Семь троп Питера Куинса - Брэнд Макс. Страница 32

— Вы?

— Выпустив вас на свободу!

— Не смейте!

— Это трусость — отворачиваться от искушения. Будьте смелее!

— Пропустите меня… умоляю, дайте уйти!

— Не отойду ни на шаг.

Питер взял ее руки в свои. Удержать их больших усилий не требовалось. Она вся дрожала, так что с ней справился бы и ребенок. Успокаивая ее, он поднял руку.

— Вы же здесь погибаете, — мягко укорял девушку Питер. — Растрачиваете в этой золотой клетке самое безмятежное, самое счастливое время жизни. Это хуже смерти. Позвольте мне высказать голую правду. Если бы вы были не здесь, а среди людей, сотни мужчин каждый день расправляли бы плечи и клялись, что им явилось небесное видение!

— О-о, если вы заговорили в таких выражениях, что мне остается делать?

— Открыть уши и сердце и выслушать истину.

— Если я буду слушать вас, то ни на минуту не стану счастлива снова!

— Значит, признаете…

— Ничего не признаю!

— Я чувствую, как бешено бьется ваш пульс. Он дает мне знать, что вы мне поверили; что я сломал стену самообмана; что вы поняли, как невыносима жизнь в тюрьме, и что я показал вам открытое голубое небо.

— О-о, — вдруг простонала она. — Боже, помоги мне… и бедному дяде Фелипе!

Питер выпустил ее руки, и девушка снова опустилась в кресло и бессильно оперлась головой на руку. Им владело ощущение, будто он жестоко ударил ее. В своем стремлении сохранить остатки гордости и высокомерия она была прекрасна, но теперь, поверженную, он обожал ее всем сердцем. Питер упал на колени, ощутив исходивший от волос слабый аромат духов.

— Мэри, — произнес он, — если я и причинил боль, то только потому, что хотел вам счастья, какого вы еще не испытали. Я не смею мечтать о вас. Все, что я хочу, так это иметь возможность быть вам полезным — увести вас из этих стен и вывести в настоящий большой сад, и тогда целый мир увидит, что вы в этом саду самая чистая и благоухающая роза.

— Помолчите, — попросила она. — Я пыталась вас ненавидеть, но теперь вы вынуждаете меня простить вас, Питер Куинс.

Он молча ждал, восхищенно глядя на ее склоненную головку, и сердце его наполнялось любовью и печалью.

Наконец она заговорила:

— Одна просьба, Питер.

— Слушаю, — ответил он, чувствуя, что допущен к сердцу.

— Обещай не судить строго дядю Фелипе. Он всего лишь бережет меня от этого ужасного злодея — Тигра!

— И посему Тигр должен умереть. Раньше я не понимал, но теперь, кажется, разобрался. Тигр должен умереть… хотя бы потому, чтобы ты могла уехать со мной. Обещаешь мне, Мэри?

— Тише! — прошептала она, и он понял, что зашел слишком далеко.

Питер встал, поставил ее на ноги, и они стали прогуливаться в лунном свете по крыше. Внезапно она остановилась и сжала его руку:

— А если дядя Фелипе видел, как мы разговариваем?

— И что?

— Страшно даже подумать!

— Тогда давай не думать.

Как раз в этот момент на крышу вышел дон Фелипе, беспечно насвистывая как бы в насмешку над только что разыгравшейся здесь трагедией. Подошел к ним и заговорил о каких-то пустяках.

— Полагаю, за эти десять минут вы много чего узнали друг о друге?

Если бы даже Фелипе Монтерей был самым набитым из дураков, то и тогда не мог бы ничего не заметить. Он резко повернулся в сторону Питера Куинса, и тот от души порадовался, что луна только что зашла за облако.

Глава 26

МУЖЕСТВЕННЫЙ ТРУС

Оставив испанский, Тигр перешел на английский, на каком говорят тысячи людей между Скалистыми горами и Сьерра-Невадой.

— Значит, так, Эвери, — начал он, — у нас с тобой последний деловой разговор. Понял? — Мартин Эвери долго не мог унять дрожавшие губы, прежде чем выдавить из себя, что он к допросу готов. И все это время он как зачарованный не сводил глаз со своего мучителя. Бандит поставил его перед чем-то вроде высокой скамьи, служившей в хижине столом, и, вытянув под ней свои громадные ноги, плеснул в кружку из стоявшей на столе бутылки изрядную порцию виски и протянул пленнику. — Глотни для храбрости, Эвери, — приказал он. — Может, скоро понадобится, не берусь предсказывать. На всякий случай собери все силы.

Мартин Эвери затряс головой.

— Не пью эту дрянь, — заявил он.

— Никак трезвенник? — ухмыльнулся разбойник.

— Да.

— Ладно, — кивнул Тигр, — все равно от таких, как ты, мне никакой пользы. Плевать! Что мне от тебя нужно, так это сведения. Не стану вытягивать из тебя разные мелочи, в которых так любят копаться некоторые. Мне нужно самое главное.

— Что, например? — спросил Мартин Эвери.

— Например, что ты видел в подземелье Каса-Монтерей.

Мартин Эвери съежился, потом затряс головой:

— Ничего не видел… понятия не имею, о чем речь, мистер… Тигр.

— Тебя засекли, когда ты входил внутрь. И мне хорошо известно, где ты входил. Тебе только остается ответить, что ты там видел.

— Ничего, — вымолвил бедняга, дрожа всем телом. — Ничего не видел.

— Ты что, держишь меня за дурака? — захлебываясь от ярости и по-волчьи ощетинившись, прогремел Тигр.

— Я вас никак не обзывал, — еле слышно произнес умирающий от страха Мартин Эвери. — Я хочу сказать… я дал обещание, что не буду рассказывать о том, что видел.

— Обещание, а? Ладно, парень, я научу тебя забывать обещания. Понял? Заставлю тебя забыть о нем.

— Надеюсь, что нет, — безудержно дрожа, возразил Эвери. — Если забуду, потеряю честь.

— Честь! — взревел бандит. — Я тебе сейчас растолкую, что такое честь. Мне надоели твоя болтовня и нахальство, Эвери. Хватит!

И он так шарахнул кулаком по столу, что тот покосился на одну сторону. Бутылка с виски скользнула со стола, покатилась по полу и, ударившись о камень, разлетелась вдребезги. Тигр потянулся было за ней, но, увидев, что бесполезно, схватился за револьвер, будто это средство на все трудные случаи способно разрешить проблему и на этот раз.

— Последняя, — наконец произнес он. — Теперь ни капли во всем долбанном лагере. Ни капли сивухи на пятьдесят миль кругом. Ничего, кроме этой отравы — мескаля. — С этими словами он снова набросился на Мартина Эвери. — И все ты! — заревел он.

— Ужасно сожалею! — промямлил тот. — Честное слово…

— Врешь! — заорал бандит. — Радуешься, что пропала выпивка… веселишься! А теперь, тощая крыса, слушай меня. Я выбью из тебя правду или сотру в порошок. Выкладывай, что видел под Каса-Монтерей, и быстро!

Грозный поток слов заставил Эвери попятиться назад, пока он не уперся плечами в стену. Когда отступать уже казалось некуда, затравленно оглянулся на дверь. Но куда он мог отсюда убежать? Даже если револьвер в опытной руке бандита не начинит его свинцом, прежде чем он выберется из лагеря, дюжина головорезов изрешетит его по первому слову главаря. Они лишь обрадуются возможности попрактиковаться в стрельбе по движущейся цели.

— Слышишь? — заорал Тигр.

— Слышу, — простонал Эвери.

— Будешь говорить?

— Я дал честное слово.

— К чертям твое честное слово. Будешь говорить?

— Я не смею.

— Сейчас научу!

Он рявкнул по-испански, и в хижину ворвались два дюжих молодчика.

— Револьверы! — заорал бандит.

Непринужденно выхватив оружие, молодчики направили его на Мартина Эвери.

— А теперь, болван, — крикнул вожак, — развязывай язык или отправлю кормить канюков!

Мартин упал на колени и, закрыв ладонями лицо, стал ждать рокового конца.

— Господи, помоги мне… прости мои грехи, Господи! — молил он.

— Будешь говорить?

— Дайте время.

— Ни минуты! Или заговоришь, или получишь в дурацкую башку две пули.

— Боже милосердный!

— Здесь милосердия не дождешься. Ничего, кроме фактов.

— Прими и прости меня, Боже! — бессильно рухнув к стене, рыдал несчастный Эвери.

Щерясь в сторону хозяина, бандиты вскинули револьверы, ожидая команды. Но Тигр напряженно стоял у стола во весь свой огромный рост, пораженный стойкостью жертвы. Ярость уступала место изумлению. Взмахом руки приказал своим людям убрать оружие.