Бродяги Севера (сборник) - Кервуд Джеймс Оливер. Страница 10

Теперь уж осы, которые, так сказать, представляли собою конницу, могли бы уж и возвратиться к своей потревоженной неприятелем крепости, так как этот неприятель обратился в беспорядочное бегство, если б не совершенно потерявший голову Мики, который побежал по одну сторону березки, тогда как Нива побежал по другую. Эта неожиданность остановила их обоих на пути с такой силой, что у них обоих чуть не сломались шеи. Увидев это, осиный арьергард напал на них с новой силой. Придя в воинственный азарт, Нива перегнулся и хватил Мики по тому месту на его хребте, на котором было всего меньше волос. Уже полуослепленный и настолько вне себя от боли и страха, что совсем потерял всякую способность соображать и понимать, Мики вообразил, что острые, как бритвы, когти Нивы вонзились ему в спину еще глубже, чем укусы жужжавших так ужасно вокруг него ос, и, испустив отчаянный крик, решил дать ему отпор.

Этот отпор и послужил обоим к спасению. В своей мании постоянно извиваться, как змея, Мики обогнул березку, чтобы напасть на Ниву с другой стороны, и, когда таким образом освободилась сдерживавшая их веревка, Нива бросился искать от него спасения. Мики последовал за тем с громким лаем при каждом прыжке. Теперь Нива уже не испытывал ужаса перед рекою. Инстинкт подсказывал ему, что ему теперь нужна вода и нужна во что бы то ни стало. И с такою же точностью, как Чаллонер двигался вперед, пользуясь своим компасом, он сломя голову помчался по направлению к реке, но, не пробежав и нескольких сот футов, они вдруг наткнулись на небольшой ручей, через который оба могли бы перепрыгнуть. Нива бросился прямо в воду, в которой оказалось около пяти дюймов глубины, и в первый раз за всю свою жизнь Мики охотно погрузился в нее целиком. Долгое время оба лежали, и вода перекатывалась через их спины. Небо стало казаться Мики с овчинку и в глазах у него потемнело, так как он стал пухнуть от самого кончика носа и до самого своего костлявого хвоста. Нива же, будучи жирным, страдал менее. Он еще мог смотреть перед собою, и по мере того, как проходили в этих муках долгие часы, целый ряд воспоминаний пронесся в голове медвежонка. Конечно, все это началось с легкой руки этого зверя в образе человека. Это он лишил его матери; это он посадил его в темный мешок; это он обвязал вокруг его шеи веревку. Постепенно Нива стал считаться с тем фактом, что именно эта самая веревка и была причиною всех несчастий.

Пролежав долгое время в ручье, они наконец вышли из него и нашли мягкое сухое логовище у подошвы большого дерева. Даже для Нивы, у которого вообще было острое зрение, стало казаться в лесу темнее. Солнце уже склонялось к западу, и воздух становился прохладнее. Лежа на животе и положив распухшую голову на передние лапы, Мики жалобно скулил.

Опять и опять Нива смотрел на веревку, точно относительно ее у него зарождалась какая-то мысль. Он плакал. Частью это была у него скорбь по матери, а частью он просто вторил Мики за компанию. Он подлез к щенку поближе, почувствовав вдруг непреодолимое желание иметь около себя кого-нибудь близкого. Ведь не Мики же был виноват во всем! Виноватыми были двуногий зверь и… эта проклятая веревка!

Вечерний сумрак сгустился вокруг них, и, прижавшись еще теснее к щенку, Нива взял в передние лапы веревку. С ворчаньем он потрогал ее зубами. Затем, решившись, стал ее жевать. То и дело он рычал, и в этом его рычании слышалась какая-то особая осведомительная нотка, точно он хотел сказать Мики: «Разве ты не видишь? Я перегрызаю эту веревку пополам. К утру я покончу с ней. Радуйся же! Для нас настанут лучшие дни!»

Глава VII

На следующий день после неприятного приключения с осиным гнездом Нива и Мики встали на все свои восемь одеревенелых и распухших лап, чтобы приветствовать свой новый день в глубине таинственного леса, в который их закинули события предыдущего дня. Дух неукротимой юности все еще не покидал их, и хотя Мики так весь распух от укусов ос, что его худощавое тело и несоизмеримые с ним ноги стали смешны еще более, чем прежде, – он все-таки нисколько не был склонен отказываться от дальнейших приключений.

Морда щенка была теперь кругла, как луна, а вся голова так распухла, что Нива мог бы подумать, что вот-вот она лопнет и разлетится на части. Но глаза Мики, насколько их можно было еще рассмотреть сквозь заплывшие веки, все еще по-прежнему горели задорным огоньком, и его большое ухо и половинка стояли так чутко, будто он каждую минуту ожидал со стороны Нивы распоряжений, что теперь делать и что предпринимать. Яд от укусов, по-видимому, не лишал его настроения. Он чувствовал, что стал а несколько раз толще, чем был, но это его не особенно удручало.

Благодаря тучности на Ниве как-то меньше было признаков борьбы с осами. Единственным его заметным недостатком был один совершенно закрывшийся глаз. Нива теперь глядел на все другим глазом, широко открытым и быстрым. Несмотря, однако, на то, что он так окривел, и на то, что ноги у него от укусов ос были теперь толсты, как колбасы, он все-таки был преисполнен оптимизма субъекта, увидевшего, что колесо фортуны повернулось в его сторону. Он отделался от зверя в образе человека, хотя тот и убил его мать; перед ним опять открывались леса, приглашая его к себе; веревку, на которую Чаллонер привязал его и Мики вместе к разным концам, удалось успешно перегрызть, на что он потратил целую ночь. Отделавшись сразу от таких двух зол, он не удивился бы теперь, если бы вдруг сразу из-за деревьев вышла к нему сама Нузак. Одна мысль о ней заставила его заплакать. И Мики тоже сознавал полное свое одиночество в этой новой для него обстановке и, думая все время о хозяине, плакал с ним за компанию.

Но оба были голодны. Невероятная быстрота, с которой на них свалились несчастья, не дала им возможности даже поесть. Для Мики перемена была более чем простой неожиданностью; она овладела всем его существом, и он затаивал дыхание в предположении каких-нибудь еще больших неприятностей, тогда как Нива только и думал об одном лесе.

Точно убедившись, что все было как нельзя лучше, Нива повернулся задом к солнцу, как это обыкновенно делала его мать, и отправился в путь.

Мики последовал за ним. Вот тут-то он сразу и открыл, что вся эластичность его тела куда-то исчезла. Шея не поворачивалась, ноги стали как ходули и перестали сгибаться в сочленениях, и по пяти раз в течение каждых пяти минут он припадал на болевшие коленки и спотыкался о землю, стараясь не отставать от медвежонка. В довершение всего у него так распухли веки, что он плохо видел перед собой и в который уже раз, думая, что вовсе потерял Ниву, посылал ему вслед протестующие вопли. Вдруг Нива остановился и стал обшаривать носом под гнилым свалившимся деревом. Когда Мики подошел к нему, то он лежал уже на брюхе и кушал больших рыжих муравьев, стараясь ловить их как можно скорее, чтобы не упустить ни одного. Мики некоторое время наблюдал, как он это делал. Он сразу же понял, что Нива что-то ел, но ни за что на свете сам не мог бы догадаться, что именно он кушал. Будучи голоден, он приблизил свой нос к жевавшей пасти Нивы, высунул язык и стал лизать там же, где лизал и медвежонок, но ощущал одну только сухую шероховатость. И все время при этом Нива издавал радостные хрюканья, говорившие об удовлетворении. Целые десять минут он охотился на муравьев, пока наконец не съел всех до одного. После этого он отправился далее.

Немного позже они пришли к небольшому открытому пространству, где грунт был влажный и где, обнюхав почву и оглядев все кругом своим единственным глазом, Нива вдруг принялся раскапывать лапами землю. Скоро он выкопал оттуда какой-то предмет, белый, толщиною и ростом с палец человека, и с аппетитом стал его жевать. Мики удалось стащить у него кусочек, но разочарование его было велико. Предмет оказался твердым, как дерево; повертев его на зубах, Мики с отвращением выплюнул его, а Нива с благодарным ворчанием подхватил этот кусок корешка и съел.

Они отправились далее. Целых два часа, в продолжение которых у Мики еле хватало сил идти, он следовал по пятам за Нивой, и по мере того, как уменьшалась в его теле опухоль, все увеличивался в желудке голод. Скоро голод превратился в одно сплошное мученье. До сих пор Мики не нашел ровно ничего, что ему можно было бы поесть, тогда как Нива на каждом шагу находил для себя все новые и новые яства. К концу второго часа поданный природой медвежонку счет из ее ресторана оказался прямо-таки неоплатным. Между другими блюдами он включал в себя: полдюжины зеленых и черных жуков, бесчисленное количество личинок, твердых и мягких, целые колонны черных и рыжих муравьев, несколько белых червяков, добытых из самой глубины загнивших стволов, кучу улиток, молодую лягушку, яйца кулика, который улетел из-под самого носа, и из растительного царства – корешки разных деревьев и заячью капусту. То и дело он наклонял книзу нижние побеги тополей и откусывал с них верхушки. Кроме того, он отгрызал от елок молоденькие лапки и слизывал древесный клей там, где мог его найти, и закусывал обыкновенной свежей травкой.