Муля, кого ты привез? (сборник) - Токарева Виктория Самойловна. Страница 16

Ланочка оставалась нежной женщиной. Сначала о ней заботился высокопоставленный отец, потом обеспеченный муж. От нее требовалось одно: любить. А это самое простое. Люби себе своего мужа. Своего, не чужого. За него не надо биться. Он – рядом, стоит только руку протянуть.

Я тоже любила мужа, но мне плюс к тому приходилось работать, зарабатывать.

В те времена я работала в музыкальной школе. У меня было по десять учеников в день, и я так уставала, что выла в прямом смысле слова. Бежала с работы домой и выла. На меня оглядывались.

Прибегая домой, произносила одно слово: «Жрать». Муж садился на стул, как зритель в партере, и смотрел, как я поглощаю еду. Вдохновенно, жадно и страстно. Это был театр.

Я не любила свою работу, поэтому моя жизнь была безрадостной и даже мучительной, несмотря на молодость, здоровье и внешнюю привлекательность. Когда ты восемь часов в день (рабочее время) отдаешь черту, какое может быть счастье?

Настоящая жизнь началась после первой публикации первого рассказа. Рассказ вышел с предисловием Константина Симонова. Симонов испытал прижизненную славу, поскольку был идеолог войны и певец любви плюс красив и элегантен. В то время редко кто из писателей хорошо одевался. Только Нагибин и Симонов. Получить его предисловие – особая честь.

Я помню, он позвонил мне домой в девять утра. Я еще спала и схватила трубку, не проснувшись окончательно.

– Это Симонов, – сказали в трубке. – Я прочитал ваш рассказ. Он написан зрело и мастерски. Вы не начинающий писатель. Вы просто писатель.

Тут я проснулась – раз и навсегда. Я проснулась для новой жизни.

Симонов давно положил трубку, а я все держала ее возле уха, смотрела в никуда остановившимися глазами.

Вот так приходит судьба: пятнадцать слов по телефону, и твой корабль поднимает паруса и выходит в большие воды.

Итак, вышел рассказ с предисловием Симонова, с моим молодым портретом. Я получила мешок писем. Мне писали солдаты и уголовники из тюрем. Те и другие делали предложение руки и сердца.

Мне предложили написать сценарий для фильма и выпустить книгу. Начинающие кладут на это жизнь, а я получила ВСЕ и СРАЗУ.

Моя соседка напротив по имени Надя говорила своему мужу-журналисту:

– Сядь и напиши рассказ. Даже эта лошадь Вика и то написала, а ты же умнее ее в сто раз.

Журналист действительно был умнее в сто раз, но ум и талант размещаются на разных территориях мозга.

Я не считаю себя глупой, но интеллект – не самая сильная моя сторона. Моя сила – интуиция. Я вижу человека внутренним зрением от макушки до пяток и на три метра в глубину.

Лошадью я не была. Лошадью как раз была моя соседка Надька, но не об этом речь. В те времена никто не мог заподозрить во мне талант. Моя мама спрашивала: «Кто за тебя написал? Михалков?»

Режиссер Ростоцкий мне сказал: «Я думал, что ты ходишь с папиросой на длинном мундштуке и в перекрученных чулках. А ты – обычная баба с сиськами».

Он был неправ. Во-первых, я без сисек, максимум второй размер, а во-вторых – я не обычная баба. Я могу притвориться обычной. Но я – другая. Моя планета: письменный стол, чистый лист бумаги и сосредоточенность. Мне интересна по-настоящему только эта жизнь – между небом и землей. А все остальное – это сопутствующие товары.

Я начала жить в свои двадцать шесть лет, когда опубликовали мой первый рассказ. Все, что было до этого, включая любовь, – не имеет красок. И все, что было после, – тоже легкий мусор. Исключение – материнство.

Мы на седьмом этаже забеременели все и разом: я, Ланочка, Надька и еще две пары. Ходили с животами, а потом с колясками. У Ланочки родился мальчик, у меня девочка. Я до сих пор скучаю по своей маленькой дочке. По ее мордочке, запаху, первым словам. Сейчас она выросла, у нее свои дети, но я все равно вижу в ней ту, годовалую. Я до сих пор слышу, как она произносит: «Баба ся, ся, ся…» Это значит: «Баба шла, шла, шла, пирожок нашла».

Сейчас вспоминается только счастье материнства. А ведь есть еще и каждодневный труд, тяжесть одинаковости. Как лошадь в шахте по кругу. Довольно утомительно и скучно. Тогда почти не было домработниц. Домработницы появились последние двадцать лет в связи с развалом Союза. В шестидесятых годах все падало на одни руки. Это называлось «женская доля».

Однажды вечером заглянул Ланочкин муж, Миша Королев.

– Сходим в кино, – предложил он мне. – Меня Ланка отпустила.

Я тут же стала одеваться.

– А я? – спросил муж.

– А ты с ребенком посиди, – распорядилась я.

– Интересно… – обиделся муж.

– Но ведь ребенок не может остаться один.

И в самом деле.

Мы с Мишей отправились в соседний кинотеатр. Половина зала была из нашего дома.

Соседи округлили глаза. Все знали, что у Миши и Ланы грудной ребенок, и с какой это стати он приперся в кинозал с чужой женой. Совесть есть?

Да и я не лучше. Стою себе как ни в чем не бывало. Ищу свое место.

Мы с Мишей уселись в середине зала. Свет погас.

Я подозревала, что Миша начнет оказывать знаки мужского внимания, возьмет за руку, например. Ко мне приставали все и всегда, на всякий случай, вдруг повезет… Но Миша сидел себе спокойно и ни о чем таком не думал. Когда ему хотелось сделать комментарий, он чуть склонялся к моему уху, чтобы не мешать остальным. Миша вел себя незаинтересованно, будто он пришел с другом, а не с молодой женщиной, почти девушкой.

Кино окончилось. Все встали. Соседи по дому старались не смотреть в нашу сторону, брезгливо отворачивались, а некоторые, наоборот, пялились.

Мы пошли домой. Миша пребывал в прекрасном настроении. Легкий морозец бодрил. Миша взбежал на пологую горку и съехал на ногах. Я тоже взбежала и съехала. Мы были счастливы тем, что поменяли картинку перед глазами. Вместо кормления, пеленок, качания на руках – вольная пробежка по морозцу и луна над головой. И свобода, пусть даже временная и короткая.

Миша стал рассказывать, как он познакомился с Ланочкой. На автобусной остановке. А через месяц они поженились. Любовь вспыхнула сразу и, не угасая, горит ярким пламенем. Он иногда думает: какой был бы ужас, если бы он пришел на остановку в другое время. Опоздал.

Кто-то считает Ланочку похожей на ворону, а для него она похожа на царицу Клеопатру. И действительно похожа. И понятно, почему Клеопатра соблазнила двух царей: Цезаря и Антония. Было в ней нечто большее, чем красота.

Я с Ланочкой дружу и никогда не создам аварийной ситуации, да и Миша не мастер для ситуаций. Есть мужчины, которые постоянно шьют глазами по сторонам, ищут приключения на свою задницу. Они называются «бабники». Миша не бабник. Он однолюб. Людка дразнила его «одноюб», в смысле бегает за одной юбкой.

Однолюбы способны ценить то, что имеют. Им повезло. И с ними повезло.

Мой муж совмещал в себе бабника и семьянина. Самый распространенный тип. Эта категория мужчин называется: «заботливый, неверный муж».

Однолюбы, как правило, люди занятые, увлеченные делом. Жалко тратить время на суетное, преходящее.

Миша был из таких, но ему, как и мне, хотелось прерывать одинаковость жизни. Все-таки семья – это, как ни говори, болото, которое засасывает. И хотелось вытянуть себя за волосы, как Мюнхгаузен, и кинуть в праздник, даже такой незначительный, как кино.

Мы стали довольно часто бегать в кино. Соседи привыкли и уже не обращали внимания. Сплетничали потихоньку, но скоро перестали, поскольку ничего не менялось. Семьи оставались в прежнем составе. Дети стремительно росли. Через год они уже ходили, а через два начинали говорить.

Наш седьмой этаж жил весело. Мы постоянно собирались без видимых причин, пили и пели, радовались жизни. У Миши была любимая песенка, я запомнила первый куплет: