Дети капитана Гранта (худ. В. Клименко) - Верн Жюль Габриэль. Страница 37

Саладеросы отправляются за животными в коррали; они ловят их там при помощи лассо, которым владеют с большой ловкостью, отводят в саладеро и здесь быков, волов, коров, овец убивают сотнями, сдирают с них шкуру и разделывают на туши. Но нередко бывает, что быки сопротивляются. Тогда саладеросы превращаются в тореадоров. Эту опасную работу они выполняют изумительно ловко и чрезвычайно жестоко. Вообще эта резня представляет ужасное зрелище. Ничего не может быть отвратительней окрестностей саладеро. Из этих страшных загонов, насыщенных зловонными испарениями, доносятся свирепые крики саладеросов, зловещий лай собак, протяжный вой издыхающих животных, а урбусы и орасы, эти огромные грифы аргентинских равнин, тысячами слетевшиеся издалека, вырывают в это время у саладеросов еще трепещущие внутренности их жертв.

Но сейчас в этих бойнях царили тишина, покой и безлюдье. Час грандиозного убоя еще не пробил.

Талькав торопил отряд. Он хотел в тот же вечер попасть в форт Независимый. Лошади, подгоняемые седоками и увлеченные Таукой, мчались среди высоких злаков. По пути всадникам попадались фермы, окруженные зубчатыми изгородями и защищенные глубокими рвами. На кровле каждого главного дома фермы имелась терраса, с которой обитатели, всегда готовые к бою, могли вести перестрелку с разбойниками.

Гленарвану, быть может, удалось бы получить на этих фермах сведения, которых он добивался, но безопаснее было доехать до селения Тандиль. Поэтому всадники, нигде не останавливаясь, поехали дальше. Переправились вброд через две речки: Рио-Уэсос и несколькими милями дальше — Рио-Чапалеофу. Вскоре горная цепь Тандиль развернула под ногами лошадей зеленые скаты своих первых уступов, и спустя час в глубине узкого ущелья показалось селение, над которым царили зубчатые стены форта Независимый.

Глава двадцать первая. ФОРТ НЕЗАВИСИМЫЙ

Сьерра-Тандиль возвышается над уровнем моря на тысячу футов. Эта горная цепь образовалась в первобытные времена, задолго до появления органической жизни на земле, видоизменяясь под влиянием подземного жара. Она состоит из чередующихся полукруглых гнейсовых холмов, поросших травой. Округ Тандиль, носящий имя этой горной цепи, занимает всю южную часть провинции Буэнос-Айрес и разграничивается отлогостью, по которой стекают, по направлению к северу, ручьи, берущие свое начало на ее скатах.

Население округа Тандиль состоит приблизительно из четырех тысяч жителей. Административный центр его — селение Тандиль ютится у подошвы северных склонов гор, под защитой форта Независимый. Протекающая здесь речка Чапалеофу придает селению довольно живописный вид. Селение отличалось одной особенностью, о которой не мог не знать Паганель: его жители состоят из французских басков 45 и колонистов-итальянцев. Действительно, французы первые основали колонии по нижнему течению Ла-Платы, а в 1828 году для защиты новой колонии от частых нападений индейцев, которые отстаивали свои владения от чужеземцев, французом Паршаппом выстроен был форт Независимый. В этом деле ему помог знаменитый французский ученый Алсид д'Орбиньи, который превосходно знал, изучил и описал эту часть Южной Америки.

Селение Тандиль — довольно важный торговый пункт. На его «галерах» — высоких двухколесных телегах, запряженных волами и очень удобных для передвижения по дорогам равнины, — добираются до Буэнос-Айреса в двенадцать дней, поэтому население поддерживает с этим городом оживленную торговлю. Жители Тандиля возят туда на продажу скот из своих эстансий, соленое мясо из своих саладеро и очень своеобразные изделия индейской промышленности, как-то: бумажные и шерстяные ткани, изысканные плетения из кожи и тому подобное. В Тандиле имеются, не считая некоторого количества довольно комфортабельных жилых домов, также школы и церкви, чтобы люди не прослыли невеждами как в жизни земной, так и в жизни небесной.

Рассказав обо всех этих подробностях, Паганель добавил, что в Тандиле, несомненно, удастся получить интересующие их сведения от местных жителей; к тому же в форте всегда находится гарнизон национальных войск. Итак, Гленарван распорядился поставить лошадей на конюшне довольно приличной на вид фонды 46, затем Паганель, майор, Роберт и он в сопровождении Талькава направились в форт Независимый.

Поднявшись немного в гору, они оказались у крепостных ворот, весьма небрежно охраняемых часовым-аргентинцем. Он пропустил путешественников беспрепятственно, что доказывало либо чрезвычайную беспечность, либо его полнейшую уверенность в безопасности здешних мест.

На площади крепости происходило строевое ученье, самому старшему из солдат было лет двадцать, а самому младшему не более семи. По правде говоря, что была дюжина детей и подростков, довольно ловко упражнявшихся в фехтовании. Форменная одежда их состояла из полосатой сорочки, стянутой кожаным поясом. Ни панталон, ни коротких, до колен, штанов, ни коротких шотландских юбок и в помине не было. Впрочем, при такой теплой погоде можно было свободно позволить себе так легко одеваться. Паганель сразу составил себе хорошее мнение о правительстве, не растрачивающем зря государственные средства на всякие галуны. Каждый вооружен был ружьем и саблей, но ружье было слишком тяжело, а сабля слишком длинна. Все были смуглые и походили друг на друга, равно как и обучающий их капрал. Это, по-видимому, были, как впоследствии и оказалось, двенадцать братьев, которых обучал строевой науке тринадцатый.

Паганель не удивился. Будучи посвящен в местную статистику, он знал, что среднее количество детей в семье здесь обычно бывает более девяти, но его чрезвычайно изумило то, что юные воины маршировали как французские солдаты, ловко выполняя основные двенадцать приемов зарядки ружей, и что капрал отдавал порою команду на родном языке географа.

— Вот это оригинально! — промолвил он.

Но Гленарван явился в форт Независимый не для того, чтобы глазеть на то, как какие-то мальчуганы упражняются в строевом искусстве; еще менее интересовали его их национальность и происхождение. Поэтому он не дал Паганелю возможности вдосталь налюбоваться ими, а попросил его вызвать коменданта. Паганель передал эту просьбу капралу, и один из аргентинских солдат направился к домику, служившему казармой.

Спустя несколько минут появился сам комендант. Это был человек лет пятидесяти, еще крепкий, с военной выправкой. У него были жесткие усы, выдающиеся скулы, волосы с проседью, повелительный взгляд. Такова была внешность коменданта, поскольку можно было судить об этом сквозь густые клубы дыма, вырывавшиеся из его короткой трубки. Его походка и своеобразная манера держаться напомнили Паганелю старых унтер-офицеров его родины.

Талькав, подойдя к коменданту, представил ему Гленарвана и его спутников. В то время как Талькав говорил, комендант так пристально вглядывался в Паганеля, что это могло смутить любого посетителя. Ученый, не понимая, в чем дело, хотел было попросить у него объяснений, когда тот бесцеремонно взял Паганеля за руку и радостно воскликнул по-французски:

— Вы француз?

— Да, француз, — ответил Паганель.

— Как я рад! Добро пожаловать! Милости просим! Я тоже француз! — заявил комендант, изо всех сил пожимая руку ученого.

— Это ваш друг? — спросил майор географа.

— Конечно! — ответил тот не без гордости. — У меня имеются друзья во всех пяти частях света.

Не без усилий освободив руку из клещей, чуть не раздавивших ее, он заговорил с богатырем-комендантом. Гленарван охотно направил бы разговор на интересующую его тему, но вояка принялся рассказывать свою историю и отнюдь не был склонен остановиться на полпути. Видимо, бравый малый уже так давно покинул Францию, что почти забыл родной язык — если не самые слова, то обороты речи. Он говорил примерно так, как говорят негры во французских колониях.

Комендант форта Независимый оказался сержантом французской армии, бывшим спутником Паршаппа. Со времени основания форта, то есть с 1828 года, он не покидал этих мест и в настоящее время состоял комендантом форта с согласия аргентинского правительства. Это был баск, лет пятидесяти, по имени Мануэль Ифарагер, — как видим, почти испанец. Спустя год жизни в Тандиле сержант Мануэль натурализовался, вступил в ряды аргентинской армии и женился на достойнейшей индианке. Скоро жена подарила ему двух близнецов — разумеется, мальчиков, ибо достойная спутница жизни сержанта никогда не позволила бы себе подарить ему дочерей. Для Мануэля не существовало на свете профессии, кроме военной, и он очень надеялся со временем и с божьей помощью преподнести республике роту юных солдат.