к тому же весьма посредственными шпионами, но шила в мешке не утаишь, и рано или поздно, глубинники узнают, что Рис в поезде. Вся надежда Симнела зиждилась на том, что они едут на Железной Герде. Но была ли она на самом деле такой особенной, если учесть, что большую часть времени она катала детишек вокруг фабрики? Но, думал Мокрист, когда он впервые ее увидел, она была такой маленькой, что он сомневался, сможет ли она доехать даже до Сто Лата. Теперь же она кажется такой мощной. А Симнел столько возился с ней и уделял ей столько внимания, как будто, если она перестанет быть королевой фабрики, случится конец света. Она никогда не спит – все время издает какое-то шипение, металлический звон, механический шепот, независимо от того, работает она или нет.