Отцеубийца - Александрова Марина. Страница 16

Звуки, издаваемые неизвестным зверюгой, тем временем становились все слышней, из чего отрок понял, что он приближается.

Первым намерением Романа было бежать – бежать без оглядки, как можно дальше от этого страшного, невидимого, а оттого кажущегося еще более жутким существа. Но, поразмыслив, он решил, что может только усугубить свою беду – ведь зверь в темноте видит намного лучше него, а потому Роман станет легкой добычей.

Поэтому мальчик решил-таки оставаться на месте и попытаться одолеть невидимую зверюгу. В конце концов, сумел же он убить матерого волка прошлой зимой! А с того времени Роман заметно возмужал, окреп и раздался в плечах.

Шаги и пыхтение делались все ближе... Роман вытащил нож и принялся ждать. Все чувства его обострились до предела, сердце глухо билось в груди, и его частые удары отдавались болью в висках.

Сопение и фырканье раздавались уже совсем рядом. Роман даже мог разглядеть в темноте слабый контур какого-то огромного животного. «Кто же это?» – пронеслось в мозгу отрока. «Что за зверюга такая? Ведь не кабан, не волк – неужто медведь?!» Мысль эта отозвалась похоронным звоном в душе отрока. Сладить с медведем, это Роман осознавал совершенно ясно, ему было бы не по силам. Но, тем не менее, он размахнулся и со всей силы ударил ножом, стараясь вогнать его как можно глубже.

Чудовищный зверь отшатнулся, издав громкое, полное боли и ужаса мычание, и помчался прочь, ломая ветви и оглашая окрестности обиженным ревом.

Роман, поняв, что опасность миновала, заполз обратно в свое убежище и свернулся калачиком на лиственном ложе. От пережитого страха и одиночества ему хотелось плакать навзрыд, как маленькому. Наревевшись от души, Роман почувствовал себя намного лучше, но уснуть уже так и не смог, и до рассвета таращился в темноту, ожидая нападения таинственных чудовищ.

Утром Роману довелось узнать, кто был его ночным гостем. Огромный черный бык пасся неподалеку. Еще недавно он принадлежал кому-то из жителей сгоревшей деревни, теперь же, никому не нужный, оказавшись на воле, не знал, что делать, и просто шатался по лесу.

Учуяв в свежем ночном воздухе знакомый запах человека, он пошел к нему навстречу, в надежде, что его так резко переменившаяся жизнь вновь пойдет по-старому, но вместо этого получил ощутимую рану в бок, хотя не опасную, но все же очень неприятную и приносящую постоянную, ноющую боль.

Роман, увидев, с кем ему пришлось сразиться ночью, разразился смехом. Правильно говорил деде Макар: «У страха глаза велики!» Отсмеявшись, мальчик собрался и зашагал дальше. Много ночей пришлось ему провести еще в лесу. Но более не испытывал Роман прежнего страха – помнил про несчастного быка.

Дорога, которой держался Роман и на которую он время от времени выходил, вела путника мимо сожженных, обезлюдевших деревень, мимо покинутых полей, на которых поспевала рожь. За все время не попалось Роману ни одной живой души. Лишь раз промелькнул вдалеке отряд татарских всадников на горячих конях.

Роман не знал даже, в каком направлении он движется, а шел отрок уже довольно долго. Уже давно кончились съестные припасы, захваченные с собой из дому, и теперь перебивался путник тем, что удавалось добыть в лесу. Грибы, ягоды да редкая дичь, которую удавалось Роману подстрелить из лука, утоляли его голод.

Роман начал задумываться над тем, как трудно придется ему, когда нагрянут холода. Порой отрок жалел о том, что так опрометчиво отправился в далекий путь один-одинешенек, и даже, в минуту слабости, хотел повернуть назад, но побоялся заблудиться, не сыскать обратной дороги, да и возвращаться ни с чем казалось ему обидным и позорным. Вот, молвят, ходил-ходил, а ничего не сыскал, только припасы подъел и сразу струсил!

Неизвестно, что сталось бы с Романом, если бы он не встретил в лесу добрых людей. Быть может, сгинул бы мальчишка в чаще от голода и холода, разодрали бы его дикие звери. Но, видно, не судьба была Роману умереть так рано. Как-то, проходя светлой березовой рощей, услышал он голоса. Приглядевшись, увидел и мелькающие средь деревьев одежды. Роман весь обратился в слух: может, татары? На них, правда, не похоже – в лес они забредают редко, стараются дороги держаться, но кто знает, вдруг все же они?

Но речь, доносящаяся до Романа, была русской, а потому, преодолев страх, Роман пошел навстречу людям.

Вскоре его глазам открылась следующая картина: на поваленном стволе дерева сидели трое монахов, одетых в грубые, домотканые ризы. Их нехитрое добро, завязанное в узлы, лежало рядом. Все говорило о том, что монахи, так же как и Роман, в пути находятся уже давно – ризы их были потрепаны, а обувь совсем разбита.

Услышав шорох, монахи разом обернулись. В руке одного из них Роман увидел большой охотничий нож. И так уверенно держал это оружие служитель Божий, что было ясно – люди это самостоятельные, не только с молитвой обращаться умеют!

Соображал монах тоже неплохо: поняв, что перед ним не враг, а всего-навсего отрок, и опасности он не представляет, священнослужитель мгновенно опустил руку, приготовленную для броска.

– Доброй вам трапезы, – произнес Роман и с удивлением прислушался к своему голосу. Давненько же он с людьми не разговаривал, так и вовсе разучиться недолго!

– И тебе добрый день, – ответил тот самый монах, что лихо управлялся с ножом. – Подойди, раздели с нами, что Бог послал, не побрезгуй, – продолжил он, оглядев Романа с ног до головы.

Второй раз приглашать Романа нужды не было. Он присел рядом с черноризцами на поваленное дерево и с жадностью набросился на хлеб, по которому истосковался за долгие недели пути. Из своего узелка Роман достал куски вяленого зайца, пойманного несколько дней назад, и присоединил его к монашеским нехитрым припасам.

– Как звать тебя, отрок? Куда путь держишь? – поинтересовался все тот же монах.

– Зовут меня Романом, – ответил тот невнятно, поскольку рот его был забит. – А иду я в Новгород.

– В Новгород? – удивленно переспросил монах. – Отчего же столь странными путями ты пробираешься в этот город?

– Что ж в том удивительного? – храбро спросил Роман, но сердце у него застыло от предчувствия открытия им самим сделанной страшной ошибки.