Навеки Элис - Дженова Лайза. Страница 43

— Итак, Элис, вы можете произнести по буквам слово «вода» в обратном порядке?

Шесть месяцев назад она бы сочла этот вопрос мелким и даже оскорбительным, но сегодня это был серьезный вопрос, требующий серьезных усилий. Но это очень мало волновало и почти не унижало ее, совсем не так, как волновало бы и унижало шесть месяцев назад. Она чувствовала, что все меньше и меньше осознает себя. Элис — та, которую она знала и понимала, которую любила и не любила, чувства которой ощущала, — тоже стала похожа на мыльный пузырь. Она парила даже выше, и распознать ее было сложнее, и от внезапного хлопка её защищала только тонкая липидная мембрана.

Сначала Элис про себя произнесла по буквам требуемое слово и вытянула четыре пальца на левой руке — по одному на каждую букву.

— А. — Она загнула мизинец.

Она снова произнесла буквы про себя и перешла к пальцу, на котором носила обручальное кольцо.

— Д. — Она повторила процесс.

— О. — Средний палец.

И указательный:

— В.

Она улыбнулась и в победном жесте подняла левый кулак. Потом взглянула на Джона. Он вертел на пальце обручальное кольцо и безрадостно улыбался.

— Хорошая работа, — сказал доктор Дэвис.

И широко улыбнулся, словно впечатленный успехом Элис. Он ей нравился.

— А теперь я хочу, чтобы вы показали на окно после того, как коснетесь левой рукой правой щеки.

Она поднесла левую руку к лицу.

«Хлоп!»

— Простите, не могли бы вы повторить задание? — попросила Элис, не убирая руку от лица.

— Конечно, — с пониманием согласился доктор Дэвис, как родитель, который позволяет своему ребенку подглядеть в карты или заступить за черту до команды «старт». — Покажите на окно после того, как коснетесь левой рукой правой щеки.

Ее левая рука коснулась правой щеки до того, как он договорил, она вскинула правую руку в сторону окна и шумно выдохнула.

— Хорошо, Элис, — сказал доктор Дэвис и снова улыбнулся.

Джон не проявил никаких признаков радости или гордости.

— А теперь я бы хотел, чтобы вы назвали мне имя и адрес, которые я просил вас запомнить в начале нашей встречи.

Имя и адрес. Она потеряла их. Так, просыпаясь утром, она знала, что видела сон и даже могла знать, что это был сон о чем-то конкретном, но, как ни старалась вспомнить, детали сна ускользали. Ускользали навсегда.

— Джон Какой-то там. Знаете, вы постоянно спрашиваете меня об этом, а я никак не могу запомнить, где живет этот парень.

— Хорошо, попробуем угадать. Это Джон Блэк, Джон Уайт, Джон Джонс или Джон Смит?

Она не знала ответ, но была не против поиграть.

— Смит.

— Он живет на Восточных, Западных, Северных или Южных улицах?

— Восточных.

— А город? Арлингтон, Кембридж, Брайтон или Бруклин?

— Бруклин.

— Хорошо, Элис, последний вопрос: где мои двадцать долларов?

— В вашем бумажнике?

— Нет, раньше я спрятал где-то в этой комнате двадцать долларов, вы помните, куда я их положил?

— Вы сделали это при мне?

— Да. Приходят в голову какие-нибудь идеи? Если вы их найдете, я позволю вам оставить их себе.

— Что ж, если бы я знала, я бы нашла способ запомнить это.

— Не сомневаюсь. Есть какие-нибудь догадки?

Она заметила, что его взгляд на долю секунды уклонился вправо за ее плечо и тут же снова сфокусировался на ней. Она развернулась в кресле. У нее за спиной на стене висела белая доска. На доске красным маркером было написано три слова: «глутамат», «LTP», «апоптоз». Красный маркер лежал на полке внизу доски, как раз рядом со свернутой двадцатидолларовой купюрой. Она подошла к доске и с торжествующим видом взяла свой приз.

Доктор Дэвис ухмыльнулся.

— Если бы все мои пациенты были такими же сообразительными, я бы разорился.

— Элис, ты не можешь взять их, ты видела, как он на них посмотрел, — сказал Джон.

— Я их выиграла, — возразила Элис.

— Все в порядке, она их нашла, — сказал доктор Дэвис.

— Это нормально, что она стала такой всего через год, при том что она принимает все, что ей назначили? — спросил Джон.

— Видите ли, тут все не так однозначно. Болезнь вполне могла начать развиваться задолго до того, как ей поставили диагноз в прошлом январе. Она сама, вы и ваша семья, ее коллеги могли счесть какие-то симптомы за промахи или списать их на стресс, нехватку сна, алкоголь и так далее, и тому подобное. Болезнь могла начать развиваться за год или за два до того, как ей поставили диагноз.

И она невероятно умна. Если средний человек, скажем для простоты, имеет для доступа к определенной информации десять синапсов, [29] у Элис их наверняка наберется пятьдесят. Когда средний человек теряет свои десять синапсов, этот кусок информации становится для него недоступен, забывается. Но Элис может потерять десять синапсов, и при этом для достижения цели у нее останется еще сорок. Так что ее анатомические потери поначалу не так сильно бросаются в глаза.

— Но сейчас она уже потеряла больше чем десять процентов, — сказал Джон.

— Да, боюсь, что так. Ее кратковременная память упала до уровня трех процентов из ста, которые требуются для прохождения тестов, речь тоже заметно деградировала, и, к несчастью, как мы и ожидали, она теряет способность к самоанализу. И она невероятно изобретательна. Сегодня она придумала несколько способов, чтобы ответить правильно на вопросы, которые она и не помнила точно.

— Но осталось множество вопросов, на которые она не смогла ответить, несмотря на всю свою изобретательность, — сказал Джон.

— Да, это правда.

— Просто все так быстро становится хуже. Мы можем увеличить дозу арисепта или наменды? — спросил Джон.

— Нет, она уже принимает максимум и того и другого. Увы, но это прогрессирующее дегенеративное заболевание неизлечимо. Его не остановить, несмотря на все медикаменты, которые имеются в нашем распоряжении на данный момент.

— Значит, она либо принимает плацебо, либо этот амиликс не работает, — сказал Джон.

Доктор Дэвис помолчал, словно раздумывая, согласиться или нет.

— Я понимаю, вы разочарованы. Но я часто сталкивался с неожиданными «периодами плато», это периоды стабилизации, когда болезнь притормаживает, и длиться они могут довольно долго.

Элис закрыла глаза и представила, что стоит в центре горного плато. Чудесная столовая гора. Она это видела, стоило надеяться. Мог ли Джон это увидеть?

Оставлял ли он ей надежду или уже сдался? Или хуже: на самом деле он надеется на ее быстрое угасание, чтобы осенью отвезти ее, послушную и пустую, в Нью-Йорк? Что он выберет — стоять с ней на плато или столкнуть вниз со склона?

Она скрестила руки на груди и твердо поставила обе ноги на пол.

— Элис, вы еще бегаете? — поинтересовался доктор Дэвис.

— Нет, перестала некоторое время назад. График Джона и недостаток координации у меня… Кажется, я не замечаю бордюры и колдобины и плохо оцениваю дистанцию. Уже несколько раз падала. Даже дома забываю об этих выступающих из пола штуковинах в дверях и спотыкаюсь перед входом в каждую комнату. Я вся в синяках.

— Что ж, Джон, я бы на вашем месте либо убрал эти штуковины, либо выкрасил их в контрастный цвет, либо заклеил ярким скотчем, чтобы Элис могла их видеть. Иначе они сливаются с полом.

— Хорошо.

— Элис, расскажите мне о вашей группе поддержки, — попросил доктор Дэвис.

— Нас четверо. Мы встречаемся раз в неделю у кого-нибудь дома на пару часов. И еще каждый день переписываемся по электронной почте. Это замечательно, мы говорим обо всем.

Сегодня доктор Дэвис и та женщина в тесной комнате задали ей кучу вопросов, чтобы оценить уровень разрушений у нее в голове. Но никто не знал лучше, чем Мэри, Кэти и Дэн, о том, что в ее голове еще живо.

— Я хочу поблагодарить вас за то, что вы заполнили очевидный пробел в нашей системе поддержки. Если у меня появятся новые пациенты с ранним Альцгеймером, я могу сказать им, как с вами связаться?