Ставка на проигрыш (с иллюстрациями) - Черненок Михаил Яковлевич. Страница 26

Жалея, что нельзя посветить фонариком, который лежал в кармане плаща, Антон боком протиснулся в приоткрытую створку ворот и, пригнувшись, неслышно двинулся между могильными оградками к березе, укрывающей густыми ветвями могилу Гайдамакова. Шел как по краю обрыва, опасаясь взглянуть под ноги. Чтобы дождь не бубнил в ушах, осторожно снял с головы капюшон плаща. Вода противными струйками потекла за ворот, но от напряжения почти не чувствовалось ее холода.

Добравшись до березы, осторожно огляделся и затаил дыхание — у противоположного конца надгробной плиты чернела дыра подкопа. Прикрывавшая ее днем кучка хвороста горбилась рядом с бугром нарытой земли. А бугор этот постепенно рос, кто-то размеренно, лопату за лопатой, выбрасывал из могилы землю.

Дождь постепенно стал утихать. Тревожно шумела листьями старая береза. Прижавшись к ее корявому стволу, Антон напряженно посмотрел на возвышающийся справа памятник — ему показалось, что за оградой памятника кто-то шевельнулся. «Неужели Слава изменил намеченный план… Почему?..» — тревожно закрутилось в мыслях. Антон впился взглядом в промозглую темень, но разглядеть ничего не смог.

Дождь прекратился разом. Облака заметно поредели, и на какое-то время среди их рваных клочьев высветилась луна. Первоначальное напряжение у Антона прошло, однако чувство, что за памятником кто-то прячется, не исчезало. Антон сосредоточенно прислушался. Миновало не меньше минуты, прежде чем слух уловил глухую возню, доносящуюся из могилы Гайдамакова. Ошметки земли перестали оттуда вылетать. В могиле что-то хрустнуло. От возникшего опять напряжения застучало в висках. Затекли ноги. Стараясь быть незамеченным со стороны памятника, Антон чуть-чуть сменил положение. Время тянулось медленно, словно вечность…

Неожиданно из могилы послышался такой громкий хруст, что Антону показалось, будто там ломают кости. Возня утихла. Не отрывая взгляда от подкопа, Антон про себя стал отсчитывать секунды. Где-то на третьей сотне в разрытой дыре кто-то шевельнулся. Оттуда вытолкнули что-то похожее на большой глиняный кувшин, и на поверхность стал выбираться бородатый мужчина. Раскисшая от дождя земля скользила у него под руками, но он, словно напуганный медведь, подминал ее под себя, поднимаясь из могилы все выше и выше. От подкопа до березы, за которой находился Антон, было не больше трех метров, и Антону послышалось натужное, усталое сопение. По спине неприятно пробежали мурашки. Антон нащупал в кармане плаща пистолет и передвинул головку предохранителя на боевой взвод.

Вылезший из подкопа устало присел на корточки. Затравленно оглядевшись, принялся отряхивать одежду. Его облик показался Антону очень знакомым, но темные облака опять спрятали луну, и разглядеть что-либо толком стало невозможно. На какое-то мгновение Антон подумал, что это старик, однако, судя по широким плечам и цепкой настороженности рослой фигуры, понял, что задержать такого «старика» будет не так-то просто.

Кое-как отряхнувшись, бородатый торопливо спрятал отрытый из могилы кувшин в мешок, еще раз огляделся, явно намереваясь уходить. Ждать больше было нечего. Антон шагнул влево и, держа перед собою пистолет, требовательно спросил:

— Что вы здесь делаете?..

Дальнейшее произошло молниеносно. Бородатый ошарашенно присел, будто над его головой внезапно ударил трескучий разряд грома, бросил мешок и прыжком кинулся на Антона. Завязалась борьба. Бородатый изо всех сил тянулся к пистолету. Стараясь не уступить ему, Антон сделал сильный рывок вправо, запнулся за надгробную плиту и, падая, почувствовал на себе тяжесть грузного тела.

От перенапряжения палец нажал на спусковой крючок. Резко ударил выстрел. Пуля цокнула о гранитную плиту и, певуче заныв, рикошетом унеслась над памятником в сторону Березовки. В тот же момент возле памятника что-то затрещало, словно с разбегу кто-то натолкнулся на подгнивший крест. Послышался топот. Антон, изловчившись, заломил левой рукой правую руку бородатого и ударом колена из-под низа перевернул противника на спину.

На помощь подбежал запыхавшийся Слава Голубев.

— Управлюсь!.. — крикнул ему Антон. — За памятником… кажется, еще один…

Голубев, ни слова не говоря, ринулся в темноту, и Антон почувствовал, как сразу обмякло тело противника.

— Пусти… Игнатьич… — послышался усталый голос Ивана Серапионовича Глухова. — За другого тебя принял… Невиноватый я…

Глава XXIII

Укрытая промозглой ночью, мирно спала Березовка. Лишь в окнах колхозной конторы горел электрический свет. Второй час Антон Бирюков допрашивал старика Глухова. Был тот случай, когда задержанный с поличным, понимая бесполезность запирательства, дает самые откровенные показания, стараясь хотя бы этим уменьшить свою вину.

…Трудолюбивым, но очень уж невезучим человеком был коренной березовский мужик Серапион Глухов. Много раз пытался он поставить свое хозяйство на ноги, но всегда терпел неудачу. В 1916 году, пострадав от пожара, вынужден был наняться в работники к пятидесятилетнему отставному штабс-капитану Петру Григорьевичу Гайдамакову, державшему в Березовке трактир и паром на Потеряевом озере.

Жил Гайдамаков бобылем и, кроме прислуги да Серапиона, нанял вскоре еще одного работника — молодого, красивого парня, прозванного за ухарский вид Цыганом. В повседневной работе Цыган старанием не выделялся, но, когда брал в руки гитару или, прихлопывая в ладоши, начинал отстукивать «Цыганочку с выходом», тут уж равных ему не было!.. В том же, шестнадцатом году по осенней распутице укатил трактирщик проведать свою родню, оставленную на Украине, а вскоре вернулся в Березовку с молоденькой красавицей Елизаветой Казимировной.

Сумеречным февральским вечером 1917 года Серапион Глухов растапливал в хозяйском кабинете изразцовый камин. Сам Гайдамаков подошел к одному из окон, чтобы задернуть бархатную штору, перед тем как засветить лампу-«молнию». Начавшаяся с утра безобидная поземка теперь вихрила разгулявшимся бураном. В мутно-сером месиве снега нельзя было разглядеть даже паромный причал, обычно видимый из окна как на ладони.

Настроение Гайдамакова было сумрачным, под стать погоде. Невеселые, тревожные вести привозили в Березовку ямщики. Слухи распространялись один страшнее другого, и если верить им, то в России приближалось что-то страшное, похожее на библейский конец света. В долгие зимние вечера отставной штабс-капитан любил посумерничать с ночлежными постояльцами, стараясь разобраться в правдивости «расейских» новостей. Однако в последнее время и почтовые и купеческие подводы почти переставали останавливаться в Березовке. Наскоро перекусив в трактире, ямщики, не считаясь с усталостью лошадей, гнали к китайской границе и с такой же торопливостью возвращались обратно.

Задумчиво постояв у окна, Гайдамаков потянул было за штору, но внимание его привлекли две добротные кошевы, въехавшие на постоялый двор. По тому, как ямщики не стали распрягать взмыленных лошадей, а лишь, ослабив подпруги, надели им торбы с овсом, трактирщик догадался, что и на этот раз постоялые комнаты в его доме останутся пустыми. Заглядевшись на породистых лошадей, он вдруг окликнул работника:

— Серапион!.. Подойди на минуту.

Глухов подошел к хозяину и посмотрел в окно.

— Узнаешь?.. — не отрывая взгляда от лошадей, спросил Гайдамаков.

— Будто кухтеринские, из Томска, — ответил Серапион. — Куда спешат в такую непогодь?..

— Похоже, на восток, к Китаю… Бегут как крысы с тонущего корабля…

В кабинет неслышно вошла юная Елизавета Казимировна. Зябко пожав плечами, она тоже с любопытством стала смотреть, как из саней, неловко путаясь в длиннополых овчинных тулупах, выбираются седоки. Четкие брови ее вдруг изогнулись.

— Смотри, Петя, в каждой подводе по уряднику с ружьем. Золото везут, что ли?..

Гайдамаков, легонько чмокнув молодую супругу в висок, заторопился встречать неожиданных гостей. Глухов пошел следом за хозяином. Когда они спустились со второго этажа в трактирный зал, проворный Цыган уже помогал вошедшим снимать тулупы. Завидев трактирщика, один из приехавших низко поклонился и, потирая озябшие руки, поздоровался: